следующий миг.
— Лево на борт! — крикнул Баглай рулевому, и корабль, сделав дугу, прошел мимо «Гидрографа». Юрий успел заметить, что на палубе собралось много людей, а капитал сидел на своем мостике, держась рукой за поручни.
Юрий обошел «Гидрограф» раз, второй. Он старался приблизиться к судну настолько, чтобы можно было говорить в мегафон. Кроме того, он выжидал, когда станет светлее, потому что лучи прожекторов то скрывали волны, то увеличивали их, и они казались большими, чем были на самом деле.
Наконец удалось приблизиться к «Гидрографу», и Юрий приложил к губам мегафон:
— Мы берем вас на буксир! Приготовьтесь взять и закрепить трос! Запустите машины и идите малым ходом!
— Слушаюсь! — ответил капитан.
Андрей Соляник, Юрий Байдачный, Мартын Здоровега и еще двое из боцманской команды стояли на корме, привязанные к пушке так, чтобы можно было свободно двигаться. На них лежала большая ответственность — своевременно подать на «Гидрограф» буксирный конец.
Многое зависело от Юрия. Но действовал он решительно и, может быть, даже отчаянно. Если бы это было обыкновенное учение, он, наверное, не чувствовал бы в себе такой решимости, но сейчас речь шла о спасении судна, терпящего бедствие. Тут следовало собрать в кулак всю свою силу, умение и находчивость.
— Подать бросательный конец!
Первая попытка оказалась неудачной. Брошенная Соляником свинцовая «груша», оплетенная пеньковым шпагатом, летела точно на палубу, но в последнее мгновение огромная волна повела «Гидрографа» влево, и «груша», скользнув по борту, упала в воду.
И вдруг заговорил Курганов:
— Зайдите с левого борта, командир. Меньше будет риска.
Юрий сразу же понял: прикрытый «Гидрографом» от ветра, он сможет подойти ближе, да и волны тут более пологие. Сделал разворот. Снова стал приближаться к судну, осторожно, не снимая руки с машинного телеграфа. Каждое мгновение могла возникнуть необходимость застопорить машины или дать задний ход.
Андрей Соляник в свою очередь решил не ждать, пока его корма поравняется с носом «Гидрографа», и, улучив момент, крикнул:
— Подаю конец!
Брошенная сильной, умелой рукой, «груша» пролетела метров двадцать и упала посредине палубы «Гидрографа». К ней стремглав бросились двое, и две пары рук лихорадочно начали вытаскивать из воды тяжелый стальной трос. Ох, как быстро нужно было управиться!
Корабли должны были вот-вот разминуться. Юрий перевел телеграф на «малый ход», хорошо понимая, что это слишком рискованно, но другого выхода не было. Он стоял на командирском мостике в одном кителе и зюйдвестке, не чувствуя холода, не замечая воды, заливавшей мостик.
Наконец из воды показался толстый стальной буксирный трос. Юрий Баглай напряженно следил за тем, как матросы на «Гидрографе» тянут трос к носовым кнехтам, как они падают под ударами волн, вскакивают и снова тянут, поддерживая друг друга.
И когда матросы, наконец, набросили петлю троса на кнехт и начали закреплять ее намертво, чтобы она не сорвалась, он вдруг засмеялся. Очевидно, это была разрядка после небывалого еще в его жизни нервного напряжения.
— Чему вы смеетесь, товарищ лейтенант?
— Не знаю, товарищ капитан второго ранга… Просто так…
Юрию стало холодно, он набросил на себя реглан, взял мегафон и крикнул:
— Боцман, проверьте еще раз крепление буксирного троса! — Потом наклонился над переговорной трубой в машинное отделение: — Постепенно, очень медленно увеличивать скорость.
Теперь он думал о том, чтобы не дернуть, чтобы не вырвались кнехты. Тяжелый стальной канат был еще под водой, но Юрий уже чувствовал, как там, в глубине, под черными волнами туго сплетенная сталь медленно расправляется. И вот уже «Гидрограф» набирает ход, вода под его форштевнем начинает закипать белой холодной пеной, и Баглаю снова становится весело. Нет, он больше не смеется. Тихая спокойная радость пришла от сознания того, что он победил в борьбе за спасение корабля и людей на нем.
Наконец показался весь трос. Вначале он повис над водой, потом натянулся, как гигантская струна. От кнехтов на «Гидрографе» и на корабле Баглая пошел дымок и посыпались искры — горела сталь. Однако это уже не беспокоило Баглая. Он дал машинам средний ход и позвонил в радиорубку:
— Спросите у «Гидрографа», кто ранен и в каком он состоянии? — Баглай подумал о том, чтобы радиограммой вызвать к причалу машину «скорой помощи».
Если бы радист Аркадий Морозов не был новичком на корабле, он, может быть, и сообразил, что не следует называть имени Поли, но он передал все слово в слово:
— Во время борьбы со штормом перелом ноги получила научный сотрудник Полина Кулик. Первую помощь ей оказал корабельный фельдшер…
Лицо Юрия Баглая помертвело. Он склонился на поручни. Ветер сорвал с него реглан, бросил под ноги, но он ничего не заметил…
— Что с вами? — спросил Курганов.
— На «Гидрографе» тяжело ранена Поля.
— Поля? — Это имя ничего Курганову не говорило. Кто такая Поля?
— Научный работник. И… моя невеста…
Разговор прервался. Слышно было только натужное гудение машин да грохот волн. Тучи, изорванные ветром, мчались на юг, среди них плыло холодное солнце.
Море бушевало, сбивало корабль с курса и, казалось, еще не насытилось своей властью.
— Когда вы брали судно на буксир, знали, что там Поля?
— Нет. Она не каждый раз выходит в море.
Курганов снова помолчал.
— «Гидрограф» швартуйте к нашему причалу… Дайте от моего имени радиограмму, чтобы ждала машина «скорой помощи» с главным врачом нашего госпиталя. Сколько нам еще идти?
— Два часа и сорок минут, товарищ капитан второго ранга.
— Хорошо… — Курганов взглянул на ручные часы, снял с головы теперь уже ненужную зюйдвестку, надел фуражку и плотнее запахнул реглан: осенний ветер пробирал до костей.
Баглай только сейчас почувствовал, что очень озяб. Он поднял реглан, надел его и застегнулся на все пуговицы.
Мысли его снова перенеслись на «Гидрограф». «Как чувствует себя Поля? Разве нельзя было уберечь девушку? Пусть шторм, но ведь она же единственная женщина на корабле! И не уберегли! Знает ли Поля, что я веду ее корабль на буксире?.. Наверное, не знает… Поля, Поля, хоть бы скорее к берегу! Скорее увидеть тебя, узнать, что с тобой…» Не мог Юрий представить искалеченной эту стройную, беловолосую девушку.
А море постепенно успокаивалось, ветер стихал. Стало легче вести «Гидрограф», и Баглай приказал прибавить оборотов. Пошли быстрее…
Наконец показался Севастополь. Деревья уже сбросили с себя зеленый убор, поэтому хорошо были видны белые дома центра, а дальше, на склонах, частные маленькие домики среди извилистых улиц, улочек и переулков. За памятником Славы — Приморский бульвар, он и сейчас темнеет зеленью, потому что растет на нем много вечнозеленых деревьев. А справа на самом берегу — институт, в котором работает Поля. Если со стороны института обогнуть бухту, то попадешь на тот мысок, где провели они с Полей столько вечеров, и
