Итак, «ленинградская волна»… Несмотря на то, что значительная ее часть выплеснулась на библиотечные полки и прилавки магазинов не из Детгиза, все равно представляющие ее книги и авторы почти все могут быть включены в круг детского чтения. Потому что — за сравнительно редкими исключениями — современная отечественная НФ стала литературой со всевозрастным адресатом.

Для пояснения позволим себе одно отступление. Если 100 лет назад Жюль Верн, следуя принципу своего издателя П. Этцеля: «Мы должны учить и воспитывать, развлекая», адресовал свои «Необыкновенные путешествия» в первую очередь и почти исключительно детям, то сегодня НФ, как правило, обращается к читателю взрослому. Книги, предназначенные для детей (парадокс!), стали нынче редкостью. Без преувеличения можно пересчитать по пальцам: повесть С.Вольфа «Завтра утром, за чаем» (1974); в Москве — трилогия В.Мелентьева «Черный свет» (1973), трилогия Е.Велтистова о приключениях кибернетического мальчика Электроника «Победитель невозможного» (1975), дилогия А.Мирера «Дом скитальцев» (1976), серия повестей К.Булычева об Алисе и сборник повестей В.Малова «Академия „Биссектриса”» (1982)… Столь заметный дефицит собственно детской фантастики, конечно же, не может не вызвать беспокойства.

Но если изданий НФ для младшего возраста у нас почти нет, если книг для среднего возраста явно недостаточно, то с читателями старшего школьного возраста, подростками, дело обстоит совсем иначе. Ибо, как показывает опыт, за исключением отдельных, особенно сложных по языку, стилистике, идейно-философской тематике произведений (скажем, роман Г.Гора «Изваяние»), практически весь объем современной НФ доступен их восприятию.

Они не только читают такие казалось бы, «взрослые» произведения, как «Леопард с вершины Килиманджаро» или «Сказка королей» О.Ларионовой, «Открытие себя» В.Савченко, «Исток» или «Сторож брату моему» В.Михайлова, наконец, «Солярис», «Возвращение со звезд» или «Непобедимый» С.Лема, — не только читают, но и достаточно глубоко разбираются в их проблематике[91].

Эти обстоятельство, с одной стороны, позволяет утверждать всевозрастной характер современной отечественной НФ, а с другой — заставляет при любом разговоре о фантастике в детском чтении не упускать из внимания и самые что ни на есть не детские произведения. Тем более что деление НФ на эти возрастные категории зачастую приходится производить по чисто формальным признакам, условно.

Вернемся, однако, к ленинградским сборникам. Мы не случайно начали разговор именно с них, а не с авторских книг. Дело в том, что выстроенные в хронологической последовательности лениздатовские и детгизовские сборники НФ дают прекрасное представление о становлении и развитии этого жанра в Ленинграде, о динамике состава и творческого роста писателей-фантастов, о преобладавших в то или иное время тематике и жанровых особенностях.

Невозможно, конечно, на этих немногих страницах всесторонне, в деталях изложить творческую историю «Ленинградской волны». Это особая, большая задача, и мы здесь пока что отсылаем заинтересованного читателя к многочисленным предисловиям и послесловиям, журнальным и газетным статьям, обзорам Е.Брандиса и В.Дмитревского, А.Урбана, С.Лурье. Немало усилий вложили в создание литературно-критической летописи НФ и сами писатели-фантасты — братья Стругацкие, Г.Гор, И.Варшавский, А.Шалимов, которые выступали также с аналитическими интервью о современном состоянии своего жанра, по литературно-теоретическим проблемам. Интенсивность литературной критики писателей, нам думается, не случайна. Поначалу она восполняла нехватку такой литературы, а в дальнейшем обнаружилась насущная потребность осмыслить НФ не только исследовательски, извне, но и с точки зрения художника, изнутри.

То интересное движение отечественной НФ, которое бросается в глаза сегодня новыми формами, на наш взгляд, несомненно, явилось результатом новых подходов, нового осмысления «классических» проблем научно-фантастической литературы. Об этих взаимосвязанных тенденциях, о поиске новых форм и новых идей хотелось бы поговорить на примере «ленинградской волны», которая, заметим, всегда очень остро и чутко ощущала новые веяния и всегда шла в авангарде отечественной НФ.

Горизонты фантастической Ойкумены, открывшиеся в свое время с высот «Туманности Андромеды», казалось тогда бескрайними. Всеми нами владело ощущение, что каждая новая творческая экспедиция в ее просторы, каждая свежая книга приносит открытия одно невероятней другого: материки и невиданные звери, новые племена и загадочные культуры… И это действительно было так. Но вот постепенно идейно-тематический рельеф страны Фантазии оказался положен на карту; обозначились ее пределы (по крайней мере, доступные нам сегодня). И многими овладело чувство, что эпоха «великих географических открытий» уже позади. Пусть даже обозначились лишь пределы, на самой же карте все еще масса белых пятен, которых не касалось писательское перо. Но таково уж, видно, одно из коренных свойств человеческой натуры — ей нужны глубинная разведка, порыв и прорыв в неведомое. По крайней море, читатели всегда ждут этого от фантастики.

И когда романтика поиска вошла в будничные берега, оказалось важным не только то, что хотела открыть фантастика, но и как рассказать об этом, в каких литературных формах выразить свой образ Неведомого. Назрела потребность в развитии и обновлении накопленного фантастами литературного опыта. Те самые 70-е годы, когда много говорили о кризисе НФ (подразумевая, главным образом, ее идеи), тем не менее, были плодотворным периодом освоения научной фантастикой не свойственных ей прежде жанров, стилей и форм.

Например, образы и мотивы народной сказки были удачно применены братьями Стругацкими в пародийно-юмористической повести «Понедельник начинается в субботу» (1965). Они же создали новый поджанр, применив научную фантастику к классической схеме детектива в повести «Отель „У Погибшего Альпиниста”» (1970). Научно-фантастические мотивы и образы широко использует В.Шефнер в своей иронической, по сути дела нравственно-психологической прозе, в которой нередко присутствует притча. Значительная часть новелл И.Варшавского посвящена пародийному «разоблачению» штампов НФ. Появление в этот период, так сказать, самопародий внутри научно-фантастической литературы — оригинальное свидетельство ее внутренней зрелости. Ведь пародия всегда считалась признаком успеха.

Примечательно, что фантастика уже давно активно пробует силы в поэзии, драматургии, кино — в тех областях искусства, где раньше она была лишь редким гостем. Ленинградские поэты, М.Борисова, В.Шефнер, О.Тарутин, Л.Куклин, А.Крестинский, Л.Агеев, С.Орлов, не раз выступали в жанре научной фантастики. В Ленинграде впервые в нашей стране был издан целый сборник фантастической поэзии О.Тарутина «Зеница ока», а «Детская литература выпустила в свет его же фантастическую пьесу в стихах „Про человечка Пятью-Шесть”.

И если говорить о драматургии, то это не единственное явление: в том же ряду можно вспомнить, например, «Планету сто одиннадцать — двести» В.Воскобойникова или поставленную Ленинградским ТЮЗом пьесу Игнатия Дворецкого «Профессия Айзека Азимова».

Вспомним кинофильм «Сталкер», «Отель „У Погибшего Альпиниста”», «Чародеи», поставленные по сценариям братьев Стругацких. Симптоматична удача фильмов «Приключения Электроника» по сценарию Е.Велтистова или «Через тернии к звездам» и «Тайна третьей планеты» по сценарию Кира Булычева, которые удостоены Государственной премии СССР за 1982 год.

Заслуживают упоминания коллективные радиоповести ленинградских фантастов «Время кристаллам говорить» (1967), «Зеленые стрелы» (1976) и «Седьмой океан» (1977) — опять- таки выход фантастики в необычный для нее, нетрадиционный жанр…

Массированный прорыв научной фантастики за традиционные рамки эпической прозы был не только естественным освоением новых форм. Дело еще и в том, что фантастическая литература всегда стремится выразить свои художественные идеи неожиданным способом, в оригинальном ракурсе. Быть может, тем самым современная НФ старается преодолеть инерцию в решении многих своих же собственных «штатных» тем? За долгое время выработались определенные стереотипы, — например, стереотип космического романа, рассказов о роботах, стереотип в тематике социального будущего и искусственного интеллекта… Однако. как это бывает и в научном познании, нередко в выработанном тематическом пласте вскрываются новые богатые жилы.

Не так ли случилось, скажем, с космической фантастикой? За последние годы стало заметно известное охлаждение — и писателей, и читателей — к этой теме, на гребне которой поднялась «Туманность Андромеды». Еще задолго до космической эры писатели-фантасты отправляли своих героев в межпланетные странствия по Солнечной системе, описывая всяческие чудеса. Получалось так, что, едва-едва преодолев оковы земного притяжения, мы непременно встретим братьев по разуму и в изобилии польются поразительные открытия, от которых земная жизнь преобразится чудесным образом…

Но вот в 1961 году Юрий Гагарин совершил свой знаменитый полет; 8 лет спустя американские астронавты Нейл Армстронг и Эдвин Олдрин ступили на поверхность Луны. И что же? Почти ничего не изменилось в нашем обыденном мире. Удивительные открытия, принесенные автоматическими исследовательскими станциями, могут оценить, как правило, только ученые… И как-то сразу вдруг стало понятно, что сегодня главное делается еще на Земле. Как сказал Иван Жилин в повести братьев Стругацких «Стажеры»: «Главное всегда на Земле». На нашей планете еще столько неизведанного и столько неблагоустроенного! Чего стоит один Мировой океан, чье дно нам известно едва ли не меньше, чем поверхность Марса или Венеры. В жизни современного человека, всего человечества еще слишком много нерешенных проблем, о которых необходимо думать, о которых надо писать.

И фантасты из галактических далей стали постепенно возвратиться на грешную Землю. Однако это вовсе не возвращение назад. Это — «возвращение вперед». Вперед, ибо наметилась тенденция переосмыслять старые темы, еще недавно казавшиеся вчерашним днем НФ; на философском уровне, психологически углубленно исследовать темы, которые прежде она решала в популяризаторском ключе, в полуприключенческом жанре. В этом нам видится залог будущих достижений сегодняшней фантастики.

Если говорить, например, о космической теме, то она сыграла огромную роль в понимании того, что мы, дети планеты Земля, — экипаж гигантского звездного корабля, вечно несущегося в просторах Вселенной. Она заставила вспомнить старую истину о том, что, любуясь звездами и, тоскуя о них, человек попирает ногами Землю, которая тоже звезда…

Уже одно это объясняет, почему фантастика, вернувшись на Землю из бездны космоса, обратилась к глубинам человеческой души. А искусственный интеллект? Ведь это тоже один из органических для научной фантастики источников психологизма, — которого ей прежде так недоставало и который, по мнению космонавта Георгия Гречко, был присущ ленинградской школе фантастов наряду с ненавязчивым юмором, высокой требовательностью к литературному ремеслу. «Проистекает это, мне думается, оттого, что во главе ленинградской секции НФ литературы всегда стояли такие мастера слова и знатоки русской и зарубежной литературы, как Геннадий Гор, Лев Успенский, Евгений Брандис. Школу определяет не избранное направление, пусть даже архипрогрессивное, а тот мастер, Художник своего дела, который ее создает и закладывает ее традиции[92].

Еще сравнительно недавно правомерным казалось членение НФ на технологическую (сциентистскую), приключенческую, социальную, психологическую, условно-поэтическую, философскую и прочее. Сегодня, напротив, бросается в глаза взаимопроникновение, сращивание всех этих начал в рамках одного и того же произведения. К какому из традиционных поджанров отнести, скажем, «Жука в муравейнике» братьев Стругацких, «Сдвиг» А.Щербакова, «Картель» О.Ларионовой или «Мусорщиков планеты» А.Шалимова? В равной мере в каждом из этих очень несхожих произведений есть нечто от фантастического детектива, социальной утопии, предостережения, психологической фантастики; присутствуют даже элементы «твердой» технологической научной фантастики.

Быть может, в этом процессе синтеза формируется какой-то новый, обобщенный, генерализованный жанр, характеризующий новый уровень современной фантастики? С одной стороны, сращивание «твердой» НФ с условно-поэтической, с другой — сближение с реалистикой; истоки этого синтеза прослеживаются еще в поздних романах И.Ефремова. В этих сложных жанровых исканиях совершается поворот лучших образцов новейшей фантастики к человеческой личности, нравственному потенциалу человека.

Пафос космизации в научной фантастике

Научно-фантастическая литература порождена многогранным взаимодействием художественного творчества с научным. Справедливо тем не менее замечено, что вскормлена была она владычицей поэзии Евтерпой совместно с музой астрономии Уранией. Новелла Эдгара По о «Необыкновенных приключениях некоего Ганса Пфалля» (1835) в космосе обратила внимание братьев Гонкур на то, что нарождается литература нового типа; научно-фантастический жанр в современном виде начинался с дилогии Жюля Верна «С Земли на Луну» (1865) — «Вокруг Луны» (1867). Мотив путешествия в неземные приделы уходит в древнейший на памяти человечества ассиро-вавилонский, индийский, китайский, иранский эпос и вместе с тем выступает самой модерной темой научной фантастики нового времени. В русле космической тематики формировалось творчество крупнейших писателей-фантастов от Герберта Уэллса и Александра Беляева до Ивана Ефремова и Рэя Брэдбери. Межпланетный сюжет вдохновлял почти каждого сколько-нибудь известного представителя этого жанра в советской литературе. Мимо него не прошли и гости «страны фантазии», например Леонид Леонов в «Дороге на Океан» (1936), Владимир Тендряков в повести «Путешествие длиной в век» (1963).

В чем исток этой, уж конечно, не моды (мода приходит и уходит)? Чем объяснить то примечательное обстоятельство, что наш социальный

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ОБРАНЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату