Почему стражи советской идеологии из КГБ копали под певца коммунизма? Потому, что коммунизм им был уже не нужен, они были одержимы о-х-р-а-н-и-т-е-л-ь-с-т-в- о-м: в них Система защищала самое себя — и только, не более того. Идеология коммунизма, которую исповедывал автор в «Таис Афинской», их нисколько не интересовала, отброшенная идеологией охранительства. И если бы не последовало на Ефремова доносов, то в КГБ пришлось бы проявлять инициативу самим. Ведь коммунизм, проповедуемый Ефремовым, идеологически подрывал охранительство, ибо требовал перемен. Об этих переменах Ефремов немало сказал — в тексте между строк — своей литературной критики, фантастики и публицистике. Эти высказывания были по меньшей мере чужды идеологической контрразведке КГБ, если не прямо враждебны. Не зря «Час быка» даже текстуально перекликается с ключевыми формулами перестройки (сколь бы трагично мы ее ни оценивали сегодня, эту горбачевскую неудачу).

Так вот: отменяет ли нынешняя идеология Российского правового строя и рыночного хозяйства с его несомненным «возвращением» к капиталистической экономике, — отменяет ли нынешняя идеология Ефремовскую устремленность в Утопию? Нет и нет! Потому что в этой Утопии важна не Система, а краеугольный принцип: осуществить раз и навсегда в истории человечества общество социальной справедливости. В этом Ефремовский утопизм, как был он противоположен советской системе, так и сделался несовместим с нынешней действительностью «блошиного рынка», где за доллары продается всё, презирая любые общечеловеческие ценности. Я не знаю, как будет завтра, куда пойдет российская жизнь, к человеку или вцепится друг другу в глотку богач с нищим, как уже было везде и в России тоже. Но что Ефремовская утопия непримирима к такой возможности, — в этом нет никакого сомнения. И в этом — будущее за книгами Ивана Ефремова.

Мне известна только одна попытка нашей фантастики всерьёз обратить внимание на управление обществом как на проблему первостепенной важности — «Туманность Андромеды» Ивана Ефремова, хотя в романе отсутствует идея обратной связи, стержневая в вопросе саморегуляции. Впрочем, отсутствует она и в романе А.Богданова «Красная звезда»: он осознал её как науку, но не представлял как писатель. Так или иначе, более поздний советский роман о коммунизме хотя бы выдвигал эту проблему, о которую расплющилась, не заметив, наша вековая история Российского социализма. Дело в том, что проблема саморегуляции, саморазвития, предусмотренная — только на словах, а в реальности задавленная — на политическом уровне социалистической идеи. Эта проблема остаётся пустым звуком, если не реализуется в экономической самодеятельности общества, когда центр отдаёт команды и распоряжения, т.к. не в силах предусмотреть всего на местах, а только увязывает, согласует, информирует, координирует. Для так называемого Центра вопроса саморегуляции просто не существовало, да и невозможно было принять к обсуждению что-либо, не отвечающее интересам абсолютной диктатуры, с которой мы прожили советскую эпоху. Между тем судьба коммунистического мира — она неизбежно вторгалась в роман о социальном будущем — непременно приводила к этой проблеме, вопреки интересам диктата. Когда не будет государства, кто, что, каким образом будет управлять всей сложностью людского мира? Такой вопрос только и мог быть поставлен теоретически в художественных произведениях в стране, где диктатура (и диктатура личности в том числе) нисколько не была заинтересована ставить его как проблему практическую. Диктатор потому и диктатор, что не способен задуматься над вещами, хоть сколько-нибудь затрагивающими его самовластье.

Впервые в отечественной фантастике идея управления будущим обществом, никак не стеснённым государством в современном понимании, управления без принуждения, только в силу самосохранения живой системы, существующей единственно ради человека, — впервые, я уже говорил, эта идея проблеснула в романе известного философа и политического деятеля Александра Богданова «Красная звезда». И что же? Только в одной-единственной нереволюционной рецензии на неё походя обратили внимание, разумеется, без каких-либо последствий. А ведь как много оказалось упущено — именно тогда, на заре советской власти! За много лет до Норберта Винера Александр Богданов сформулировал краеугольные постулаты кибернетики, которую ныне часто называют наукой об управлении. В том числе и принцип обратной связи в саморегулирующихся системах, каковыми являются и отдельный человеческий организм, и целое человеческое общество. Я думаю, кибернетику поспешили обозвать буржуазной лженаукой как раз потому, что вместо самовластного произвола (по научному волюнтаризма) она обосновывала строгие непреложности управления любыми системами, общественными — тем более, ибо они самые сложные, независимо от их идеологической обозначенности, и тем самым выводила любую диктатуру — в том числе от имени коммунизма — за пределы научного сознания. И кто знает, к каким высотам пришло бы после НЭПовское общество в Советском Союзе, если бы госрегуляция рыночных отношений началась — и продолжалась — у нас, а не в США, если бы она пошла по высокой и строгой науке и не была задавлена «потом и кровью» (как предполагал первоначально назвать свой роман о коллективизации в деревне «Поднятая целина» Михаил Шолохов).

Вот на какие размышления наводят иные страницы истории советской социальной фантастики. Через эту призму просматриваются глубинные, коренные причины Великого эксперимента, как назвал его Герберт Г.Уэллс с присущей его высказываниям о нас сочувственной, но всё же иронией; эксперимента, задуманного во благо людей и обернувшегося такой жестокой и страшной вивисекцией.

Мы говорили о регуляции экономики — и можно, казалось бы, возразить: не хлебом единым… Если бы бедность сделала нас человечнее! В ГУЛАГе стиралась в пыль душа народа. Жизнь человеческая упала в цене до нуля, особенно — жизнь лучших из нас. Естественно (и противоестественно в то же время), что Человек в коммунистическом мире, каким его рисовала советская социальная фантастика, служил «живым укором» совковой обыденности. Контраст не мог не вызвать у власть предержащих постоянного раздражения. Мы отвергали подвиги маоистов-хунвейбинов, будто сами не ставили в эти три четверти века на тот же «идеал», то силами КГБ, то, когда надо, разнуздывая толпу…

«Весь мир насилья мы разрушим!» Слом старой госмашины был громадной ошибкой! Если бы мы ещё знали, какая нужна новая машина! Сломали, взамен поставив Советы — барачного типа времянки, которые подмял партаппарат. Ленин носился с советами — но так и не донёс — выкидыш получился. Командная система получила дрянной механизм, который партия к тому же заблокировала. Самодеятельность в эпоху энергии и компьютеров!

А разве, если уж позарез нужна революция, нельзя было силой заставить работать старый аппарат? Всё равно ведь пошло насилие, только более жестокое и грубое. Получили аппарат управления, пребывавший под прессом страха. Нетерпение! А ведь сами же большевики, мы, считали нетерпение мелкобуржуазным пороком…

Раз уж мы начали говорить правду о прошлом, ради правды о настоящем и будущем, нам непременно необходим и наш советский роман о коммунизме — необходим как звено литературной традиции, которая свяжет фантастику прошлых времён с фантастикой будущей. Посмотрите на эти лотки, заполненные книгами новейшего выпуска: добрая половина фантастики. И ничего не значит, что царят ныне иностранные имена. Придёт время российских авторов, и кто напророчит сегодня, что завтра не нужен роман о лучшем будущем новой России…

От первых пятилеток к космической эре

Сегодня уже не надо доказывать, что современная научная фантастика — развитая ветвь отечественной литературы, отличающаяся не только широтой тематического спектра, но и многообразием форм и творческих индивидуальностей. Однако когда речь заходит о научно-фантастической литературе довоенного времени и послевоенных лет, то, как правило, в памяти всплывают лишь имена Алексея Толстого, с его «Аэлитой» и «Гиперболоидом инженера Гарина», да Александра Беляева — несколько его наиболее популярных романов и рассказов. Вот, в основном, и все, что знает об этом времени средний читатель.

Читатель, по-своему, прав: ему даже в голову не приходят многие имена, не заслуживающие забвения. В подавляющем большинстве их книги малодоступны, сохранились только в крупнейших библиотеках да в собраниях коллекционеров. Булгаковскому Воланду с «высот его демонического могущества легко было говорить: „Рукописи не горят!” Еще как горят! Забытые ныне книги отдавали свое последнее тепло в „буржуйках” блокадного Ленинграда, уходили в мир иной от ветхости, эти дешевенькие томики в мягких обложках, напечатанные на рыхлой бумаге тех лет. А было их немало…

Даже самый приблизительный подсчет, сделанный библиографом НФ, ныне покойным Б.Ляпуновым, показывает, что до начала 50-х годов различными отечественными издательствами было выпущено в свет около двух с половиной сотен книг советских фантастов. И это неудивительно. «Революция смела в нашей стране мир старый, капиталистический; новый мир, социалистический; только-только зарождался. И естественно было стремление молодых советских литераторов, с одной стороны, окончательно „разделаться” с мировым капитализмом, показать полнейшую и всестороннюю его несостоятельность, а с другой стороны, — представить как можно ощутимее радостный мир будущего».[89] (С позиций сегодняшнего дня к идее «полнейшей и всесторонней несостоятельности капитализма» можно отнестись с сарказмом или, если угодно, с грустной улыбкой — однако, как говорится, время было такое. Мимоходом можно задаться, вопросом: что это было? Искренний энтузиазм верящих в провозглашенные идеалы молодых и наивных? Циничный заказ системы, которую обслуживала литература и которая с руки кормила публикуемых авторов? Или же это был эзопов язык мудрецов, исхитряющихся в условиях цензуры и идеологического прессинга донести до читателя желаемое? Не впадая в категоричность, я бы осторожно ответила — первое имело место, и второе, и третье… — Е.В.).

Этот обоюдный — читательский и писательский — интерес к НФ не могли не учитывать в своей практике издательства. И потому, когда в 1933 году был образован Детгиз, в портфеле его, наряду с различными художественными, научно-популярными, публицистическими и прочим произведениями, неизбежно оказалась фантастика.

Более того: Детгиз (наряду с Молодой гвардией) сделал для развития этой молодой ветви советской литературы больше всех. Именно в изданиях Детгиза увидели свет произведения Г.Адамова («Победители недр» — 1937, «Тайна двух океанов» — 1939; «Изгнание владыки» — 1946); С.Беляева («Истребитель-2Z» — 1939, «Десятая планета» — 1945, «Приключения Сэмюэля Пингля» — 1945); В.Брагина («В Стране Дремучих Трав», 1948); Г.Гребнева («Арктания» — 1938); И.А.Ефремова («Тень минувшего» — 1945, «Звездные Корабли» — 1948, «Алмазная труба» — 1954); А.П.Казанцева («Пылающий остров» — 1941); И.Нечаева («Белый карлик» — 1943), Н.Плавилыцикова («Недостающее звено» — 1945); М.Розенфельда («Ущелье алмазов» — 1936; «Морская тайна» — 1937) и других авторов, только перечень которых занял бы, наверное, не одну страницу.

В довоенные годы Ленинградское отделение Детгиза не могло похвастать особыми успехами в издании отечественной НФ (большая часть ее выходила в Леноблиздате, Советском писателе, Кооперации, Радуге и так далее). Однако и в его активе были такие книги, как «Необыкновенные приключения Карика и Вали» Я.Ларри (1937) — одно из лучших произведений популяризаторской НФ, адресованных детям младшего и среднего возраста, выдержавшее о тех пор множество изданий, или «Звезда КЭЦ» А.Р.Беляева (1940). Зато в 50-е годы именно вокруг Ленинградского отделения Детгиза начала концентрироваться новая генерация ленинградских писателей-фантастов.

В 1955 году вышла научно-фантастическая повесть первого — после кончины Александра Беляева — и единственного тогда в Ленинграде фантаста Г.Мартынова «220 дней на звездолете»; два года спустя за неё последовала вторая — «Каллисто». Еще через два года в сборнике «Ночь у Мазара» дебютировал как фантаст А.Шалимов… Постепенно, «благодаря энтузиазму критика С.Полтавского и сотрудников Ленинградского отделения Дома детской книги О.Хузе и В.Макаровой, возникла поначалу небольшая группа литераторов, увлеченных научной фантастикой… Комиссия по научно-популярной литературе Ленинградской писательской организации была преобразована в Комиссию по научно-популярной и научно- фантастической литературе, а затем и в самостоятельную секцию, уже более полутора десятилетий объединяющую не только членов Союза писателей, но и многочисленный творческий актив. За эти годы постоянной печатной базой литераторов-фантастов стали коллективные сборники Лениздата и Ленинградского отделения издательства Детская литература[90]. Впрочем, многие произведения публиковались только на страницах различных периодических изданий, не попадая в антологии и не объединясь в авторские книги, — такова уж была специфика положения НФ в предшествующие перестройке десятилетия, специфика, позволившая энтузиасту фантастики Виталию Бугрову создать даже отдельную библиографию, озаглавленную им „Затерянные в периодике”. Все эти произведения, сведенные воедино, и дали основание ленинградским „фантастоведам” Евгению Брандису и Владимиру Дмитревскому ввести в литературный обиход понятие „ленинградскою волны”.

Кстати, несколько слов о литературной критике. Ведь хорошая критика — неотъемлемая часть настоящей литературы. В книгах Е.Брандиса, выпущенных издательством «Детская литература», наряду с работами москвича К.Андреева, начиналась серьезная отечественная жюльверниана. Совместно с В.Дмитревским Е.Брандис написал очерк жизни и творчества Ивана Ефремова «Через годы времени» (1963). В Ленинграде создавались исследования по истории русского советского научно-фантастического романа и рассказа. Ленинградец А.А.Урбан — автор одной из первых книг, обобщивших современное состояние жанра («Фантастика и наш мир», 1972). Ленинградское отделение Детской литературы неоднократно помещало на страницах своего сборника «О литературе для детей» статьи о различных проблемах НФ, а выпуск 1960 года был даже посвящен этим проблемах полностью. Такую инициативу издательства трудно переоценить, ибо она хоть частично компенсирует отсутствие у нас до сих пор словаря писателей-фантастов, современного рекомендательного указателя (известная книга Бориса Ляпунова «В мире мечты» сегодня уже не восполняет этого пробела).

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ОБРАНЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату