отсутствовали документы, отражающие современную политику страны, но достаточно было только взглянуть на документ, под которым стояла строгая подпись Председателя Народного Комиссариата Обороны. Да за один лишь этот автограф Глайду отвалят столько, сколько и не снилось обреченному дураку Семену Неживлеву. Глайд лихорадочно, все же сдали нервы и у него, не глядя, стал выгребать содержимое сейфа в баул. Напоследок его ожидал еще один сюрприз — пистолет, который генерал хранил как память со времен войны.
— Ну, Сэм, заживем мы теперь! — довольно хохотнул Глайд, застегнув баул и закрыв сейф, и Семен Михайлович внезапно понял, что прогадал: можно было и не отдавать половину своих ценностей, а ограничиться лишь содержимым этого сейфа. «Дубина, дубина без мозгов! — ругал себя Неживлев, глядя на улыбающегося Глайда, — провел меня этот заокеанский фраер как мальчика!».
«Раскис от удачи, — ругнулся мысленно Глайд, — впрочем, какая разница, уступлю ему часть его антикварного богатства и соглашусь на одну четвертую. Ему в радость, и доверие ко мне восстановится. А в принципе это ничего не изменит, потому что шлепнет его Краснов завтра, когда я вывезу все из этой квартиры. Вызову через час на явочную квартиру и попрошу, чтоб обязательно расписку принес с собой, причину найду, а вместо меня его будет поджидать мистер Краснов…»
— Теперь слушай меня внимательно, Сэм, — произнес Глайд, надевая на себя очередную маску, на этот раз серьезности. Он догадался, что Семен Михайлович оценил важность бумаг, сожалеет о своем промахе и это может иметь негативные последствия в их отношениях, когда нельзя дать промах ни в одном шаге и даже движении. — Учитывая ценность бумаг, взятых нами, подчеркиваю — нами, я согласен только лишь на одну четверть того, что мы вывезем за границу, — и Глайд, увидев, каким счастьем засветились глаза Неживлева, понял, что попал в цель. Этим он окончательно лишил того всякой настороженности. — Завтра в это же время я приду сюда за нашим имуществом. Мы должны управиться в один заход, только в один, помни об этом! Повторяю, упакуешь самое ценное: иконы в окладе, серебро, фарфор. Только раритеты — Мейсен, Севр, Русский императорский завод, картины, естественно без рам, сам знаешь, как с этим управиться, монеты — золотые и платиновые, серебряные, только редчайшие по каталогу, — такими наставлениями Глайд явно противоречил себе, когда убеждал Краснова, будто ничего не понимает в антиквариате, но и там была игра. Он конечно же не собирался убирать с дороги Краснова, действительно имея ввиду приспособить его к антикварным операциям на Западе, взвалив на будущей фирме по продаже старины на него всю работу, потому что основной профессией и самой главной для Глайда оставался, как известно, шпионаж. — Итак, завтра в то же время, и чтоб весь твой багаж поместился не более чем в два ящика, больше в машину не поместится. Да и два рейса уже представят какой-то риск, нельзя недооценивать советской контрразведки. — И хотя произнес эту фразу Глайд самым серьезным образом и не впервые, в душе он считал контрразведчиков нашей страны большими профанами. А как же иначе, когда у них под самым, что называется, носом, Нортон Глайд в их же доме делает что хочет: распоряжается национальным достоянием страны и даже вершит суд на неугодными ему гражданами. «Нет, они кое-что, конечно, стоят, — рассуждал Глайд, — но только не в игре с таким разведчиком, как я, учеником Гелена», — а он действительно прошел в свое время школу в Нуллахе. «Жестокое сердце, стальные нервы, железная хватка и отсутствие принципов в достижении цели! Вот что делает разведчика суперменом», — говорил военный преступник Гелен, и Глайд не только не гнушался этими принципами, но и гордился.
— Завтра же, после проведенной операции, ровно через час тридцать минут, встречаемся на квартире. Выработаем запасной вариант.
— Какой еще запасной вариант? — удивился Семен Михайлович, — я уже договорился насчет туристической путевки во Францию. Как раз группа собирается выехать через две недели.
— Обговорим на месте, это касается как раз твоей поездки: ведь тебя должны там будут встретить и проводить в надежное место.
— Понятно, — снова расслабился Неживлев, — за все огромное спасибо…
Они с чувством пожали друг другу руки и Глайд выскользнул серой мышью из квартиры Семена Михайловича, переполненный чувством необыкновенной удачи, — не человек, а призрак.
… Глайда арестовали за квартал от дома Семена Михайловича, когда он пытался проскользнуть проходным двором к ожидавшей его машине. Взяли, как говорил актер Папанов в фильме «Бриллиантовая, рука», без шума и пыли. Капитан Комитета Государственной безопасности Юрий Никодимов, которого Глайд пытался обойти, спеша к машине, предложил ему пройти к другой машине, и когда Нортон Глайд попытался бежать, аккуратно вывернул ему руку. Напрасно Глайд захотел воспользоваться одним из приемов, которых знал достаточно. Никодимов сунул его голову подмышку и в таком неприглядном виде передал оперативникам в подъехавшую «Волгу», вместе с баулом. Все это проделали так, чтоб не вспугнуть раньше времени Неживлева и компанию.
Глайд недаром числил себя профессионалом. Пойманный с поличным, он не стал запираться и молоть вздор, наподобие того, что нашел баул в подворотне за углом, а сразу все выложил. Он понимал, что доказательства его шпионской деятельности установлены не только при поимке, ему еще и кинопленку прокрутили: как он вывалился из посольского «пикапа», как вошел в дом Неживлева, соответственно и выход. Да и не только это, но и всю его возню у сейфа тоже показали. Глайд не удержался и даже цокнул языком — уж очень профессионально сработали контрразведчики. Вот после кинопленки Глайд и заговорил по-настоящему, понимая, что чем он точнее все расскажет, тем меньше будет шума при его высылке. Все- таки дипломатическая неприкосновенность не позволяла упрятать за решетку второго секретаря посольства в соответствии с международным статусом. В одном только моменте попытался утаить правду Глайд: по его словам выходило, что содержимое сейфа Семен Михайлович предложил сам, а Глайд не предполагал, что в нем находится, и взял только для просмотра. Усмехнулся генерал и попросил прокрутить Глайду другую пленочку, магнитную, и повторить насчет того, что материальные ценности Неживлева не самое главное в большой политике, дважды. Тут Глайд окончательно сдался и подписал все страницы протокола допроса.
Посольский «пикап», естественно, не дождавшись Глайда, был вынужден вернуться без пассажира. Там все, кому положено было это понять, поняли и забили тревогу. Сначала для порядка уточнили в органах внутренних дел, не произошло ли какого-нибудь несчастного случая с сотрудником американского посольства, и получили отрицательный ответ. Затем позвонили в МИД, где и узнали, что второй секретарь посольства Соединенных Штатов Америки Нортон Джерри Фитцджеральд Глайд задержан органами безопасности с поличным во время шпионской акции в пользу иностранного государства. Им сообщили также, что посольство Америки получит Глайда ненадолго, только для сбора вещей, поскольку он после проведенного следствия будет объявлен персоной «нон грата» и покинет пределы Советского Союза. На вопрос, можно ли с ним повидаться и не нуждается ли мистер Глайд в адвокате, ответили, что увидеть второго секретаря посольства можно, а вот адвокат ему не нужен, поскольку он во всем сознался и никаких претензий к органам государственной безопасности не имеет. Из посольства поблагодарили, но никто на свидание с Нортоном Глайдом не явился. Все прекрасно понимали, что их коллега сгорел на шпионской работе, и при нынешних обстоятельствах уже не представляет для них никакого интереса, и чем скорее он отсюда уедет, тем лучше.
Неживлев этого, конечно же, никак знать не мог, и поэтому лихорадочно упаковывал в заранее приготовленные огромные ящики антикварные ценности. Он тщательно заворачивал в ткань хрупкий мейсенский фарфор из серии «Времена года», изготовленный по моделям знаменитого Кендлера. Картины малых и великих голландцев аккуратно вынимал из рам, снимал с подрамников, свертывал затем в трубочки, проклеив предварительно специальной бумагой, чтоб не осыпался красочный слой. Монеты и редчайшие золотые и серебряные медали он складывал в пластмассовые коробочки. Заносил все предметы в опись, потому что запомнить все было невозможно. К утру измученный Семен Михайлович упаковал лишь половину нажитого махинациями, спекуляцией и авантюрами добра, и остановился в списке на цифре 437! И если учесть, что в коллекции Семена Михайловича не было по самым скромным меркам ни одного предмета дешевле 1–2 тысяч рублей, а были также по двадцать тысяч и более, то можно только представить размах его «деятельности».
Не успел он прилечь, чтоб немного отдохнуть для последующих трудов, как раздался длинный пугающий звонок в дверь. Подскочил Семен Михайлович, как кукла в театре Образцова, и — быстрей к глазку. Глянул и обмер. Всего ожидал напряженный до крайней степени Неживлев: и милиционеров, и грабителей. Но перед дверью стояла собственной персоной его супруга Ирина Александровна, прилетевшая
