— Здесь листовки, которые распространяют партизаны. Я собрал их в селах. — Проценко глянул в мою сторону и незаметно подмигнул мне. Я хорошо знал, что Проценко листовок не собирал. Наоборот, под видом «реквизиции» листовок, он сам распространял их, а иногда и читал крестьянам. При упоминании о партизанах Жлукто разинул рот.
— Что ты говоришь? — спросил староста. — Какие партизаны? Они все уничтожены.
— Откуда мне знать, какие партизаны? — Проценко пожал плечами и бросил пачку листовок на стол. — Ясно, что это их дела.
— Проклятые собаки! — прошипел Пиддубный и мерзко выругался.
Одного упоминания о партизанах было достаточно для того, чтобы вывести из равновесия всю эту разношерстную пьяную компанию. Гуляки растерянно поглядывали друг на друга, веселье за столом угасло. Никто больше не заискивал перед старостой, да и на Мюллера как-то меньше стали обращать внимания. Это не понравилось немцу. Он нахмурился и зло приказал:
— О чем тут написано? Ну-ка, прочтите.
Я начал разбирать листовки. Мне была знакома в них каждая буква. Их печатала наша милая девочка Зоя на старенькой машинке.
— Читай! — закричал Мюллер и еще больше нахмурился.
— «Дорогие соотечественники, рабочие, колхозники и колхозницы! — Я начал читать срывающимся голосом, несколько боязливо, но потом осмелел и стал чуть ли не декламировать листовку: — Немецко- фашистские оккупанты вероломно напали на нашу Родину и ведут кровопролитную войну. Фашисты на весь мир протрубили, что за несколько недель уничтожат Советскую власть. Но идут один за другим месяцы, а наша Родина жива. Разбойники Гитлера несут огромные потери, Москва не сдалась врагу.
Судьба Родины в ваших руках, граждане. Все как один поднимайтесь на партизанскую войну!»
— Довольно! Прекратить! — заорал взбешенный Мюллер.
— Хватит, хватит. Ты так ловко читаешь, как будто сам написал эти листовки, — поддержал немца староста.
— Действительно, — проворчал Пиддубный. — Все они одного поля ягоды.
— А говорили, что Москву давно взяли? — недоуменно спросил кто-то за столом. — Выходит, немцы соврали.
— И я слышал об этом.
— Тут что-то не так. Партизаны больше знают, они и с Москвой, пожалуй, связь держат...
— Прекратить разговоры! — вспылил староста, видя, как его гости взялись вдруг обсуждать партизанскую листовку. — Все это — вранье. Никому не верьте. Наливайте бокалы, будем веселиться.
— Молодец, господин староста, правильно, — побагровел Мюллер. Он быстро трезвел от страха. — Никаких партизан нет больше. Это все выдумки большевистских агентов. Так ведь, господин старший полицай? Мы до них еще доберемся. Фюрер научил нас громить врага, мы победим!
— Да, мы победим! — громко сказал Проценко. — Обязательно победим!
Староста решил развеселить своих гостей. Он стал вдруг рассказывать какие-то смешные истории, но слушали его вяло, без всякого интереса. Я наблюдаю за компанией и радуюсь, что наши листовки даже тут произвели такое сильное впечатление. Жлукто, видно, угадал мое настроение и опять набросился на меня. Его возмущало, что я не пью и, значит, не поддерживаю хозяина, оскорбляю его.
— Доктор, что это значит? Тебе не нравятся тосты господина ефрейтора? Почему не пьешь?
— Я же сказал, что не пью.
— А если не пьешь, то за каким чертом пришел сюда? Знаю я тебя... Ты шляешься по деревням и агитируешь народ против немцев. Людей бунтуешь, — староста сорвался из-за стола, выхватил наган и кинулся на меня.
— Тише, не играй с оружием! — Проценко сжал руку старосты и отвел ее в сторону. Раздался выстрел, все вскочили со своих мест.
— В чем дело? — кричали гости. — Чего ты развоевался?
— Не кипятись, господин староста.
— Он просто с ума сошел от пьянства.
...Гости стали расходиться. Пошел и я. На улице меня догнал Григорий.
— Нельзя прощать старосте эти проделки, — сердито сказал Проценко, — надо убрать его.
— Не торопись, Гриша, придет время, он нам за все ответит.
— А чего ждать, Алексей Васильевич, — нахмурился Григорий. — Мне людям стыдно в глаза смотреть. Послужу вот полицаем, люди навеки меня проклянут.
— Не беспокойся, — утешил я Григория. — Я вот не проклинаю тебя.
— Люди бегают от меня, как от зачумленного, — продолжал сокрушаться Проценко, — даже близкий человек меня врагом считает.
— Кто этот человек? — спросил я. — Настоящий друг всегда поймет тебя и не осудит.
— Вы сами знаете, кто, — сказал Проценко. — Зачем меня об этом спрашивать?
На самом деле я и не догадывался, о каком друге вел речь Проценко. Но вскоре все разъяснилось. Я почти каждый день вел прием больных, ко мне приходили и приезжали из многих окрестных деревень. Как- то у меня собралось очень много людей. Среди ожидавших приема я увидел Зою. Она сидела на лавочке и терпеливо ждала своей очереди. Я подумал, что ее беспокоил зуб и, когда она села в кресло, спросил:
— Что, Зоя, дает знать старая болячка? Открой-ка рот, я посмотрю.
Зоя сняла с головы повязку и спросила:
— Проценко сегодня ночевал у вас?
— Да, ночевал. А зачем ты об этом спрашиваешь?
— Просто так, — Зоя опустила голову и стала в волнении теребить бахрому своего платка.
— Зуб болит? — переспросил я. — Дай-ка я осмотрю.
— Ничего у меня не болит, Алексей Васильевич...
— Вот тебе раз. Зачем же тогда пришла?
— Да так, — замялась Зоя.
— Просто так ко мне не ходят, — строго сказал я, — ты же знаешь, что без вызова тебе здесь появляться нельзя. Я думал, ты по важному делу, а тебе просто погулять захотелось.
— А у меня и есть важное дело...
— Что за дело? Выкладывай, — проговорил я и тут неожиданно догадался о причине ее прихода. Как это я раньше не заметил? Ну, конечно же, ее приход связан с Гришей Проценко. И когда это они успели сблизиться? Видно, любовь секретнее всех тайн на свете.
— Ну, слушаю тебя, говори, — обратился я к Зое.
— Что же тут говорить? — вздохнула девушка.
— Тебе лучше знать, о чем говорить. Ты за этим и пришла ко мне.
— Когда я увидела его здесь впервые, то подумала, что это какой-то особенный, настоящий человек, — тихо заговорила Зоя. — Дружбу мне предложил, просил чаще встречаться и вот оказался самым настоящим подлецом.
...За последнее время наша подпольная группа заметно выросла. Вместе с нашими «стариками» Проценко, Спижевым и Розовиком задания группы выполняли подпольщики Беляев, Киселев и другие. Для того, чтобы уберечь организацию от провала, подпольщики друг с другом лично не встречались, связь с ними поддерживалась через специальных людей. Проценко, например, знал только меня, а о том, чем занимаются остальные члены группы, сколько их, он и понятия не имел. Когда Проценко и Зоя познакомились, то ни он, ни она и словом не обмолвились что связаны с подпольной организацией. У обоих хватило выдержки не касаться этой запретной темы.
— Ты не права, Зоя, — проговорил я. — Гриша, по-моему, парень верный.
— Он только на вид такой, а на самом деле — обманщик. Если он честный и правильный человек, то зачем подался в полицаи? Разве нельзя найти другой работы, кроме прислужничества немцам?
— Зачем ты мне это говоришь, Зоя? Вы сами уже взрослые люди, сами и разбирайтесь. Поговорите, думаю, что найдете общий язык.
— Не желаю разговаривать с полицаем! — вспылила Зоя. — Брезгую. Понимаете?
— Но ведь ты его любишь? Почему бы и не поговорить?
