добравшись до дома, и стал подпрыгивать, каждый раз дергая ручку дверного колокольчика. Тогда тот, крепко спавший, перевернулся на другой бок, громко сказав: – Порви кривой полотенец.- И побежал.
431 Про дальнейшее рассказывать неинтересно. А забавляет меня то, что происходило до перемещения будильника на опрокинутую площадь. Как же так? Ему предложили ничтожного цыпленка, после чего этот всеми установленный распорядитель минутных и часовых стрелок, металлический предмет, был просто обязан подождать, пока желтый шарик начнет Господом Богом предписанное превращение. В конце концов шарик непременно бы оказался многоцветной кривой округлостью.
Нет, все это, попросту сказать, необъяснимо. Да и многое другое. Я, простите, понять отказываюсь. Почему у того же будильника – вик да стинь? А у меня – ногти и уши. Почему у меня то да се? А у него информация, в крайнем случае – персифлексия.
Так я, понимаете ли, и живу: задаю вопросы, рассказываю самому себе истории.
ПРИТЧА О НЕДОСТОЙНОМ СОСЕДЕ Он имел толстый живот, носил широкие штаны и убивал попадавшихся на пути собак, иной раз кошек.
Ранней весной он сменил штаны на узкие-узкие и стал убивать главным образом котят.
А когда одним сияющим утром надел брюки-шаровары, стал протыкать красивеньких детей, иной раз обыкновенными ножницами, в другие, чаще дождливые, дни -^тупыми ржавыми иголками.
Однажды, довольный самим собой, он вышел на взморье, снял брючки-клеш, оставил их под вполне новыми, хотя и успевшими прогнить мостками.
Тогда к нему приблизился немолодой человек, что было ясно каждому по его рыжей челке и зеленоватому носу, подошел к соседу и ткнул то ли пальцем, то ли острием зонта в жирное брюхо того соседа.
Из образовавшегося отверстия поползли тонкие смрадные кишки. Они ползли до тех пор, пока брюхо не стало пустым.
Тогда тот, кому оно принадлежало, осел.
Его повезли на дрогах. Маленькая девочка махала изнуренной, малинового цвета кобыле полосатым платочком. Тем временем другая девчушка громко шептала: 432 – Ой-ё, ой-ё! Кишки с требухой никто не стал есть, ни кошки, ни собаки, ни вороны, решительно никто.
Нет, все же согласитесь, не бывало окончания мрачнее и безобразнее, а самого случая красивее, хотелось бы даже сказать, прекраснее.
1968 ВЕЧНО СТОЯЩЕЕ Реальное сновидение Почему, зачем, для чего, главное, где, главное, перед кем? Предложенные вопросы к тому, который будет читать; кому такое несчастье предстоит, ему и отвечу. Собственно, ответа нет. Такого не жди. Ничего не жди. Иного разъяснения дать не берусь, не смею…
Теперь про других, у которых глаза не на затылке, как у всех, а сбоку, где нос. Посмотрите и размыслите, иначе невозможно, иначе все, что предстоит: шипит, булькает. И все это наверху, в пространстве, в просторах черных и бесцветных…
Оно там и шагало, по необъятному, ничего не имея позади, впереди. В глубинах ни с чем не соизмеримого тела. Продолжало шагать и шагало…
Уже тогда, потеряв самое необходимое, что глотает, что поворачивается – шея, плечи и уши. Затем всевозможное другое: носоглотка и далеко торчащий нос, глазницы и глаза. Имеются данные, даже гремоновобия.
И все же оно ступало, иначе не могло. Продолжая крутить руками или другими равнодействующими сочленами. Вскоре, лет через пятьсот, рук тоже не стало.
Они превратились в щеки. И тут же окаменели.
Зато оставались ноги – два или три упора. Но и они стали затвердевать.
Сменилось тысячелетие…
И тогда окаменело многое другое – яйцо головы, горло, шея, наконец окаменело почти все. Что-то оставалось внутри. После чего окаменело все.
Не осталось и последнего. Самого последнего. Наипоследнейшего, названного (всюду и везде) движением.
15 Ванна Архимеда 433 Вперед.
Назад.
Движение вбок.
Не двигалось ничего.
Кроме Ядликов, произносивших на окаменевшем затылке единственное доступное тем крошкам созвучие: ЗРЯ И ЗРЮ Пока эти пернатые гномики, карлики, навозные блохи не разложились. Там, в далеком необъятном просторе, далеком мужественном мужестве, оставив после себя тишину.
Та окаменелость, на которой они недавно суетились.
По мировому исчислению лет восемьсот назад, не более того.
Пролетали из других миров странные плоскости…
• А она стояла, продолжала стоять в недвижимости.
Стоит и теперь – в темноте и тишине. И будет стоять всегда, наверное вечно, утешая ангелов, раздражая Всевышнего, АМИНЬ.
Ленинград 1932 ЦАРЬ МАКЕДОН, ИЛИ ФЕНЯ И ЧЕБОЛВЕКИ Представление для чтения Стол, на котором довольно большое человеческое изображение. Входят двое: неказистых, неопрятных, увитых нечесаными прядями. Одетый в темное стоит, а в более светлом опускается на четвереньки.
Который в темном и стоит. Кто ты есть? Который в более светлом и на четвереньках. Я есть собака.
Который в темном и стоит. Ты есть самая плохая собака. Самая неумытая, неумная, вонючая…
Который в более светлом и на четвереньках (покорно). Неумытая, вонючая…
434 Который в темном и стоит. Самая глупая, паршивая собака. А кто есть я? Который в более светлом и на четвереньках. Чеболвек, ты есть чеболвек.
Который в темном и стоит. Слыхали? Вы слыхали? Он же хотел меня – вот этак. (Изображает рукой движение змеи.) Чеболвеков не бывает. Ясно? Говорю как Фипагор. Запомни: не бывает. А я есть челвейк. Самый красивый челвейк. Весь в одеждах. Вот.
(Показывает.) В усеми прядях. (Тоже показывает.) И сильнейший. Челвейк добр, добр! Значит, он есть добрейший и сильнейший. И это про меня. Я самый храбрый, даже храбрейший, и я тебя – пну.
Который в более светлом и на четвереньках (покорно). А я лизну.
Который в темном и стоит. А я пну.
Который в более светлом и на четвереньках. А я лизну.
Который в темном и стоит. Я же тебя пну! (Неистово.) Пну! Пну! Пну! Я тебя пну! (Замахивается ногой.) Который в более светлом и на четвереньках. Ая тебя фну. (Постепенно вставая.) Хну! Гзну! (Вставая во весь рост.) И все повыгнузу.
Который в темном, продолжая стоять.
Ой! (Опускается на колени.) Только не выгнузай, ради бога! (Опускается на четвереньки.) К чему тогда будет пригоден мой организм?…
Который в более светлом и теперь с т ои т. Не понимаешь, нет? (Величественно.) Ловить олувей.
Который в темном и теперь на четвереньках. Пропади твои олуви! (Хнычет.) Все пропадите… Феня! Фенечка! Спаси хоть ты меня, хоть самую малость. И пнуть нет сил. Никакой возможности (Мотает прядями.) Я же самый неумный, самый паршивый, грязный. Я же есть пес, и всё, и всё…
Который в более светлом и теперь с т ои т. Конечно. Да-да, паршивый, неумытый, самый дурак.
Который в темном и теперь на четвереньках. Как ты сказал? Кто я таков? Повтори, нет, нет, непременно повтори! (Вскакивает.) Я же царь. Царь Македон! Я есть царь Македон! И все. Тебе ясно, кто я таков? Тебе ясно, с кем ты говоришь' 15* 435 Который в более светлом, продолжая стоять. Боже ты мой! (Хватает себя за грудь, ноги ц так далее.) Македон?! А я-то и не знал. Эх ты, Македон.
Что же ты наделал…
Который в темном и продолжает стоять, дирижируя руками (упрямо). Не Македон, а царь Македон. Царь Македон! И все! Который в более светлом, продолжая, как прежде, стоять. Пусть так. Только не выгнузай! Я же любить желаю, я же тосковать хочу. Без конца без края. Ваше величество, скажи, ну откуда ты хоть узнал? Царь Македон, милейший! Ну откуда! Который в темном, опускаясь на четвереньки. Видали, ему не ясно! Все не ясно. Видали? Захочу – отвечу…
Который в более светлом, продолжая стоять. Захоти, ну захоти, очень тебя прошу, даже умоляю. Захоти, пожалуйста.
Который в темном, продолжая стоять.
Откуда-откуда? Яснее ясного-: узнал из песен… Стихов и песен… Теперь понял? Который в более светлом, продолжая стоять. Да не совсем… Спеть бы для уяснения.
Ну, царь, ну, Македон – соизволь.
Который в темном, продолжая, как прежде, стоять. Так и быть – соизволяю.
Оба машут руками и поют: разык Феня двазик Феня на девятый – Каперсоль пятый Феня шестой Феня на десятый – пылесос.
Который в более светлом, продолжая стоять, приплясывая. Теперь уяснил. Все как есть. Каждую мелочь, каждую мелочишку! Который в более темном, продолжая стоять. И про меня ясно? Допустим, я тебе поверил. И кто есть ты? Да, да, кто есть ты? Говори, говори! Который в более светлом, опускаясьна четвереньки (задумался). Кто же есть я? 436 Который в более темном, продолжая стоять. Все известно. И про тебя, и про себя. Я есть челвейк. А ты, кто ты есть? Который в более светлом и на четвереньках. Чеболвек.
Который в более темном, продолжая стоять. Таких не бывает. Да потому что ты есть паршивая собака, самая неумная! Который в более светлом и на четвереньках (радостно). Значит, я есть собака? Самая, самая неумная! А еще-то чего сказал? Который в более темном, опускается на четвереньки. Сказал «челвейк», а бывает еще чевек! А бывает собака. Я есть собака. (Хохочет.) Я есть собака – самая умная, самая красивая! Который в более светлом и на четвереньках. Откуда ты взялся? Это я! Это я! Какая ты собака? Ты есть Македон! Хау, хау! Наваливаются друг на друга и тоже на четвеи на четверен ьКоторый в темном р е н ь к а х. Нет я! Который в светлом как. Ты, ты! Который в темном и на четвереньках.
Какой такой Македон? Я есть собака. Гр-р-р-гра! (Опять наваливаются.) Ничего я не говорил, ничего не знаю.
Я – собака.
Появляется собака Феня. В рубищах, хороша собой, с ошейником на шее.
Феня. Я собака Феня. Лау-лау! Гау-гау! Я же – я! Ни в более светлом, ни в более темном не обращают на нее внимания.
Тогда собака Феня оборачивается к ним спиной.
Который в более светлом. А я тебя лизну, укушу… и убью.
Который в темном и стоит. Слушать невозможно!… Конец мне приходит… О Господи! Который в более светлом (вскакивает, хватает со стола фигуру). Пришел твой конец, паршивый 437 пес! (Бросает фигуру в голову того, который в более светлом.) Бац! (Попадает в голову того, который в более светлом, но фигура резиновая, надувная – отскакивает.) Ф е н я. Бау-бау. Вау-вау! Который в более темном (хнычет). Хотел меня того! Убить хотел! Феня. Бр-р-р. Уу-ау-уу-ау! Который в более светлом и стоит. Сам виноват, что жив! Что жив! Что жив! Горюшко твое горькое! Феня. Гр-р-р! Bay! (Неожиданно поворачивается.) Вы мне окончательно надоели. Долго еще ждать! Который в более светлом и стоит. Фенюшка-милаша! Мы ее не узнали. А у нас тут семейный разговор! Который в более темном, тоже стоит. Не узнали Фенюшу… Совсем, совсем не узнали!…
Феня. При чем тут Фенюша! Я пришел вас поприветствовать, чтобы потом прижать.
Который в более темном, продолжает стоять. Простите, мадам. Это за что? Феня. Сами знаете. Меня зовут Фекла Агафоновна.
Я представитель. И молчать, молчать! Я представитель.
