взором Катрины мельтешили вырезанные на сланце символы и застывший на вершине Цитадели монах.
— Вы смотрели новости?
Застигнутая врасплох Катрина оторвалась от чтения и взглянула на безмятежное лицо стройной девушки, заглядывающей в ее кабинет. Катрина попыталась вспомнить ее имя, но не смогла. Текучка кадров в организации была такой, что она даже и не пыталась запомнить имена всех сотрудников. Рашель… А может, Ребекка? Приехала из какого-то английского университета на трехмесячную стажировку.
— Да, — ответила Катрина. — Да, я видела…
— Повсюду автомобильные пробки. Я едва сюда добралась… Опоздала немного.
— Ничего страшного.
Катрина махнула рукой и вернулась к чтению отчета. Утреннее событие, без сомнения, для большинства жителей Руна стало лишь досадным происшествием. Люди посплетничают, посудачат да и забудут…
— Хотите кофе? — спросила девушка.
Катрина вновь взглянула на ее молоденькое, без следов душевных тревог лицо и вдруг вспомнила ее имя.
— Конечно. Большое спасибо, Беки! — сказала она.
Лицо девушки осветила улыбка.
— Отлично.
Взмахнув собранными в конский хвост золотисто-каштановыми волосами, девушка развернулась и побежала вниз по лестнице в кухню.
Большую часть работы в организации выполняли такие вот волонтеры. Это были люди разного возраста, посвящающие свои силы и время тому, чтобы сделать нашу планету лучше. Ими не двигали никакие религиозные или национальные мотивы — одна лишь любовь к жизни на земле. Благотворительность организации сводилась к орошению засушливых областей, высаживанию деревьев и сельскохозяйственных растений в регионах, пострадавших от войны или вызванной индустриализацией экологической катастрофы. Впрочем, «Ортус» изначально не занимался ни благотворительностью, ни экологией. У организации были совсем другие задачи.
На столе зазвонил телефон.
— «Ортус». Чем я могу вам помочь? — как можно жизнерадостнее спросила Катрина.
— Катрина, — в трубке зазвучал мягкий голос Оскара.
У нее сразу же отлегло от души.
— Привет, папа. Где ты был?
— Я молился.
— Ты слышал, — не совсем зная, как лучше построить вопрос, начала Катрина, — ты знаешь, что… монах…
— Да, знаю.
Женщина с трудом сглотнула, стараясь не давать волю чувствам.
— Не отчаивайся, — сказал отец. — Нам не нужно терять надежду.
— Но как же не отчаиваться? — бросив взгляд на дверь, понизила голос Катрина. — Пророчество теперь не сбудется. Как может после случившегося восстать крест?
Отец помолчал. Катрина слышала лишь легкие потрескивания, неизбежные на трансатлантической линии.
— Люди воскресают, — наконец произнес он. — Так написано в Библии.
— В Библии много неправды. Ты сам учил меня этому.
— Нет. Я не говорил тебе такого. Я всего лишь указал на существование определенных, умышленных искажений истины. Многое из написанного там является правдой.
Отец вновь замолчал. В трубке были слышны помехи.
Катрине хотелось ему верить, очень хотелось. Но в глубине души она понимала, что полагаться на слепую веру в то, что все будет хорошо, означало зажмуриться, скрестить пальцы и отдаться на милость судьбе.
— Ты действительно веришь, что крест восстанет?
— Не исключено, — ответил отец. — Я понимаю, в это трудно поверить, но если бы мне вчера сказали: завтра святой появится из глубин столетий, взберется на вершину Цитадели и встанет, показывая миру знак Тау, — я бы не поверил и… был бы не прав.
Отец редко ошибался. Плохо, что его не было рядом, когда по телевизору передавали новости о монахе. Возможно, будь Оскар рядом, ей было бы легче.
— Так что же нам предпринять? — спросила Катрина.
— Надо осмотреть тело. Он — крест. Он — ключ ко всему. Если монах воскреснет, наш долг — защитить его от тех, кто захочет снова его убить.
— Ты говоришь о других святых?
— Мне кажется, они потребуют вернуть тело и уничтожат труп, чтобы помешать исполнению пророчества. У святого не может быть семьи и родных, поэтому никто, кроме них, не станет требовать выдачи тела самоубийцы.
Оба замолчали, размышляя над тем, что может произойти, если этому не помешать. Катрина представляла себе, как тело монаха лежит в темном, без единого окна помещении гдето в Цитадели. Сломанные кости загадочным образом начинают срастаться, но вот появляются одетые в зеленые сутаны люди. Капюшоны низко надвинуты на глаза, в руках — кинжалы и прочие орудия пыток…
На другом полушарии ее отец думал о том же. Вот только страшные образы приходили к нему не из воображения, а из памяти. Он собственными глазами видел, на что способны святые.
22
Афанасиус испытывал глубокую неприязнь к библиотеке.
В ней управляющий чувствовал себя словно в западне: безликая, зловещая тьма и бесконечный лабиринт огромных залов вызывали у него клаустрофобию. Однако с аббатом не поспоришь: если настоятель назначил встречу в библиотеке, то придется туда идти.
Библиотека находилась на высоте около трехсот футов над подножием торы — в пещерах, выбранных основателями Цитадели из-за хорошей вентиляции и темноты. Там древние манускрипты и свитки были надежно защищены от влаги и прямых солнечных лучей. По мере того как книгохранилище заполнялось все новыми и новыми бесценными текстами, стало ясно, что в сохранности этих сокровищ человеческой мысли нельзя надеяться только на темноту и сухой воздух. Постепенно вводились усовершенствования. Сейчас библиотека занимала сорок два зала разного размера и содержала богатейшее в мире собрание древних книг. Среди ученых, специализирующихся на истории религии, даже ходила приправленная горечью шутка, что библиотека Цитадели — величайшее в мире собрание сочинений, которые никто никогда не прочитает.
Неприятное чувство терзало Афанасиуса, когда он подходил к единственному входу в библиотеку. Определяя его личность, холодный голубой свет просканировал ладонь прежде, чем дверь, скользнув на роликах, открылась и пропустила человека в переходной шлюз. Управляющий ступил вперед, и дверь за ним закрылась. Клаустрофобия навалилась на него с новой силой. Афанасиус знал, что боязнь замкнутого пространства не покинет его, пока он будет находиться в библиотеке. Над вторым сканирующим устройством замигала лампочка, оповещая, что сейчас происходит фильтрация воздуха: ничего, что повредило бы манускрипты, не должно просочиться за вторую герметично закрытую дверь. Афанасиус ждал, чувствуя, как стерильный воздух сушит ему горло. Лампочка перестала мигать, и вторая дверь открылась. Афанасиус шагнул в библиотеку.
В мгновение ока тьму осветил небольшой кружок света — всего несколько футов в диаметре. Центром круга был управляющий монастырским хозяйством (свет реагировал на перемещение человека). Афанасиус пересек зал и через сводчатый ход проник собственно в библиотеку. Благодаря постоянному контролю