...Если в нашем доме находился посторонний человек, то мы не гасили света, а только задергивали на окнах занавески. Это был условный знак для членов нашей группы. Так мы поступили и в этот вечер. Входить в таких случаях в дом нашим подпольщикам запрещалось. Однако Кирилл Розовик пренебрег предупреждением. Он впопыхах ворвался в дом и с порога оглушил нас неожиданной новостью:
— Алеша, немцы схватили Валю. Я целый день прождал ее на месте явки. Она не пришла. — Кирилл обхватил голову руками и тяжело опустился на стул. Мы с Дмитрием вскочили на ноги.
— Кто тебе сказал, что она арестована? — стараясь сохранять спокойствие, заговорил я. А сам с горечью думал: «Не успели приступить к делу, и уже — провал». — Может быть, Валя заболела?
— Нет, я узнавал. Оказывается, Валю вызвали в гестапо, и она больше не вернулась. — Розовик еще ниже опустил голову.
...Подпольная организация, только что родившаяся в тяжелых муках, понесла жертву. Последствия ареста Вали могли быть самыми неблагоприятными. Все мы почувствовали надвигающуюся опасность.
ПЕРВЫЙ ШАГ
— Господа! — голос «пана старосты» Жлукто хрипел, он покачивался на своих нетвердых ногах. — Я предлагаю этот тост за представителя победоносной армии фюрера, за господина ефрейтора Мюллера!
— Хорошо говоришь, Жлукто, молодец!
— Удачно! Удачно! И красноречиво...
— Зачем бы мы выбрали его старостой, если бы не знали его умения произносить речи?
— Давайте поднимем бокалы, — нетерпеливо кричали любители выпить.
— Не галдите, — обрывает Жлукто. — Послушаем, что скажет сам господин Мюллер.
Ефрейтор Мюллер раскраснелся от обильной еды, подобрел и благосклонно поглядывает на лебезящего перед ним старосту. А тот с натугой склоняет свою жирную шею перед немцем. Ефрейтор доволен. Староста не поскупился, пустил под нож самую жирную свинью, а Мюллер умел ценить подобные жертвы. Он обласкал старосту своим начальническим взглядом, отодвинул от себя груду обглоданных костей, взял в руки стакан с водкой.
— Хайль Гитлер! — заорал ефрейтор и выпил водку.
— Вот спасибо, господин Мюллер! — обрадовался староста. — Вот уж порадовали, так порадовали. Кушайте и пейте на здоровье. — Жлукто наполнил стаканы и сам с удовольствием выпил.
— Э, староста! Ты думаешь, удивил господина Мюллера банкетом? — подзадорил кто-то хозяина. — Он уже давно привык к пышным приемам.
— А если ко мне пожалует господин Мюллер, — похвалился толсторожий пьяный гость, — на руках носить буду. Кто посмеет не угодить такому важному человеку?
Мюллер улыбается и милостиво кивает головой. Банкет у старосты ему определенно нравится. И компания собралась подходящая: бывшие кулаки, воры, полицаи. Рядом с Мюллером сидит помощник коменданта Пиддубный. Он изображает из себя хозяина села Григорьевки и, конечно, чувствует здесь себя выше всех собравшихся. Исключая, разумеется, немца-ефрейтора. На этом пиршестве оказался и Алексей Васильевич Крячек.
— Я тогда был в Григорьевке, — рассказывает Алексей Васильевич. — Село это находится на другом берегу Днепра, и мне давно хотелось побывать в нем, встретиться с подпольщиками. К тому же здесь жила моя двоюродная сестра. У нее был небольшой радиоприемник, и я надеялся воспользоваться им. И вот подвернулся случай: одной женщине надо было срочно сделать операцию аппендицита. Больная оказалась родственницей Жлукто, вот я и попал к нему в дом.
Жлукто был спесив сверх меры. Оказавшись рядом с почетным гостем, он и вовсе дал волю своему тщеславию. Староста хватал самые жирные куски свинины и подкладывал в тарелку ефрейтору. В то же время он успевал следить за гостями, важничал и насмехался над своими односельчанами. Ни у кого из них не было такого достатка, и потому, по его мнению, никто не мог равняться с ним.
— Эй ты, дармоед! — задевает он приютившегося в дальнем углу стола худенького, сгорбленного человека. — Твой кабан еще не разжирел? Когда ты его зарежешь? Никогда! Ты и мяса-то в жизни не видел. Теперь-то уж нажрешься на дармовщину.
— А ты, рыжий, — задевает староста другого, — чего уминаешь за обе щеки? Чего торопишься? Недавно чуть с голоду не подох, а теперь отъедаешься?
Рыжий отбросил кость и отодвинул от себя тарелку. Он покраснел от возмущения, но не стал перечить старосте. А тот расходился все больше и больше. Хозяин, видно, охарактеризовал бы таким образом всех своих гостей, если бы ему не помешал Мюллер. Ефрейтор морщился от шума и гвалта, бурчал что-то себе под нос.
— Не орать! Сейчас я буду говорить, — проворчал ефрейтор, взмахнул руками и поднялся со стула. Пиддубный поддерживает качающегося немца, следит, чтобы тот не шлепнулся на пол. — Господа! Мы являемся свидетелями великой эпохи. Вся Европа склонила голову перед нашим фюрером. Хайль Гитлер!
— Ур-ра-а! — разноголосо завопила пьяная компания. Жлукто рвется к Мюллеру, старается быть у него на виду. Каждого, кто пытается заговорить с ефрейтором, он обрывает, оттесняет своей тучной фигурой. Всем своим видом он норовит показать свою преданность и уважение к немцу. Староста вошел в роль и начал просто куражиться. Наконец и я попался ему на глаза, мне тоже пришлось выслушать оскорбительную болтовню Жлукто и его компании.
— Господин ефрейтор, разрешите поднять этот тост за вас, за славного сына немецкого народа. Наполняйте стаканы. А ты, Крячек, чего нахохлился? — староста глядел на меня пьяными глазами. — Печень, говоришь, болит? Не болтай зря, пей, ничего с твоей печенкой не случится.
— Не унижайся перед всякой собакой, — заорал вдруг Пиддубный. — Ты же видишь, что он не понимает ни почета, ни уважения.
— Браво, господа, хорошо! — Мюллер криво усмехнулся, вздрагивая от икоты. — Очень хорошо.
— Господин ефрейтор, когда вы с нами, мы спокойны. Эти бродяги-партизаны, как мыши, зарылись в свои норы. Правда?
— Правильно говоришь, — Мюллер хлопает старосту по плечу и тянется за рюмкой. — Эти бандиты уничтожены. Никто не посмеет теперь сунуться к нам.
В разгар пиршества раздался громкий стук в окно. Пьяная компания вдруг онемела. Староста посмотрел на Мюллера, тот поперхнулся водкой и даже перестал икать.
— Кто там? — испуганно спросил Жлукто.
— Это я, Григорий Михайлович, откройте, — послышалось с улицы.
— Эй, кто там поближе, откройте дверь, — приказал староста, вынимая револьвер.
В дом ввалился Григорий Проценко в форме полицая. Все облегченно вздохнули.
— Господин Жлукто, — пробасил Проценко, — с каких это пор вы стали бояться своего старшего полицая? Нехорошо...
Я сидел на этом пиру сам не свой. Даже жалел, что согласился на приглашение старосты. Но приход Проценко обрадовал меня. Теперь я чувствовал себя не так одиноко. Проценко — это наши глаза и уши. По заданию подпольной организации с помощью надежных друзей ему удалось пробраться в Переяслав и устроиться в комендатуре. Он быстро сделал свою «карьеру». За короткий срок Проценко сумел оказаться на виду у начальства, втерся в доверие и был назначен на должность старшего полицая. По долгу «службы» он объезжал села, передавал нам нужные сведения и увозил с собой соответствующие инструкции для подпольщиков.
— А, это мой тезка! Откуда ты, браток, проходи, пожалуйста, — заискивающе заговорил староста. — Что вы там столпились у порога, пропустите дорогого гостя.
Проценко не спеша разделся, повесил шинель, подтянул ремни. Потом он вынул из карман объемистую пачку бумаги и направился к столу.
— Гриша, что это за бумаги? Уж не думаешь ли ты составлять на нас протокол? — пошутил староста.
