Когда шоу закончилось, Рома схватил меня за руку:
– Пойдем к ней! Ты должна ей сказать!
– Да-да, пойдем.
Рома буквально вытащил меня на улицу сквозь бушующую толпу.
На улице мы обогнули в темноте здание клуба «Сяо Ляо» и подошли к какой-то двери с тыльной стороны. Роман поставил меня на шухере и приказал смотреть в оба:
– Если появятся охранники, сразу будем с тобой целоваться. Обычный революционный способ.
Пока я добросовестно таращилась в темноту, Рома быстро открыл дверь, приложив к плате электронный ключ. Он втолкнул меня в темный коридор и уверенно пошел в нужном направлении.
– Вот сюда, – сказал он.
Мы вошли в хорошо освещенную артистическую уборную. Тотчас из-за китайской ширмы с драконами вышла Илона и сказала:
– Ах! Кто это? Как неожиданно! Джулия? Как ты сюда попала?
– Познакомься: это Рома, – представила я.
– Мы уже познакомились, и это было не совсем приятно.
– Да бросьте вы, мы все свои, – сказала я.
В этот момент я поймала в зеркале выражение лица Романа. Это было выражение полнейшего отвращения.
– Ну что ты, Ром? Ведь все это игра! Карнавал.
Не отвечая мне, он просто вышел.
– Ну ты видишь, что это такое? – сказала я Илоне. – Переспишь с мужиком – и сразу он считает, что ты ему должна.
– А ты с ним переспала? Ну, и как? Наверное, хорошо. Он молодой, здоровый и горячий. Скорее всего, он любит тебя.
В ее голосе я уловила нотки зависти.
Илона, оглянувшись по сторонам, зашептала прерывистым шепотом:
– Послушай, Джулия, мне надо тебе сказать… не до шуток… случилось страшное…Ливеншталь… он никогда уже не будет ходить, ему Сципион перебил позвоночник… То, что называется, сломал хребет гадине. Ты знаешь, как они сцепились? Не на жизнь, а на смерть.
– За что?
– Раньше генеральным директором Чайна-тауна был Ливеншталь. Через него шли все финансовые потоки. Потом Сципион договорился с какими-то большими людьми и перехватил у Ливеншталя весь бизнес. Ливеншталь не хотел отдавать, и тогда его искалечили… Ты понимаешь? Я предчувствую, что сегодня у меня было последнее выступление. Меня выпрут отсюда. Сципион мне не простит, что я его поменяла на Ливеншталя. А Ливеншталь считает, что я всю жизнь буду выносить за ним горшки.
– А ты не хочешь? Мне казалось, у вас любовь.
– Какая любовь, Джулия? Мне же не пятнадцать лет. Да и как можно любить импотента? Они меня окружают плотным кольцом. На сцене – импотенты. Они без таблетки не могут поднять член. Аукцион – имитация полового акта. Домой приходишь – трахнуть некому. Дом полон сексуальных игрушек. Включаю в сеть…и. Я Ливеншталю и такой стриптиз, и сякой минет. А он – слюну пускает, как младенец. Или заснет. Ну, раньше грело хотя бы то, что у него было высокое положение, деньги, самолеты. Но теперь… он же сейчас все потеряет. Ты не представляешь, какой страшный человек Сципион. Я плохо рассчитала, когда выбирала между ними двумя. Послушай, Джулия, я прошу тебя: позвони жене Ливеншталя и скажи, чтобы прилетала за ним. Ведь она его жена и мать его дочери. Если она его не заберет, а бросит на произвол судьбы, он не отстанет от нас с тобой. Понимаешь? Он будет висеть камнем на нашей шее.
Илона была удивительная сука. Но дело свое – пробиваться наверх – она знала. Она вложила мне в руку конвертик с деньгами и улыбнулась вымученной улыбкой:
– Джулия, наверное, это последний раз, когда я тебе плачу. Лафа кончается. Теперь тебе придется меня содержать. Ты готова?
– Очень хорошо. Я возьму тебя в свою программу. Ты будешь у меня играть Джульетту. Мы с тобой сделаем отличный спектакль. Безумно смешной. Все просто надорвут животы. Ты даже себе не представляешь, какие уроды собрались на ТВ. Мне не с кем работать.
– Правда? Ты меня возьмешь? Ой, Джулия, я думала, что ты на меня разозлилась, что я бросила тебе Ливеншталя на коляске. Но, клянусь, у меня не было сил к нему возвращаться. Старик, да еще инвалид…
Вслед за этими словами я выскочила в коридор. Там я нашла Рому, который меня ждал, сидя по- тюремному на корточках. Он молча вывел меня из здания и проводил до ворот. Мы миновали КПП и вышли на дорогу. Вслед за этим Рома дошел со мной до автомобильной стоянки. Я села в свою машину. А он постоял-постоял и сказал, что поедет ночевать к своим. Ну, и пожалуйста! Вы все меня только прессуете. Нет, пусть подождет!
– Скажи-ка мне, Рома, зачем ты пошел работать охранником в эту… помойку?
Я сказала это резко, обидно, мне хотелось сделать ему больно.
– Тебе-то что? – ответил он угрюмо. – Может, у меня секретное задание.
– Какое?
– Тебе не могу сказать. И никому не могу.
Во, как!
– Ну, Рома, ну давай помиримся! Ну что ты на меня злишься? Я тут крутилась совершенно одна и для каждого была добычей. Меня надо жалеть. А ты на меня наезжаешь.
Он не поддался. Стоял, упрямо опустив голову. Был зол на меня.
Так и расстались.
…Иногда мне кажется, что через меня проходит войско Чингисхана. Кто все эти люди и почему они идут через меня? Пусть проложат другой путь на Запад и оставят меня в покое. Я похожа на проезжий тракт. Все по мне прошли и все плюнули в душу. Ну почему ты, Рома, не прощаешь мне ничего, ни распущенности, ни жадности, ни желания выскочить наверх. Или мужская любовь – это подавление индивидуальности? Я должна принимать формат твоей мамы, иметь два платья: на зиму – потеплее, на лето – подешевле? Что молчишь?
Обиды свои я помнила хорошо. Первую обиду мне нанесли родители, когда растоптали мою любовь и взашей вытолкали на чужбину. Вторую обиду нанесли несправедливые люди, которые отняли у папы пост, и я увидела, как его ненавидят – он этого не заслужил. Третья обида большая как море, когда пришлось жить бомжом в арестованной квартире и каждую минуту прислушиваться к шагам на лестнице. Потом я переживала, что меня никто не любит. Что меня забыли родители. Что Ливеншталь предпочел Илону. Что Илона воспользовалась моим именем для своих грязных потаскушных дел… Потом меня хотели не принять в университет, хотя я была подготовлена лучше всех.
Но сегодняшняя обида на Рому была самая тяжелая. Я не была готова отступать перед жизнью, потому что понимала, что деньги решают все. Рома думал по-другому. Рома меня кинул. Он не хотел подняться над своими собственническими инстинктами. Как банальная деревенщина. На самом деле в столице уже давно стало модно отправлять своих жен фотографироваться обнаженными в «Плейбой». А один известный банкир вообще завел себе журнал, в котором все страницы заполняет его голая жена, демонстрируя различные варианты белья. Но чаще – без белья. И даже публика помельче, разные журналистики, артистики, уже пошли этим же путем. Все хотят раздеть своих жен и показать, что они еще клевые телки. Иначе зачем их содержать? В одном журнале я прочла фразу: «На девушку надо смотреть с позиции эксплуатации. Если она нравится всем, значит, это ценный продукт». Но Ромочка же в столицах не проживал, он же деревенщина. Он же строчил из пулемета, пока люди развивались духовно.
Я говорила это почти вслух, чтобы убедить себя в своей правоте, но сердце точила печаль: я понимала, что Рома не разделяет моего восторга перед порно. Путь славы видится ему другим. Это когда он весь в орденах, в сраженьях изувечен, а рядом я – Татьяна Ларина в кисейном платье. Как будто не прошло почти двести лет с тех пор, как Пушкин нарисовал эту идеальную картину.
Когда я вернулась домой в плохом настроении, то увидела пустую квартиру. Куда же подевались остальные домочадцы? Никто не встречал хозяйку в прихожей. Дома не оказалось Феди, исчезли вместе с
