того артиста, однажды не смогла проснуться и умерла.
Или еще так: один графолог надрызгался водкой и натворил такое, что тут, пожалуй, и сам полковник Дибич не разобрал бы, что хорошо, а что плохо. Грех от добра отличить очень трудно».
Мышин, задумавшись над словами Фаола, упал со стула.
261 – Хо-хо,- сказал он, лежа на полу,- че-че.
Фаол продолжал: «Возьмем любовь. Будто хорошо, а будто и плохо. С одной стороны, сказано: возлюби, а с другой стороны, сказано: не балуй. Может, лучше вовсе не возлюбить? А сказано: возлюби. А возлюбишь – набалуешь. Что делать? Может, возлюбить, да не так? Тогда зачем же у всех народов одним и тем же словом изображается возлюбить – и так, и не так? Вот один артист любил свою мать и одну молоденькую полненькую девицу. И любил он их разными способами.
Он отдавал девице большую часть своего заработка.
Мать частенько голодала, а девица пила и ела за троих.
Мать артиста жила в прихожей на полу, а девица имела в своем распоряжении две хорошие комнаты. У девицы было четыре пальто, а у матери одно. И вот артист взял у своей матери это одно пальто и перешил из него девице юбку. Наконец, с девицей артист баловался, а со своей матерью не баловался и любил ее чистой любовью.
Но смерти матери артист побаивался, а смерти девицы артист не побаивался. И когда умерла мать, артист плакал, а когда девица вывалилась из окна и тоже умерла, артист не плакал и завел себе другую девицу.
Выходит, что мать ценится, как уника, вроде редкой марки, которую нельзя заменить другой».
– Шо-шо, – сказал Мышин, лежа на полу,- хо-хо.
Фаол продолжал: «И это называется чистая любовь! Добро ли такая любовь? А если нет, то как же возлюбить? Одна мать любила своего ребенка. Этому ребенку было два с половиной года. Мать носила его в сад и сажала на песочек. Туда же приносили своих детей и другие матери. Иногда на песочке накапливалось до сорока маленьких детей. И вот однажды в этот сад ворвалась бешеная собака, кинулась прямо к детям и начала их кусать. Матери с воплями кинулись к своим детям, в том числе и наша мать. Она, жертвуя собой, подскочила к собаке и вырвала у нее из пасти, как ей казалось, своего ребенка. Но, вырвав ребенка, она увидела, что это не ее ребенок, и мать кинула его обратно собаке, чтобы схватить и спасти от смерти лежащего тут же рядом своего ребенка. Кто ответит мне: согрешила ли она или сотворила добро?» – Сю-сю,- сказал Мышин, ворочаясь на полу.
Фаол продолжал: «Грешит ли камень? Грешит ли дерево? Грешит ли зверь? Или грешит только один человек?» 262 – Млям-млям,- сказал Мышин, прислушиваясь к словам Фаола,- шуп-шуп.
Фаол продолжал: «Если грешит только один человек, то, значит, все грехи мира находятся в самом человеке.
Грех не входит в человека, а только выходит из него.
Подобно пище: человек съедает хорошее, а выбрасывает из себя нехорошее. В мире нет ничего нехорошего, только то, что прошло сквозь человека, может стать нехорошим».
– Умняф,- сказал Мышин, стараясь приподняться с пола.
Фаол продолжал: «Вот я говорил о любви, я говорил о тех состояниях наших, которые называются одним словом «любовь». Ошибка ли это языка или все эти состояния едины? Любовь матери к ребенку, любовь сына к матери и любовь мужчины к женщине – быть может, все это одна любовь?» – Определенно,- сказал Мышин, кивая головой.
Фаол сказал: «Да, я думаю, что сущность любви не меняется от того, кто кого любит. Каждому человеку отпущена известная величина любви. И каждый человек ищет, куда бы ее приложить, не скидывая своих фузеляжек. Раскрытие тайн перестановок и мелких свойств нашей души, подобной мешку опилок…» – Хветь! – крикнул Мышин, вскакивая с пола.- Сгинь! И Фаол рассыпался, как плохой сахар.
29 сентября 1940 ПОБЕДА МЫШИНА Мышину сказали: – Эй, Мышин, вставай! Мышин сказал: – Не встану.- И продолжал лежать на полу.
Тогда к Мышину подошел Калугин и сказал: – Если ты, Мышин, не встанешь, я тебя заставлю встать.
– Нет,- сказал Мышин, продолжая лежать на полу.
К Мышину подошла Селизнева и сказала: 263 – Вы, Мышин, вечно валяетесь на полу в коридоре и мешаете нам ходить взад и вперед.
– Мешал и буду мешать,- сказал Мышин.
– Ну, знаете,- сказал Коршунов, но его перебил Калугин и сказал: * – Да чего тут долго разговаривать! Звоните в милицию.
Позвонили в милицию и вызвали милиционера.
Через полчаса пришел милиционер с дворником.
– Чего у вас тут? – спросил милиционер.
– Полюбуйтесь,- сказал Коршунов, но его перебил Калугин и сказал.
– Вот. Этот гражданин все время лежит тут на полу и мешает нам ходить по коридору. Мы его и так и этак…
Но тут Калугина перебила Селизнева и сказала: – Мы его просили уйти, а он не уходит – Да,- сказал Коршунов.
Милиционер подошел к Мышину.
– Вы, гражданин, зачем тут лежите? – спросил милиционер.
– Отдыхаю,- сказал Мышин.
– Здесь, гражданин, отдыхать не годится,- сказал милиционер.- Вы где, гражданин, живете? – Тут,- сказал Мышин.
– Где ваша комната? – спросил милиционер.
– Он прописан в нашей квартире, а комнаты не имеет,-т- сказал Калугин.
– Обождите, гражданин,- сказал милиционер,- я сейчас с ним поговорю. Гражданин, где вы спите? – Тут,- сказал Мышин.
– Позвольте,- сказал Коршунов, но его перебил Калугин и сказал- Он даже кровати не имеет и валяется прямо на голом полу.
– Они давно на него жалуются,- сказал дворник.
– Совершенно невозможно ходить по коридору,- сказала Селизнева,- я не могу вечно шагать через мужчину. А он нарочно ноги вытянет, да еще руки вытянет, да еще на спину ляжет и глядит. Я с работы усталая прихожу, мне отдых нужен.
– Присовокупляю,- сказал Коршунов, но его перебил Калугин и сказал: – Он и ночью тут лежит. Об него в темноте все спотыкаются. Я через него одеяло свое разорвал.
Селизнева сказала.
264 – У него вечно из кармана какие-то гвозди вываливаются. Невозможно по коридору босой ходить, того и гляди ногу напорешь.
– Они давеча хотели его керосином поджечь,- сказал дворник.
– Мы его керосином облили,- сказал Коршунов, но его перебил Калугин и сказал: – Мы его только для страха керосином облили, а поджечь и не собирались.
– Да я бы и не позволила в своем присутствии живого человека сжечь,- сказала Селизнева.
– А почему этот гражданин в коридоре лежит? – спросил вдруг милиционер.
– Здрасте пожалуйста! – сказал Коршунов, но Калугин его перебил и сказал1 – А потому, что у него нет другой жилплощади: вот в этой комнате я живу, в этой вон она, в этой вот он, а уж Мышин тут, в коридоре, живет.
– Это не годится,- сказал милиционер.- Надо, чтобы все на своей жилплощади лежали.
– А у него нет другой жилплощади, как в коридоре,- сказал Калугин.
– Вот именно,- сказал Коршунов.
– Вот он вечно тут и лежит,- сказала Селизнева. – Это не годится,- сказал милиционер и ушел вместе с дворником.
Коршунов подскочил к Мышину.
– Что? – закричал он.- Как вам это по вкусу пришлось? – Подождите,- сказал Калугин. И, подойдя к Мышину, сказал: – Слышал, чего говорил милиционер? Вставай с полу! – Не встану,- сказал Мышин, продолжая лежать на полу.
– Он теперь нарочно и дальше будет вечно тут лежать,- сказала Селизнева.
– Определенно,- сказал с раздражением Калугин.
И Коршунов сказал.
– Я в этом не сомневаюсь Parfaitement! ' 8 ноября 1940 Превосходно! (фр.) 265 ПОМЕХА Пронин сказал: – У вас очень красивые чулки.
Ирина Мазер сказала: – Вам нравятся мои чулки? Пронин сказал: – О да. Очень.- И схватился за них рукой.
Ирина сказала: – А почему вам нравятся мои чулки? Пронин сказал: – Они очень гладкие.
Ирина подняла свою юбку и сказала: – А видите, какие они высокие? Пронин сказал: – Ой, да, да.
Ирина сказала: – Но вот тут они уже кончаются. Тут уже идет голая нога.
– Ой, какая нога! – сказал Пронин.
– У меня очень толстые ноги,- сказала Ирина.- А в бедрах я очень широкая.
– Покажите,- сказал Пронин.
– Нельзя,- сказала Ирина,- я без панталон.
Пронин опустился перед ней на колени.
Ирина сказала: – Зачем вы встали на колени? Пронин поцеловал ее ногу чуть повыше чулка и сказал: – Вот зачем.
Ирина сказала: – Зачем вы поднимаете мою юбку еще выше? Я же вам сказала, что я без панталон.
Но Пронин все-таки поднял ее юбку и сказал: – Ничего, ничего.
– То есть как это так, ничего? – сказала Ирина.
Но тут в двери кто-то постучал. Ирина быстро одернула свою юбку, а Пронин встал с пола и подошел к окну.
– Кто там? – спросила Ирина через двери.
– Откройте дверь,- сказал резкий голос.
Ирина открыла дверь, и в комнату вошел человек в черном пальто и в высоких сапогах. За ним вошли двое военных, низших чинов, с винтовками в руках, и за ними вошел дворник. Низшие чины встали около двери, а 266 человек в черном пальто подошел к Ирине Мазер и сказал: – Ваша фамилия? – Мазер,- сказала Ирина.
– Ваша фамилия? – спросил человек я черном пальто, обращаясь к Пронину.
Пронин сказал: – Моя фамилия Пронин.
– У вас оружие есть? – спросил человек в черном пальто.
– Нет,- сказал Пронин.
– Сядьте сюда,- сказал человек в черном пальто, указывая Пронину на стул.
Пронин сел.
