ним по-служебному официально, ловя каждое его движение, каждое слово.
— Слушаю вас, товарищ лейтенант.
— Кажется мне, — не глядя на боцмана, глуховатым голосом сказал Баглай, — что вот эти царапины на бортах становятся для вас привычными…
Никаких царапин Небаба не заметил, но и возразить ничего не мог. Где это видано, чтобы на боевом корабле младший возражал старшему! Да боцман и сам такого не стерпел бы по отношению к себе.
— Сегодня же поставлю матросов, чтобы покрасили. Все будет в порядке.
— Не «сегодня», а сделайте это сейчас же, — нетерпеливо и резко приказал Баглай.
— Есть, сделать сейчас! — Небаба подбросил руку к мичманке
— И еще одно… На шканцах и полубаке грязно!
У боцмана даже язык зачесался — так хотелось ему заметить, что там совсем не грязно, а если и остались какие-то следы после вчерашних гостей, так была же утренняя приборка, палубу вымыли, окатили, она уже и высохнуть успела. Но и на этот раз он только козырнул:
— Есть, произвести уборку! Разрешите идти?
— Идите.
Ясное дело, командир корабля, как и всякий живой человек, имеет право на хорошее и плохое настроение, но во всем должна быть справедливость. Он, боцман Небаба, может даже накричать на матроса, но никто из команды не обижается на него, знают, что он не шумит понапрасну… Боцман Небаба чувствовал себя обиженным. Ведь с ним можно иначе разговаривать. Разве он, боцман, не болеет душой за корабль, чтобы был он как игрушечка? Разве он не любит свой корабль?
И тут Небаба подумал: с тех пор, как Баглай начал командовать кораблем, они ни разу не поговорили друг с другом запросто, по-дружески, по-морскому. Ни разу не посидел командир корабля и в кругу матросов….
Однако и очень сетовать на Баглая он не мог. Не о своем, личном — о корабле беспокоится командир.
Небаба позвал Андрея Соляника и приказал:
— Возьмите в шкиперской шаровую краску, спустите шлюпку и обойдите корабль, посмотрите, где нужно подновить.
Других матросов послал внимательно осмотреть всю верхнюю палубу.
— Чтобы нигде ни пятнышка не осталось!
Андрей Соляник взял себе в помощь свободного от вахты сигнальщика, и они вдвоем спустили шлюпку на воду.
Теперь надо было добавить в краску олифы, размешать хорошенько и начать работу. Но, видно, правду говорят: если черт захочет, то и на ровном месте ногу сломаешь Андрей Соляник хотел пролезть под леером, чтобы спрыгнуть в шлюпку, да зацепил нечаянно банку с краской банка покатилась по чистой палубе, оставляя за собой серые, жирные ручейки… Андрей громко вскрикнул. Боцман, стоявший у противоположного борта, подошел, взглянул и выругался:
— Что же это ты наделал, черт бы тебя побрал?
— Сейчас все уберу, боцман. И следа не останется. Будет еще чище, чем было, — говорил Соляник, собирая пригоршнями краску и сливая ее в банку.
На том бы и закончилось. Но, как на грех, шум на палубе услыхал и Юрий Баглай. Он тотчас же вышел из своей каюты и остановился перед Соляником, который, ползая на коленях, сгребал ладонями краску. Горячая кровь ударила Баглаю в виски. «Так это же он нарочно сделал!.. Ясное дело, нарочно, — промелькнуло в голове. — Чтобы хоть чем-нибудь насолить мне». И Юрий Баглай крикнул, не помня себя:
— Матрос Соляник! Встать! Смирно!
Андрей медленно и неловко поднялся, вытянулся всем своим могучим телом, а руки с растопыренными пальцами, с которых капала краска, так и держал на отлете.
Баглай долго смотрел на матроса, губы его мелко подергивались. На скулах заиграли желваки.
— Прямо чучело какое-то! — вырвалось вдруг у него. В то же мгновение Баглай пожалел о том, что не сдержался, но было уже поздно. Глаза Соляника сверкнули.
— Товарищ лейтенант, я матрос боевого корабля! И прошу меня не оскорблять!
Это был вызов. Его можно было прочитать в больших черных глазах матроса. Баглаю следовало бы немедленно найти какое-то разумное решение, чтобы погасить возникшее напряжение. Но, чувствуя, что бледнеет, он воскликнул:
— Не возражать!.. С вами разговаривает командир корабля!
— Так точно, — согласился Андрей Соляник. — Но перед вами тоже не чучело… А краску я нечаянно… Так сам же и уберу.
И тут последовало неслыханное, невиданное на корабле. Юрий Баглай шагнул вперед и протянул руку к плечу Соляника, чтобы сорвать синий флотский воротник.
Соляник отшатнулся и хрипло, но довольно громко сказал:
— Не троньте, товарищ лейтенант! Предупреждаю, не троньте!
Баглай смотрел на него побелевшими от гнева глазами. Оглянулся, увидел боцмана Небабу, матросов, замерших на юте и шкафутах, увидел… замполита Вербенко. Тот стоял на причале и молча наблюдал за происходившим.
Огонь в груди Баглая мгновенно погас. Он вдруг почувствовал слабость и, с трудом ворочая языком, обратился к боцману:
— Палубу убрать… Матроса Соляника оставить на две очереди без берега.
Он намеревался скомандовать: «Смирно!» — и подойти к замполиту с рапортом, но тот повернулся и ушел. И Баглай закончил уже совсем тихо:
— Команде разойтись по занятиям и работам!
В каюте Юрий Баглай схватился за голову и застонал. Каких только глупостей не натворит человек за пять — десять минут! Что же теперь делать? Что делать?.. Если бы хоть замполит всего этого не видел, а то ведь стоял и смотрел. Смотрел и слушал!.. И даже на корабль не поднялся… Ну, на корабль он, может быть, и не собирался, наверное, просто шел мимо и остановился. Но это не меняет положения. Хоть бы чучелом Соляника не назвал! Хотя бы не пытался сорвать с него матросский воротник!.. И как такое могло прийти в голову?!
«Но ведь и Соляник виноват. Виноват в первую очередь. Нарочно он разлил краску на палубе или нечаянно, это его дело, а матрос, да еще служащий третий год, не имеет права быть таким неповоротливым. Так можно весь корабль в свинарник превратить. Тогда уже и с меня спросят, да еще как!.. А то, что случилось, пусть будет наукой для всей команды. Пусть знают, что служба есть служба, и не только Солянику — никому не разрешено бесчинствовать и возражать старшему, тем более ему, командиру корабля. Все это так, но что же делать дальше?.. Сидеть на корабле и ждать, пока замполит Вербенко вызовет, или самому отправиться? Все равно разговора не избежать. Лучше уж самому…»
Он вышел из каюты и удивился. Корабль жил обычной повседневной трудовой жизнью. Словно ничего и не произошло… От краски на палубе не осталось и следа Соляник стоял с тремя матросами в шлюпке, красил борта. На юте боцман Небаба учил двух молодых матросов вязать кранцы и морские узлы. Из машинного отделения доносился стук молотка, там со своими ребятами орудовал старшина машинистов Лубенец.
Всегда, когда командир сходит с корабля, вахтенный возле трапа командует: «Смирно!» На этот раз Юрий Баглай хотел сойти с корабля незамеченным. Еще издали он подал знак вахтенному, и тот лишь молча козырнул.
Баглаю казалось, что команда сейчас следит за каждым его движением и в глазах у всех — презрение.
Он долго ожидал в коридоре: у замполита Вербенко шло какое-то совещание. А когда наконец дождался, Вербенко не принял его.
Смотря в лицо Юрия тяжелым взглядом, он сказал:
— Меня больно поразило то, что я увидел и услышал сегодня утром… Но разговаривать с вами я буду не сейчас и не здесь. К семи вечера приходите ко мне домой.
