что я не люблю красные розы. Пускай приносит желтые».
При этом воспоминании по спине снова побежали холодные мурашки. А говорят, что сны – обман. Глупость какая…
Ираклий Андронович ответил не сразу. Он вдруг сгорбился, опустил плечи, печально нахохлился. Наверное, обиделся. Да и кто бы не обиделся на его месте?
– Не обижайтесь! – попросила я.
Гость вздрогнул, пришел в себя, помотал головой.
– Прости, Маша, задумался. Нет, я не обиделся. Жаль, что раньше этого не знал. А я специально заказывал цветы из Абхазии, думал, что они ей нравятся…
– Розы чудесные, – поспешила я с утешением. – Я уже забыла, как пахнут настоящие живые цветы. У оранжерейных цветов запаха нет, сами знаете.
Ираклий Андронович не ответил. Его широко открытые глаза не отрываясь сверлили точку на противоположной стене.
Я побарабанила пальцами по столу, но гость не среагировал. Пора было выводить его из душевного столбняка. Я в последний раз стукнула пальцами по скатерти и спросила:
– Вы Теплякова знаете?
Ираклий Андронович оторвался от созерцания точки в пространстве. Посмотрел на меня, чуть нахмурился и уточнил:
– Художника?
– Ну, если его можно так назвать…
Ираклий Андронович засмеялся.
– Мы знакомы. А что?
– Значит, это вы его заставили вернуть мне деньги за картины?
– Почему заставил? – удивился гость. – Он сам понял, что должен вернуть! Картины-то не его! Значит, и деньги не его!
В глазах гостя замерцала хрустальная чистота, которой я отчего-то не поверила.
– Да, да, – пробормотала я. – Сам понял, значит… Очень трогательно…
Но гость продолжать тему не стал и миролюбиво спросил:
– Маша, у тебя есть записи маминых спектаклей?
– Конечно, – ответила я. – Какой вам нравится больше всего?
Ираклий Андронович подумал.
– «Дон Карлос».
Я прошла в кабинет. Достала из секретера диск с оперой, вернулась в гостиную. Вставила тонкую пластину в проигрыватель, включила воспроизведение и на цыпочках прокралась к столу.
Комнату наполнил глубокий низкий голос, похожий на густой расплавленный шоколад. Честолюбивая испанка Эболи стремительно понеслась навстречу своей гибельной судьбе.
Странно, что мама так любила эту роль. По-моему, ее характер был прямой противоположностью характеру испанской принцессы. Хотя что я знаю о мамином характере?
Я опустила голову, вызвала воспоминания из прошлого. Вот я, двенадцатилетняя девчонка, вбегаю в прихожую и натыкаюсь на мамину секретаршу Олю.
– Тш-ш-ш, – шипит она. – Мама работает!
– Я на одну минутку, – бормочу я и открываю дверь.
Мама стоит, склонившись над журнальным столиком. Ее руки упираются в столешницу, спина выпрямлена. Перед мамой лежит секундомер, от которого она не отрывает глаз. Мама делает вдох полной грудью и очень-очень медленно выдыхает обратно. Нужно, чтобы время выдоха занимало не меньше двух минут. Чем дольше выдыхаешь, тем лучше. Эта дыхательная гимнастика длится очень долго, минут сорок, а то и час. Маме нельзя мешать: упражнение требует полной сосредоточенности.
Я стою на месте и нетерпеливо переминаюсь с одной ноги на другую. Во дворе меня ждут подружки, с которыми мы решили пойти в кино. Я хочу попросить денег на билет и предупредить, что вернусь через два часа.
Но мама не обращает на меня никакого внимания и, делая дыхательную гимнастику, смотрит только на секундомер.
Я жду так долго, что у меня начинают подкашиваться ноги. Наконец мама оборачивается. Выпрямляется, сухо спрашивает – в чем дело?
Я срывающимся от волнения голосом излагаю просьбу. Мама, не дослушав до конца, говорит:
– Деньги в сумке. И, ради бога, не мешай мне больше!
Поворачивается, наклоняется над столом, упирается в него руками. Упражнение начинается снова.
Я выскакиваю из подъезда, радостная, оживленная, озираюсь кругом… Но меня уже никто не ждет. Девчонки ушли в кино полчаса назад. Я стою посреди пустого двора и рассматриваю новенький железный рубль на ладони.
Такое вот детское воспоминание. Смешно, правда?.. До слез.
«Ун ди ми ресто, ун ди ми ресто, ун ди ми ресто», – пела мама все выше и выше, подбираясь к главной высокой ноте. И попала в нее точно, словно дротиком в центр нарисованного круга. Зазвенела и оборвалась высокая нота, оркестр доиграл окончание арии. Наступила тишина. Четвертое действие оперы закончилось.
Проигрыватель остановил диск, с мягким щелчком вытолкнул его наружу. Я взглянула на гостя.
Ираклий Андронович сидел вполоборота ко мне, опираясь локтем на стол и прикрывая ладонью глаза. Услышав щелчок, он вздрогнул, отнял руку от лица и оглянулся.
Я снова поразилась выражению его глаз.
– Как странно, – сказал гость. Покачал головой, подумал о чем-то и еще раз повторил, глядя в пустоту комнаты: – Как странно.
Я не стала спрашивать, что он имеет в виду. Как говорится в одной испанской пословице: есть покрывало, которое лучше не приподнимать.
Ираклий Андронович встал. Не глядя на меня, отрывисто произнес:
– Мне пора.
Я поднялась следом за ним, вышла в прихожую, чтобы проводить гостя.
Ираклий Андронович снял с вешалки куртку, перебросил ее через руку. Привычно стукнул концом трости по носкам своих ослепительных туфель, сказал, по-прежнему не глядя мне в глаза:
– Спасибо, Маша.
– Не за что, – ответила я.
– Я не прощаюсь. Мы скоро увидимся.
На этот раз я не услышала в обещании никакой скрытой угрозы, поэтому и не испугалась. Кивнула, открыла дверь. Ираклий Андронович сделал шаг за порог и вдруг задержался.
– Значит, желтые?..
– Желтые, – подтвердила я.
Гость кивнул. Вышел на лестничную клетку и медленно пошел вниз, не вызывая лифт.
Я закрыла дверь и несколько минут постояла, прислушиваясь к затихающему звуку неровных шагов.
Так закончился этот странный день. Годовщина маминой смерти.
– Неужели никто не пришел? – в третий раз переспросил меня муж. – Вот сволочи!
Я молча пожала плечами, разглядывая узор на оконных шторах.
Прошло три дня после годовщины. Я отработала положенные два дня и наслаждалась выходными. Утром съездила в больницу, навестила Катерину. Повод для оптимизма был налицо: подруга уверенно шла на поправку. На душе у меня было легко и празднично.
Действительно, в последнее время дела складывались просто прекрасно! Мало того что в моем кармане внезапно осела фантастическая сумма, так еще через неделю я получу огромную зарплату! Верно говорят: деньги к деньгам.
Подозрения в краже с меня сняты. Мой странный гость, Ираклий Андронович, подтвердил это прямым текстом. Узнать бы еще, кто отравил Штефана и пытался меня подставить…
