Анатолий Тоболяк
Папа уехал
Меня зовут Лешка Малышев. Я родился в Свердловске. Папа тоже. И Юлька. А мама в Ташкенте. Там живут ее родители и две сестры. А институт мама закончила в Свердловске. И здесь на втором курсе познакомилась с папой. Он тоже учился в институте, только не в экономическом, а в архитектурном. Они поженились, и мама осталась на Урале. Для нее Свердловск хоть и не родной город, но все-таки столько лет прожила! Поэтому ей не хотелось уезжать. Но надо было. Так получилось. Так уж получилось, понимаете? И вот мы прощались.
Бабушка плакала. Папа курил одну сигарету за другой. Бабушка обняла меня так крепко, что больно стало — и ну целовать куда попало, даже в глаза. Потом — Юльку. Потом целовались мама с бабушкой, папа с дядей Костей (его братом), мама с тетей Леной (женой дяди Кости). Уже все на посадку прошли, а мы никак не могли распрощаться.
— Смотрите, Поля, пишите чаще! — Это бабушка маме. А мама:
— Хорошо… хорошо… — И всхлипывает.
— Возьмись за ум, я тебя прошу, Леня! — Это бабушка папе. А он:
— Да, мама, да. Хватит об этом. — И быстро-быстро докуривает сигарету, как будто последнюю в своей жизни.
— Детей берегите! — Это значит — Юльку и меня.
Я не выдержал, закричал:
— Опоздаем же!
Еще немного — и опоздали бы. Пассажиры уже стали садиться в автобус, а мы только билеты показываем на контроле. Тут еще сумки стали проверять. А потом папа пошел через магнит — и как зазвенит! И лампочка замигала.
Милиционер ему: вернитесь, гражданин, назад, выложите все из карманов и пройдите снова. Подумал, наверно, что у папы бомба или револьвер припрятаны. А у папы на джинсах ремень с огромной пряжкой, вот эта пряжка и наделала звону.
Все-таки не опоздали, уселись в самолет (мы на ИЛ-18 летели). Я сразу прилип к иллюминатору. У Юльки своего места нет (ей еще не полагается, недоросла), так она полезла ко мне и заявила:
— Я тоже хочу смотреть!
А чего смотреть, когда ничего не понимает? Вот я ей и ответил:
— Сиди где сидишь! — То есть у мамы на коленях.
Папа около прохода возился с сумками, устраивал их себе под ноги и чертыхался. Потому что сумки большие, бабушка в них еды наложила — курица, яйца там, термос с бульоном — всякая ерунда, и даже Юлькин горшок.
Папа нервничал, а мама — еще больше. Шлепнула Юльку ни за что ни про что. Та заревела. А мама папе: «Места у самых турбин. Шуму не оберешься!» — не понимает, как нам повезло.
Я уже три раза летал, не новичок, и все равно, когда винты раскрутились и заревели, у меня дух захватило и в животе появился такой холодок, как будто мороженым объелся. А потом взлетели, и я закричал во все горло:
— Глядите!
Как раз крыло поползло вниз — и все как на ладони: весь наш город, огромный такой, в дымах. Заводы, заводы, автодороги, перелески на окраинах… и где-то там в нашем дворе пацаны, наверно, гоняли мяч. У меня глаза защипало. И глотать стало трудно. Это же мой город! Я родился тут. А мы улетаем. И вернемся ли когда — неизвестно. Вообще неизвестно, как наша жизнь сложится. Все зависит от папы.
Я покосился на него: как он? А он весь сморщился и горлом сглатывает, как я. А мама закрыла глаза, будто ей страшно смотреть вниз. А Юлька захныкала: «Мама! Писать хочу» — не нашла другого места.
«Здравствуйте, дорогая мама! Ну вот мы и на месте. Прилетели неделю назад (Леня сразу дал Вам телеграмму), но живем на чемоданах. Бывалые люди говорят, что контейнер придет не раньше чем через месяц — и то хорошо, если через месяц. Пока устроились по-походному: взяли напрокат две раскладушки для ребят (постельное белье я привезла с собой, Вы знаете), а мы с Леней спим… в спальных мешках на полу. Это его идея. Мешки тоже взяли напрокат. Не хватает только палатки!
Квартира неплохая — две комнаты, одна побольше, другая поменьше с балконом, изолированные. Туалет и ванная раздельные. Кухня маленькая и — увы! — газа и горячей воды нет. Но к этому мы были готовы.
Соседи по площадке, узнав, что бывшие хозяева нам ничего не доплачивали, кажется, не поверили, во всяком случае, сказали, что мы спокойно могли бы запросить тысячу или полторы доплаты. Такая, мол, такса при обмене на большие города. Леня им довольно резко ответил, что рвачеством не занимаемся, и, кажется, восстановил против себя.
Городок нам понравился: чистый и новенький, стоит в долине, вокруг сопки, а до океана рукой подать. С продуктами в магазинах неплохо: есть молоко, яйца, куры и, конечно, всякая рыба. Рыбный край.
Ну а теперь о самом главном, мама. Вчера Леня устроился на работу в институт «Гражданпроект». Должность рядовая — проектировщик — и оклад невысокий: 120 рублей плюс 40 процентов местного коэффициента плюс премия, если будет. Но на большее он и не мог рассчитывать. Они ведь тут не слепые, сразу увидели трудовую книжку… Вообще могли не принять, но помог, как и обещал, его бывший сокурсник Жуков. Он начальник отдела. Встретил нас в аэропорту на своей машине, отвез к себе, и мы там переночевали. У него мальчишка, ровесник нашего Лешки, жена — врач, очень гостеприимная женщина. Конечно, они выпили на радостях, что встретились через девять лет после института, но Леня неохотно, чисто символически. По-моему, он настроен серьезно, мама, не так, как раньше. А иначе — боюсь думать.
Теперь о себе. Я тут «закинула удочку» в несколько мест, и везде пожалуйста, всюду экономисты нужны. Но детский сад для Юльки пообещали сразу только на домостроительном комбинате, и я решила устраиваться туда.
Вот так. Ехали, можно сказать, вслепую, а пока все складывается неплохо. Тьфу, тьфу, чтобы не сглазить.
Лешка и Юлька здоровы. Юлька, глупышка, спрашивает, когда мы вернемся к бабе, никак у нее в головенке не укладывается, что Вас нет рядом. Лешку записали в седьмой класс — большой уже парень, прямо не верится.
Леня напишет Вам. Сейчас ему некогда, сами понимаете.
Целуем Вас. Поля».
В первый же выходной мы поехали на океан. И Жуковы с нами. Вернее, мы с Жуковыми, потому что машина-то их. Дядя Юра вел, рядом с ним сидела толстая тетя Вера, а сзади нас пятеро набилось: папа, мама с Юлькой на руках, Сашка и я.
Сначала по долине, по асфальту, а потом грейдерная дорога пошла в сопки. Сопки были лесистые, дикие такие: то еловые, то лиственничные, то березовые. Но вот выехали из-за поворота, и вдруг я увидел… И сразу завопил:
— Море!
А это даже не море было, а настоящий океан, весь в белых бурунах, а на той стороне его — жутко подумать! — Америка.
Дядя Юра съехал с дороги прямо на берег. Я выскочил из машины и задохнулся от ветра. Он был очень сильный. А песок мокрый и твердый. А вверху белые чайки. А волны белые и синие сразу. И вокруг никого, будто необитаемый берег. Здорово так!
Я побежал по отмели, дождался, когда волна накатила, зачерпнул в пригоршню и отхлебнул глоток. Одно дело читать, а другое — самому попробовать, какая она горько-соленая… Я засмеялся и побежал назад.
— Ну-ка, Юлька, лизни! — кричу.
А Юлька стояла в своем плащике с капюшоном, маленькая и очень удивленная, и смотрела на океан,
