новейшей техникой, все необходимые данные уложились в точки и тире перфолент и перфокарт, которые позволяли получить необходимую информацию за несколько минут.
Чернышов поначалу отнесся с недоверием к новшеству и даже сгоряча был возмущен перестройкой картотеки. Он не доверял машине в таком серьезном и ответственном деле, но потом быстро переменил мнение, хотя по привычке или для порядка ворчал, что картотека была все же лучше и понятнее. Ворчание это было больше похоже на переживание закостеневших бухгалтеров, тяжело воспринявших переход в их счетной системе на электронные вычислительные машинки и любивших до сих пор приговаривать при малейшей их поломке, что счеты были надежнее. Впрочем, загляните сейчас в кабинет любого бухгалтера и вы увидите рядом с универсальным маленьким электронным калькулятором самой лучшей зарубежной или отечественной марки мирно покоящиеся старые потемневшие счеты, перешедшие по наследству от прежнего бухгалтера. «Теперь такие не делают», — любят повторять старые бухгалтеры, почти с нежностью трогая высохшие от времени костяшки. Так и Чернышов, получив необходимые сведения менее чем за полчаса, все-таки высказал с юмором капитану Жигулину соображение: поди знай, что эта машина наплетет. Жигулин, прекрасно понимая, для чего все это говорится, отпарировал, что Чернышов вероятнее всего по утрам бреется топором, а не современным бритвенным прибором. Оба остались довольны, и Чернышов понес ценные сведения к себе в кабинет, чтоб обобщить их, дополнив версией о возможном убийстве гражданки Караваевой в квартире Неживлева. Генерал ознакомился с подготовленными материалами и отослал их по назначению курьером спецпочты.
События, предопределенные ходом шпионской мысли Нортона Глайда, тоже развивались своим чередом. Уведомленный Неживлевым, что Ирина Александровна отбыла на отдых в Гагры, он выждал несколько дней для контроля и в ближайшую пятницу вечером, на машине, которая привозила в посольство продукты, выбрался в город, а затем, тайно покинув ее, пробрался незаметно к дому. Его, профессионального разведчика, больше, нежели антикварные ценности Семена Михайловича, интересовало содержимое сейфа Александра Филипповича Неживлева. За него он собирался получить помимо награды от ЦРУ и значительный гонорар от крупных журналов. Семен Михайлович ждал Глайда, испытывая одновременно страх и какое-то удовлетворение. Александр Филиппович Неживлев хотя и принял в семью в качестве зятя Семена Яроцкого и даже дал свою фамилию, относился к нему с какой-то брезгливостью. Он словно чувствовал, что занимается Семен Михайлович нечистоплотными делами, но ради дочери закрыл глаза на все. А она была почти в буквальном смысле без ума от своего будущего мужа, который преподнес ей за неделю до бракосочетания бриллиантовое колье стоимостью в семнадцать тысяч рублей. Этим жених окончательно привлек на свою сторону и мать Ирины. Александр Филиппович в подарках не нуждался, но будущий зять подарил генералу кожаное пальто из «Березки», а своей теще скромные бриллиантовые сережки. Принял генерал в семью проходимца Яроцкого, а брезгливость и недоверие подавить не мог. Надо полагать, что на перемену фамилии зятя он согласился из простых соображений: на случай рождения продолжателя, рода. Да вот Ирина Александровна никак не хотела обзаводиться ребенком, все оттягивая этот момент, чтоб не испортить своей удивительной фигуры.
Припомнил все это Семен Михайлович и злорадно потер руки, хотя в первый момент после предложения Глайда вроде даже посочувствовал тестю, зная, какими будут для него последствия. «Ничего, пусть его прижмут, пусть и он побудет в той шкуре, в которой мне пришлось побывать в Ленинграде. Запросто снимут, и в должности понизят, а то и совсем попрут из рядов…»— рассуждал, взбудораженный встречей с Глайдом, Семен Михайлович. Его мысли прервал звонок: один длинный и два коротких. И снова длинный. «Глайд, — лихорадочно подумал Семен Михайлович и его охватила нервная дрожь. Скорее бы от всего отделаться и завалиться на кровать в любом французском или западногерманском отеле, куда его сможет переправить поначалу Нортон Глайд. — А там меня не достанешь, к тому же никто и искать в тех местах не будет: кому придет в голову, что я переправлен людьми Глайда, да и документы у меня будут надежные, а какое я стану носить имя — плевать: Ганс, Артур, Джеймс или Генрих Шлагбаум!» — рассуждал Неживлев, быстро направляясь к входной двери. Он открыл ее не глядя в глазок — был уверен в личности позвонившего условным кодом, и немедленно вздрогнул: перед ним стоял незнакомый гражданин с длинными волосами, выбивавшимися из-под заношенной тирольской шляпы, неопрятный пиджак приоткрывал мятую рубаху в пятнах, брюки давно нуждались в чистке и вздулись пузырями на коленях. Лицо украшали большие темные очки с пластмассовыми стеклами стоимостью в один рубль пятьдесят копеек. Субъект был явным алкоголиком.
— Что вам угодно? — спросил растерянный Неживлев, с трудом приходя в себя, испытывая только одну лишь брезгливость и недоумение. Как мог совпасть только ему известный сигнал Глайда с идентичным звонком незнакомого, опустившегося гражданина. И вдруг его осенило: это же переодетый Глайд! И пока он осмысливал это, тот резко оттолкнул Семена Михайловича и прошел порывистым шагом в прихожую: нечего было на площадке освещаться как на авансцене драматического театра. Он молча бросил шляпу в руки Семену Михайловичу. Бросил небрежно, будто лакею в дореволюционных питейных заведениях, так что Неживлева не могло это не покоробить. Но, увы, хозяином положения и сегодня, и в будущем был Глайд.
— Где? — только и спросил Глайд. Он тоже был явно возбужден. И Семен Михайлович предупредительно пропустил его сначала в гостиную, а потом в спальню генерала, где совсем недавно произошло преступление. Там находился сейф с личными бумагами Александра Филипповича. Да и не только личными, но и другими, которые взял он из архива у хорошего знакомого полковника под честное слово, задумав написать книгу. Старый военный поддался «болезни» того времени, когда каждый, кто испытал войну и трудности послевоенного времени, пытался рассказать об этом людям, не имея для этого ни литературного опыта, ни таланта, ни призвания. Книга не получилась, да и некогда было, честно говоря, заниматься Александру Филипповичу литературным творчеством — занят был по горло неотложными служебными делами. Вот и получилось, что рукопись он забросил, уехал на работу за границу, а в сейфе осталось немало документов прошлого времени, на отдельных листах которых стоял выцветший гриф «СЕКРЕТНО». Посчитали друзья генерала, что прошло уже немало времени с тех пятидесятых годов, а у генерала достаточно опыта, чтобы отобрать необходимое для будущей книги, да и многие аналогичные документы были давно рассекречены и не представляли для спецслужб Запада никакого интереса. Александр Филиппович временами искренне верил, что вернется к написанию книги и этим внесет свой вклад в общее благородное дело. Он хотел оставить потомкам своим наблюдения, выводы и предостеречь их от повторения ошибок прошлых лет. Генерал даже купил для этих целей пишущую машинку и напечатал на первом листе название своих мемуаров: «ФРОНТ». Название притягивало и очень нравилось ему, хотя его придумал не он, а знакомый журналист. Понятно, казалось бы, каждому, что литература, как и наука, требует долгие годы учения, накопления знаний, опыта, полнейшей отдачи сил таланта. Но отчего-то в математику никто не пытается сунуться со своими научными открытиями, если для этого нет соответствующей специальной подготовки, и в физику тоже. А вот в литературу — пожалуйста! Тут уж ничего не поделаешь, так повелось издавна, и все потому, что формул, из которых слагаются химия или физика, никто не знает, кроме специалистов, а алфавит, являющийся основой языка, знают все. Бери ручку и твори…
Вечерело. Комната погрузилась в полумрак, и предметы выглядели неуклюже, нереально. «Света не зажигать!»— скомандовал Глайд и Семен Михайлович послушно отдернул руку от кнопки выключателя. Глайд снял свой маскировочный пиджак и парик. Он почувствовал себя свободнее без камуфляжа и достал из объемного дорожного баула карандаш-фонарик: его электронный голубоватый лучик высветил в сейфе, стоявшем позади двуспальной кровати, отверстие для ключа. Глайд профессионально осмотрел его и вынул из брючного кармана отмычку. Вот уж, позавидовали бы воришки, с которыми имел дело капитан Милованов, увидев такое чудо. Куда им, с их допотопным самодельным инструментом до набора Нортона Фитцджеральца Глайда! Этот великолепный комплект изготовлен на заводе из лучших образцов стали, снабжен электронным табло, которое сразу показывало, какой зубчик прикрутить, а какой выдвинуть и на сколько. И взломом сейфа занимался сейчас не какой-нибудь полуграмотный медвежатник, а выпускник колледжа, которому Соединенные Штаты Америки доверили дипломатическое представительство своей страны! Глайд привычно (сказывался опыт в подобных делах) всунул отмычку в отверстие, придал ей нужную форму, повторяющую зигзаги замка, и мягко повернул вправо. Язык замка плавно, без скрипа поддался и Глайд легко открыл тяжелую бронированную дверцу. Было отчего порадоваться дипломату- шпиону: сейф был буквально набит материалами, взятыми из разных архивных ведомств. Конечно, здесь
