Секретарь. Хорошо, не буду., 406 Судья Начинаю суд.
Сужу Ряжу Сижу Решаю – нет не погрешаю.
Еще раз. Сужу Ряжу '~ Сижу Решаю – нет не погрешаю.
Еще раз. Сужу Ряжу Сижу Решу – нет не согрешу.
Я кончил судить, мне все ясно. Аделину Францевну Шметтерлинг, находившуюся нянькой и убившую девочку Соню Острову, казнить – повесить.
Нянька (кричит). Я не могу жить Секретарь Вот и не будешь Вот мы и идем тебе •навстречу.
Всем ясно, что нянька присутствовала на суде, а разговор Козлова и Ослова велся просто для отвода глаз На часах слева от двери 9 часов утра Конец восьмой картины i Конец III действия ДЕЙСТВИЕ IV Картина девятая Картина девятая, как и все предыдущие изображает события, которые происходили за шесть лет до моего рождения или за сорок лет до нас Это самое меньшее Таь. что же нам огорчаться и горевать о том, что кого то убили Мы никого их не знали и они все равно все умерли Между третьим п четвертым действием прошло несколько часов Перед дверями, плотно прикрытыми, чисто умытыми, цветами уви тыми, стоит группа детей На часах слева от двери 6 часов утра вечера Петя Перов (мальчик 1 года). Сейчас откроют.
Сейчас откроют. Как интересно. Елку увижу.
Нина Серова (девочка 8 лет). Ты и в прошлом году видел.
407 Петя Перов (мальчик 1 года). Видел. Видел.
Но я не помню. Я же еще мал. Еще глуп.
Варя Петрова (девочка 17 лет). Ах, елка, елка.
Ах, елка, елка. Ах, елка, елка.
Дуня Шустрова (девочка 82 лет). Я буду прыгать вокруг. Я буду хохотать.
Володя Комаров (мальчик 25 лет). Нянька, я хочу в уборную.
Няня. Володя, если тебе нужно в уборную, скажи себе на ухо, а так ты девочек смущаешь.
Миша Пестрев (мальчик 76 лет). А девочки, ходят в уборную? Няня. Ходят. Ходят.
Миша Пестров (мальчик 76 лет). А как? Как ходят? А ты ходишь? Няня. Как надо, так и ходят. И я хожу.
Володя Комаров (мальчик 25 лет). Вот я уже и сходил. Вот и легче стало. Скоро ли нас пустят? Варя Петрова (девочка 17 лет. Шепчет). Няня.
Мне тоже нужно. Я волнуюсь.
Няня (шепчет). Делай вид, что ты идешь.
Миша Пестров (мальчик 76 лет). Куда ж бы она с вами пошла? Девочки (хором). Туда, куда царь пешком ходит.
(Плачут и остаются.) Няня. Дуры вы. Сказали бы, что идете на рояли играть.
Петя Перов (мальчик 1 года). Зачем ты их учишь врать? Что толку в таком вранье? Как скучно жить, что бы вы там ни говорили.
Вдруг открывается дверь В дверях стоят родители.
Пуз ы рев-отец. Ну веселитесь. Что мог, то и сделал. Вот ель. Сейчас и мама сыграет.
Пузырева-мать (садится без обмана к роялю, играет и поет) Вдруг музыка гремит Как сабля о гранит.
Все открывают дверь И мы въезжаем в Тверь.
Не в Тверь, а просто в зало Наполненное елкой.
ч Все прячут злобы жало Один летает пчелкой.. ^ 408 Другая мотыльком Над елки стебельком.
А третий камельком, Четвертая мелком, А пятый лезет на свечу Кричит и я и я рычу.
Петя Перов (мальчик 1 года). Елка, я должен тебе сказать. Какая ты красивая.
Нина Серова (девочка 8 лет). Елка, я хочу тебе объяснить. Как ты хороша.
Варя Петрова (девочка 17 лет). Ах, елка, елка.
Ах, елка, елка. Ах, елка, елка.
Володя Комаров (мальчик 25 лет). Елка, я хочу тебе сообщить. Как ты великолепна.
Миша Пестров (мальчик 76 лет). Блаженство, блаженство, блаженство, блаженство.
Дуня Шустрова (девочка 82 лет). Как зубы.
Как зубы. Как зубы. Как зубы.
Пуз ы рев-отец. Я очень рад, что вам весело.
Я очень несчастен, что Соня умерла. Как грустно, что всем грустно.
Пузырева-мать (поет) А оу е и я В Г Р Т (Не в силах продолжать пение, плачет.) Володя Комаров (мальчик 25 лет. Стреляет над ее ухом себе в висок). Мама, не плачь. Вот я и застрелился.
Пузырева-мать (поет). Ладно, не буду омрачать ваше веселье. Давайте веселиться. А все-таки бедная, бедная Соня.
Петя Перов (мальчик 1 года). Ничего, ничего мама. Жизнь пройдет быстро. Скоро все умрем.
Пузырева-мать. Петя, ты шутишь. Что ты говоришь? Пузырев-отец. Он, кажется, не шутит. Володя Комаров уже умер.
Пузырева-мать. Разве умер? Пузырев-отец. Да конечно же. Ведь он застрелился.
Дуня Шустрова (девочка 82 лет). Я умираю, сидя в кресле.
409 Пузырева-мать. Что она говорит? Миша Пестров (мальчик 76 лет). Хотел долголетия. Нет долголетия. Умер.
Нянька. Детские болезни. Детские болезни. Когда только научатся их побеждать? (Умирает.) Нина Серова (девочка 8 лет. Плачет). Няня, няня, что с тобою? Почему у тебя такой острый нос? Петя Перов (мальчик 1 года). Нос острый, но все-таки нож или бритва еще острее.
Пузырев-отец. Двое младших детей у нас еще остались. Петя и Нина. Что ж, проживем как-нибудь.
Пузырева-мать. Меня это не может утешить.
Что, за окном солнце? Пузырев-отец. Откуда же солнце, когда сейчас вечер. Будем елку тушить.
Петя Перов. Умереть до чего хочется. Просто страсть Умираю. Умираю. Так, умер.
Нина Серова. И я. Ах, елка, елка. Ах, елка, елка. Ах, елка. Ну вот и все. Умерла.
Пузырев-отец. И они тоже умерли. Говорят, что лесоруб Федор выучился и стал учителем латинского языка. Что это со мной? Как кольнуло сердце. Я ничего не вижу. Я умираю.
Пузырева-мать. Что ты говоришь. Вот видишь, человек простонародный, а своего добился. Боже, какая печальная у нас елка (Падает и умирает.) Конец девятой картины, а вместе с ней и действия, а вместе с ним и всей пьесы На часах слева от двери 7 часов вечера.
ИГОРЬ МХТЕ ПО*ЕСТВОВАЙИЯ В МАГАЗИНЕ СТАРЬЕВЩИКА Среди участников здешних происшествий и Введенский, и Левин, и Туфанов, и Хармс, и Заболоцкий, и Ватинов, и Владимиров, и Олейников. Кроме названных, никому неведомые: Гржибайло, Молвок, а еще одноногий, одноглазый, однорукий – хозяин.
У него на прилавке косматые вещи. Одни – утратившие форму, даже назначение, другие – посеревшие от старости.
Какие-то маленькие с круглыми ротиками, с вилками вместо локотков, все кружатся, кружатся…
Ах. идиотики! И зачем только их положили на верхнюю полку! Пусть ум у них разнообразен, мысли устойчивы, желания продолговаты, им все равно не придется управлять судьбами людей, а возможно, и насекомых.
Смотрите, что так закопошилось под самой витриной? И какой отвратительный запах тухлой рыбы. Нет, не будем туда подходить.
– Уберите, доктор, уберите, миленький. Оно губительно отзывается на всеобщем здоровье.
Нужно ли перечислять остальное? На полках ржавые кастрюли, на стенах перевернутые картины. Вокруг всевозможные несообразности. Тут же собраны сувениры исторического и личного употребления. Первым когда-то действительно подчинялись времена и поступки, теперь вот: жалкое подобие предметов.
Сам хозяин приходит в магазин только раз. Пухлый затылок, редкие зубы, на плечах – чужие кудельки, в ушах – нитки. Ни второй руки, ни второй ноги, ни второго глаза. Вот его портрет. До чего же дурен! А какие отвратительные мысли поворачиваются между 412 тех разноцветных, местами позолоченных ниток. Наверное, ему хочется икнуть. Даже противно.
В другой раз с протяжным, мечтательным звуком появился министр просвещения. Он так и не вошел, и до сих пор нельзя понять, куда он девался.
Со мной получилось иначе. Я не раздумывая заглянул в шкаф, где хранилась касса. Там я заметил, вопервых, чьи-то дряблые конечности, во-вторых, древнейшую позолоту на выцветших нитках.
Это был он. Конечно, он! – Где Гржибайло? – строго спросил хозяин. И, не дождавшись ответа, вытянул единственную руку с единственным тонким пальцем, собираясь поймать – я это сразу понял – небольшого комара с красивым красным крылышком, – Где Гржибайло? – снова спросил хозяин, на этот раз сладким тоскующим голосом.
Я действительно не видел человека, которого имел в виду хозяин. Даже не знйл: он это или она? И конечно, чем это Гржибайло занимается.
А хозяину я соврал. Каюсь – соврал.
– Вон там,- проговорил я, зеленея от стыда, показывая взмахом руки…
В общем, Гржибайло оказалась женщиной, которая обнаружилась там, куда я показал. Ну а по занятиям она напоминала милицейского работника, только невероятно вытянутого.
Поначалу я и не предполагал заходить в магазин.
И, уж конечно, вглядываться в глубину колодца. Поэтому я и спросил сам себя: – Позволь, может быть, -там, под прилавком, и не яма вовсе? А уж если и колодец, то совсем не такой глубокий, как болтают некоторые водопроводчики? Иначе почему в той, в общем-то, дыре что ни день открывается палисадник с ветлами, кленами, добрыми, отзывчивыми дятлами. Почему, как вы полагаете? Вскоре я убедился, что прав. И тогда отчетливо рассмотрел всех восьмерых, шагавших по длинному, длинному кругу. Не представляю, как их лучше назвать? Во всяком случае, не настолько побледневших, насколько усохших.
Трудно определить причину, по которой они все были построены согласно росту. Скорее всего, повинуясь командам Гржибайло, доброжелательно помахивавшей стозарядным пистолетом. Все так. Единственное, что 413 непонятно, зачем эта женщина оказалась в подпольном палисаднике' Ну, а первым ступал по кругу, конечно же, самый длинный, может быть и самый костлявый, в оранжевой шелковой шапочке, обвешанной шарикоподобными висюльками, с языком-треугольником у пиджачного кармана. Он шагал, обходя кругом каждое дерево, шагал, выпятив живот, с игральными косточками за щеками. А рядом бежало что-то черное, повизгивая узким носиком.
– Кепочка-кепи! – шамкал тот долговязый, подгибая колени, вздрагивая отсутствующими бровями, приставляя кулаки к едва приметным глазницам.
Согласно росту, сразу за длинным шагал другой, который вскидывал негладкое лицо, изображая гордость.
Как знакомо поводит он ноздрями! Все-таки я вспомнил и одну его неповадную историю с награждениями.
Назвался чинарем, и, чтобы нашлось перед кем шуметь пятками, расплодил столько ему подобных, сколько сумел. Сначала наградил тем веселым именем знакомую привратницу, затем управдома с Коломенской, не говоря про долговязого. В общем, чинарей подобрался целый взвод, не меньше.
Получивший титул должен был уткнуть по углам каждый свою щеку и гнусавить чины. Но так, понимаете ли, не получалось, не происходило. Каждый занимался чем попало. И все же
