— Ну, крысенок, я жду кассету!
Фрэнки испуганно поднялся и достал из аппарата вторую кассету. Это он, конечно, ловко придумал, делать при необходимости вторую копию; мало ли кто к нему обращается и по какому поводу. Но меня не интересовала этическая сторона его действий, я хотел знать одно, не сделал ли он такой же трюк тогда, когда я обратился к нему в первый раз.
— А теперь скажи, Фрэнки, но учти, если соврешь, я клянусь, что эти твои слова станут последними в твоей жизни: куда ты девал копию, которую сотворил три дня назад? Ты помнишь, я заходил в понедельник.
— Помню, но тогда я не делал копии для себя.
— Врешь, сейчас ты догонишь своего компаньона!
— Нет, только не это. Я говорю вам правду. Я тогда не обратил на вас внимания, только потом заинтересовался.
— А сегодня, что ты увидел во мне сегодня?
— Мне показалось, что вам это нужно для каких-то определенных тайных целей. Может, шантажировать женщину. В таких случаях мы обязательно делаем копию для себя, чтобы потом шантажировать обоих.
— А откуда вы узнаете, кто к вам приходил?
— У нас хорошо поставлена разведка.
— А это кто? — я показал на второго парня, все еще лежавшего на полу; жизнь с трудом входила в это нелепо лежащее тело.
— Это Крис, мы с ним работаем на пару.
— И что вы с этого имеете?
— Бывает хороший улов.
— Конкретнее!
— А вы не из полиции?
— Вопросы задаю я! — я посмотрел в упор на Фрэнки и у него сразу пропала охота спорить со мной или спрашивать.
— Приходит как-то джентльмен и все время оглядывается, будто за ним кто-то следит, и просит сделать копию с магнитофонной кассеты. Я сделал копию для него и для себя, а Крис проводил его до самого дома. Мы потом прослушали кассету и оказалось, что этот джентльмен записал разговор жены шефа, указывающий, что этот тип и та женщина находятся в любовной связи. Мы явились к нему и попросили за кассету пять тысяч. Он поплакался, но выложил.
— Молодцы, ребята. А что бы вы сделали с моей кассетой?
— Если бы на ней в разговоре упоминались какие-нибудь имена; фамилии, мы бы узнали, кто эти люди, что за этим стоит и сколько с них можно выжать за этот материал. А Крис сегодня бы узнал, где вы живете.
— Не ломай голову, я сам тебе скажу, сколько за него можно выжать. Хочешь?
— Любопытно, — он стоял передо мной и жалко улыбался, но на меня эта улыбка не действовала, терзала одна мысль: вот этот ушастый головастик мог бы запросто выйти на Тернера, погубив этим Элизу, Мери и меня. Доведя свое состояние до злости, я ребром ладони уложил Фрэнки рядом с Крисом и опять вышел черным ходом во двор. Пусть полежат, — подумал я, — жаль, что не разломал им всю аппаратуру. Впрочем, это уже мальчишество, можно подумать, что назавтра они не заведут новую. На все ушло минут десять. Я как ни в чем ни бывало вышел из магазина по продаже современных шедевров и снова отправился в путь по городу. Некоторые вопросы я для себя решил, теперь следовало продумать, как я разберусь с человеком Тернера, а вернее моим убийцей, и куда отправить Мери для ее безопасности: не брать же вместе с Элизой в Париж!
Отправив одну кассету в Чикаго, и приехав домой, так я стал называть особняк Тернера, я сразу же прошел в библиотеку: следовало запрятать между книгами обе копии с кассеты. Одна мне была не нужна, но я не знал, как ее уничтожить. Была бы печка, как в нашем доме у тетки, я бы сжег ее. Что ж, если Мери будет в безопасности, не откажу себе в удовольствии подарить Тернеру обе копии. Вторую бесплатно…
Едва я успел сделать эту работу, как явилась Мери.
— Мери, что случилось? Отчего у тебя такой расстроенный вид?
— Дик, я боюсь, у меня абсолютное чувство опасности и я ее ощущаю каждой клеткой своего тела.
— Мери, поверь мне, все обойдется.
— Что обойдется?
— Никто не посмеет тронуть ни тебя, ни меня.
— И миссис Тернер?
— И ее тоже.
— Вы уедете?
— Наверное.
— Куда?
— По всей вероятности, в Париж.
— Почему ты не ответил мне сразу, у тебя появились от меня секреты?
— Не будь мнительной, мы действительно поедем в Париж. Ты же слышала, что мне принесут чек на парижское отделение банка.
— Так лучше, а то темнишь: по всей вероятности..
— Я так сказал, чтобы не делать тебе больно.
— Смотри, какая забота. Дик, не переживай за меня, я уеду к матери. Здесь я не останусь, это равносильно смерти.
— Когда ты уедешь?
— Сразу же после вас.
— Я советую тебе исчезнуть пораньше.
— А что скажет мистер Тернер? Куда девалась миссис Голсуорси?
— Да, я как-то не подумал.
— Дик, ты придумал, как остаться живым в этой ситуации?
— Почти.
— Думай скорее, до воскресенья не так много осталось. А если ты пугнешь Тернера той записью, что я тебе отдала?
— Если бы ты сейчас оказалась на другом конце земли, я бы так и сделал, но первое и единственное подозрение падет на тебя. И тогда за твою жизнь никто не даст и ломаной монеты.
— Ну и пусть.
— Ты не хочешь жить?
— Зачем?
— Это не ответ, Мери. До сих пор ты прекрасно жила, не так ли?
— Лучше бы я не жила. Ты не представляешь, Дик, сколько я насмотрелась и наслушалась, сколько грязи было в этом доме и подлости.
Мери отрешенно смотрела в окно, губы непроизвольно шевелились, будто она продолжала говорить со мной шопотом. Я взял ее за руку и усадил в кресло.
— Мери, не вспоминай, это не принесет тебе радости и облегчения. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
— О другом? — Мери усмехнулась, — знаешь, Дик, в жизни всегда наступает момент, когда следует остановиться и подумать: как ты жил и для чего, и следует ли вообще дальше жить?
Я открыл дверцу старинного буфета, Мери сейчас бы не помешали пару рюмок чего-нибудь крепкого. На второй полочке стояло несколько бутылок с коньяком и надменно застыла большая бутылка со смирновской водкой. Я достал бутылку и две рюмки.
— Мери, я спущусь вниз и сотворю пару бутербродов. Не возражаешь?
— Это ты хорошо придумал, Дик, — слабо проговорила Мери, — всю жизнь я кому-то прислуживала. Оказывается, ужасно приятно, когда кто-то ухаживает за тобой. Мне сегодня необходимо выговориться,
