— Вот. Академическое издание Свифта. Пролистаешь и вернешь назад. А вот еще носки. Чистые.
— Что от тебя ожидать!
— Вот именно.
Нина смеется. Нашу дружбу с Медведевым она ценит, меня еще ув-важает, хотя и пришлось ей кое- чем пожертвовать, — например, визитами подруги Клавдии, моей бывшей.
Тут налетает Жанна. Известно какая — Малькова. Яркогубая, смуглолицая, пышноволосая. Жена знаменитого гинеколога Малькова. Раз-два, и я обцелован, разукрашен, без этого Жанна не может, ну, не может.
— Постыдись, — отстраняюсь я. — Муж-то вон он, зырит! Мальков и правда стоит на пороге комнаты, привалясь к косяку. Щегольски по обыкновению одетый, старательно усатый; тоже бывший однокашник. Безобидно усмехается и говорит:
— Иван, выгони этого бича. Он посмел явиться в свитере.
— Хорошо хоть трезвый, — отвечает Медведев, и мы входим в большую светлую гостиную. Окна распахнуты, шторы раздвинуты, длинный стол накрыт. Музыка, естественно. Гости маются кто где. Это в основном молодые девицы, подчиненные Медведева; есть тут и молодые деятельные программисты; есть какой-то длинноволосый старик; на ковре дремлет мощный дог Медведевых. Родители Ивана — седые, благообразные — почетно восседают в креслах. Они произвели Ивана на свет, честь им и хвала, но это нереально, что Иван был младенцем и сосал материнскую грудь… это непредставимо.
— Обрати внимание на ту, что у окна, — шепчет мне усатый гинеколог Мальков. Черные, жгучие его глаза плотоядно блестят. — Протеже Жанны. Прибыла из столицы.
Да, стоит у окна и рассеянно курит светловолосая девица. Стоит. Курит. Задумчиво рассеянная.
— К столу, к столу! — кричит Жанна, энергичная помощница хозяйки, свой человек в доме.
Кто-то сильно щиплет меня за руку.
— Приветик! — слышу я.
Это яркоглазая кореянка Суни, давняя знакомая, коллега Жанны Мальковой по газете.
— Привет, родная, — моршусь я. — И ты тут?
— И я тут, конечно. Чур, садимся рядом. Будешь за мной следить, чтобы я не напилась, ладно?
— А кто будет следить за мной?
— Я, кто же!
Усаживаемся. Усаживаемся. Почтенные родители и их сын Ваня, и жена Нина во главе стола, как полагается. Богатый стол, очень богатый. Островок изобилия, думаю я. Думаю: не буду много есть. Так, корочку хлеба, ломтик сыра, ложку салата. Думаю: держава голодает, обжираться грешно. Думаю: не забыть бы перед уходом взять у Ивана полсотни. Плюс полсотни к тремстам занятым раньше. Слушаю тост, произносимый сладкоречивым щеголем Мальковым. Хвала имениннику, его человеческим и профессиональным достоинствам. Иван, мы все тебя любим. Нет слов. За процветание этого дома. За родителей Ивана. Буль-буль, чавк. Пожалуйста, ешьте! — призывает розовощекая толстушка Нина. Еще тост за хозяйку дома, за ее кулинарные таланты. Рюмки большие (или маленькие?). Голоса крепнут, нарастают. Идет быстрое продвижение вперед к намеченной цели. Темп взят хороший! «Почему не ухаживаешь за мной» — сердится яркоглазая соседка Суни. «Слушаю умные речи».
Действительно слушаю (если слушаю). Экономические выкладки. Программистские термины. Борис Горбачев, Михаил Ельцин, Егор Полозков. От Осетии до Прибалтики. От Курил до ЮАР. Доллары, рубли, йены, тугрики. Независимые издания. Зависимыe издания. Солженицын, Лимонов, Довлатов, Зиновьев, Саша Соколов. Посиделки в Кремле. Буль-буль. Чавк. Гороскоп Ивана Медведева благоприятен. Будущее непредсказуемо. Кажется, так.
Соседка слева, белобрысенькая, узколицая, вдруг обращается ко мне:
— Ты совесть имеешь?
— А что такое?
— Ты ведь Юра?
— Да, я Юра.
— Теодоров?
— Правильно. Моя фамилия.
— Неужели не помнишь? Я Фая. Мы встречались на вечеринке у Савостиных. Вспомнил?
— А! — восклицаю.
Она Фая. Мы встречались на вечеринке у Савостиных. Так.
— Впятером влезли в такси. Поехали на дачу к Наташке.
— А!
— Вспомнил?
— Ну еще бы!
— Ты тогда отключился на даче.
— Не может быть.
— Начисто!
— Я, наверное, глубоко задумался, Фая. Это со мной бывает.
— Давай выпьем, а?
— Что ж, давай задумаемся.
Суни локтем бьет меня в бок, причем, очень больно. Я говорю:
— Суни, это Фая. Так она утверждает. Фая, это Суни. А я, следовательно, Теодоров.
Пока они улыбаются друг другу, ласково и хищно, я встаю и направляюсь к окну. Светловолосая опять курит здесь в одиночестве, задумчиво рассеянная. Я приближаюсь и сообщаю ей:
— Минздрав утверждает, что курение вредит нашему здоровью.
— Неужели? — не очень дружелюбно откликается она.
— Да. Пить тоже вредно, но в меньшей степени.
— Надо же! А я не знала.
— А я изучал этот вопрос. Прочел много специальной литературы. Делал выписки. Завел картотеку. Я хочу прожить много лет, потому что жизнь интересна.
— В самом деле? — холодно прищуривается она. Глаза у нее зеленые. То есть глаза у нее зеленые, каких в природе, по-моему, не бывает.
— Мне уже, между прочим, сорок лет. Я ровесник Медведева, но выгляжу я куда лучше, чем он, согласны?
— Я бы не сказала.
— В сущности, — продолжаю я, — жизнь нам дана один раз. Но мало кто знает об этом.
— Я, пожалуй, вернусь за стол.
— Да, возвращайтесь. Встретимся здесь минут через двадцать. Мне есть что вам рассказать.
— Представляю.
— Не опаздывайте, — предупреждаю я хмуро. — А то могу уйти не дождавшись.
— О, Господи! — вздыхает она, гася сигарету в пепельнице.
— До встречи, — коротко прощаюсь я и ухожу на свое законное место между черноволосой Суни и белобрысой Фаей. Суни раскраснелась, глаза у нее горят.
— Я тебя расцарапаю, изменщик, — шипит она.
— За что, дорогая? — кротко спрашиваю.
А Фая, которая слева, предлагает выпить. Фая неутомима в этом смысле. Она, может быть, талантливей в этом смысле, чем я и Суни вместе взятые. Так я думаю. Думаю также, что счет рюмкам уже потерян, восстановить его трудно. Думаю, что и не надо восстанавливать, ни к чему. Думаю: с кем же я сегодня попаду домой, если именно домой, и что я буду делать, если попаду. Положусь, думаю, на судьбу. Судьба не подведет, укажет правильный или неправильный путь. Правильное или неправильное направление. Прошло время осмысленных решений, думаю. Странгуляционная полоса на шее, смутно думаю, это вам не хрен собачий. Вообще, много о чем думаю, положив одну руку на коленку справа, горячую, а другую — на коленку слева, тоже горячую. Думаю: чья же горячей? У обеих высокая температура, может быть, под сорок градусов, хотя одна коленка круглая (Суни), а другая острая (Фаина). Поглаживаю,
