Пузырев-отец (кончив свое дело, плачет). Господи, у нас умерла дочь, а мы тут как звери.
Пузырева-мать (плачет). Не умерла же, не умерла, в том-то и дело. Ведь ее убили.
Входит нянька с годовалым Петей Перовым на руках.
Нянька. Мальчик проснулся. Ему что-то неспокойно на душе. Он морщится. Он с отвращеньем на все смотрит.
395 П у з ы р е в а – м а т ь. Спи, Петенька, спи. Мы тебя караулим.
Петя Перов (мальчик 1 года). А что Соня, все мертвая? Пуз ы рев-отец (вздыхает). Да, она мертва. Да, она убита. Да, она мертва.
Петя Перов (мальчик 1 года). Я так и думал.
А елка будет? Пуз ы рева-мать. Будет. Будет. Что вы все дети сейчас делаете? Петя Перов (мальчик 1 года). Мы все дети сейчас спим. И я засыпаю. (Засыпает.) Нянька подносит его к родителям, те крестят его и целуют.
Нянька уносит его.
Пуз ы рев-отец (жене). Ты побудь пока одна у гроба. Я сейчас вернусь. Я пойду погляжу, не несут ли елку. (Выбегает из гостиной. Через секунду возвращается, потирая руки.) А кстати, и свечей подкинуть надо, а то эти уж совсем отплыли в Лету. (Низко кланяется гробу и жене и на цыпочках выходит.) Пуз ы рева-мать (остается одна). Сонечка, знаешь, когда мы поднимались по лестнице, надо мной все время летала черная ворона, и я нравственно чувствовала, как мое сердце сжимается от тоски. А когда мы вошли в квартиру и когда слуга Степан Николаев сказал: «Она убита. Она убита»,- я закричала беспросветным голосом. Так стало мне страшно. Так страшно. Так нелегко.
Соня Острова (бывшая девочка 32 лет). Лежит, как поваленный железнодорожный столб. Слышит ли она, что ей говорит мать? Нет, где ж ей-. Она совершенно мертва. Она убита.
Дверь открывается нараспашку Входит Пуз ы рев-отец За ним Федор. За ним лесорубы Они вносят елку. Видят гроб, и все снимают шапки Кроме елки, у которой нет шапки и которая в этом ничего не понимает Пуз ы рев-отец. Тише, братцы, тише. Тут у меня дочка девочка при последнем издыхании. Да, впрочем (всхлипывает), даже уже не при последнем, у нее голова отрезана.
Федор. Вы нам сообщаете горе. А мы вам радость приносим. Вот елку принесли.
1-й Лесоруб. Фрукт.
396 1 2-й Лесоруб. Послание грекам.
3-й Лесоруб. Человек тонет. Спасайте.
Все выходят Соня Острова, бывшая девочка 32 лет, остается одна.
Остаются ее голова и тело Голова. Тело, ты все слышало? Тело. Я, голова, ничего не слышало. У меня ушей нет. Но я все перечувствовало.
Конец третьей картины и I действия На часах слева от двери 3 часа ночи.
ДЕЙСТВИЕ II Картина четвертая Участок. Ночь. Сургуч. Полиция. На часах слева от двери 12 часов ночи. Сидит писарь и сидит городовой.
П и с а р ь. У сургуча всегда грудь горяча. У пера два прекрасных бедра.
Городовой Мне скучно, писарь.
Я целый день стоял затменьем на посту.
Промерз. Простыл. И все мне опостыло.
Скитающийся дождь и пирамиды Египетские в солнечном Египте.
Потешь меня.
Писарь. Да ты, городовой, я вижу, с ума сошел.
Чего мне тебя тешить, я твое начальство.
Городовой Ей-богу, V. Аптеки, кабаки и пубдома Сведут меня когда-нибудь с ума.
Да чем сводить отравленных в аптеки, Я б предпочел сидеть в библиотеке, Читать из Маркса разные отрывки, А по утрам не водку пить, а сливки.
Писарь. А что с тем пьяным? Что он, все еще качается? Городовой Качается, как маятник вот этот, И Млечный Путь качается над ним.
Да, сколько их, тех тружеников моря, Отверженных и крепостных крестьян.
Входят становой пристав и жандармы.
Становой пристав. Все встать. Все убрать.
Помолиться Богу. Сейчас сюда введут преступницу.
Солдаты, слуги, повара и учителя латинского и греческого языка волокут няньку, убившую Соню Острову.
Становой пристав. Оставьте ее. (Обращаясь к няньке.) Садитесь в тюрьму.
Нянька. Мои руки в крови. Мои зубы в крови. Меня оставил Бог. Я сумасшедшая. Что-то она сейчас делает? Становой пристав. Ты, нянька, о ком говоришь? Ты смотри, не заговаривайся. Дайте мне чарку водки. Кто она? Нянька. Соня Острова, которую я зарезала. Что-то она сейчас думает? Мне холодно. У меня голова, как живот, болит.
Писарь. А еще молода. А еще недурна. А еще хороша. А еще как звезда. А еще как струна. А еще как душа.
Городовой (к няньке) Воображаю ваше состоянье, Вы девочку убили топором.
И на душе у вас теперь страданье, ' Которое не описать пером.
Становой пристав. Ну, нянька, как вы себя чувствуете? Приятно быть убийцей? Нянька. Нет. Тяжело.
Становой пристав. Ведь вас казнят. Ей-богу, вас казнят.
Нянька. Я стучу руками. Я стучу ногами. Ее голова у меня в голове. Я Соня Острова – меня нянька зарезала. Федя-Федор, спаси меня.
Городовой Некогда, помню, стоял я на посту на морозе.
Люди ходили кругом, бегали звери лихие.
398 Всадников греческих туча как тень пронеслась по проспекту.
Свистнул я в громкий свисток, дворников вызвал к себе.
Долго стояли мы все, в подзорные трубы глядели, Уши к земле приложив, топот ловили копыт.
Горе нам, тщетно и праздно искали мы конное войско.
Тихо заплакав потом, мы по домам разошлись.
Становой пристав. К чему ты это рассказал? Я тебя спрашиваю об этом. Дурак! Чинодрал. Службы не знаешь.
Городовой. Я хотел отвлечь убийцу от ее мрачных мыслей.
Писарь. Стучат. Это санитары. Санитары, возьмите ее в ваш сумасшедший дом.
В дверь стучат, входят санитары.
Санитары. Кого взять – этого Наполеона? Уходят На часах слева от двери 4 часа ночи.
Конец четвертой картины Картина пятая Сумасшедший дом. У бруствера стоит врач и целится в зеркало.
Кругом цветы, картины и коврики. На часах слева от двери 4 часа ночи.
Врач. Господи, до чего страшно. Кругом одни ненормальные. Они преследуют меня. Они поедают мои сны. Они хотят меня застрелить. Вот один из них подкрался и целится в меня. Целится, а сам не стреляет.
Целится, а сам не стреляет. Не стреляет, не стреляет, не стреляет, а целится. Итого: стрелять буду я.
Стреляет Зеркало разбивается Входит каменный санитар.
Санитар. Кто стрелял из пушки? В р а ч. Я не знаю; кажется, зеркало. А сколько вас? Санитар. Нас много.
Врач. Ну то-то. А то у меня немного чепуха болит.
Там кого-то привезли? Санитар. Няньку-убийцу привезли из участка.
Врач. Она черная как уголь.
Санитар. Знаете ли, я не все знаю, 399 Врач. Как же быть? Мне не нравится этот коврик.
(Стреляет в него. Санитар падает замертво.) Почему вы упали, я стрелял не в вас, а в коврик.
Санитар (поднимаясь). Мне показалось, что я коврик. Я обознался. Эта нянька
говорит, что она сумасшедшая.
Врач. Это она говорит – мы этого не говорим. Мы зря этого не скажем. Я, знаете, весь наш сад со всеми его деревьями, и с подземными червяками, и с неслышными тучами держу вот тут, вот тут, ну, как это место называется? (Показывает на ладонь руки.) Санитар. Виноград.
Врач. Нет.
Санитар. Стена.
Врач. Нет. В ладони. Ну впускай же эту няньку.
Входит нянька.
Нянька. Я сумасшедшая. Я убила ребенка.
Врач. Нехорошо убивать детей. Вы здоровы.
Нянька. Я сделала это не нарочно. Я сумасшедшая. Меня могут казнить.
Врач. Вы здоровы. У вас цвет лица. Сосчитайте до трех.
Нянька. Я не умею.
Санитар. Раз. Два. Три.
Врач. Видите, а говорите, что не умеете. У вас железное здоровье.
Нянька. Я говорю с отчаяньем. Это же не я считала, а ваш санитар.
Врач. Сейчас это уже трудно установить. Вы меня слышите? Санитар. Слышу. Я нянька, я обязана все слышать.
Нянь ка. Господи, кончается моя жизнь. Скоро меня казнят.
Врач. Уведите ее и лучше приведите елку. Ей-богу, это лучше. Чуть-чуть веселее. Так надоело дежурство.
Спокойной ночи.
На лодке из зала, отталкиваясь об пол веслами, плывут больные.
С добрым утром, больные. Куда вы? Сумасшедшие. По грибы, по ягоды.
Врач. Ах, вот оно что.
400 Санитар. И я с вами купаться.
