отправились купаться. Она снова разделась. Тот же самый купальник. Все по схеме. Она вошла в воду, вышла из воды... И тут я упал на траву от смеха... У нее в трусах, напротив треугольника, – сложенный вчетверо квадратик носового платка. Это она прикрылась, чтобы не просвечивало... Я валялся по траве и смеялся довольно долго, зажмурив глаза от радостного напряжения. А когда открыл глаза, увидел, что она сидит на земле и плачет. Подняла колени, лицо – в колени, и так горько, как плачут только дети.
Мне стало неудобно за свою жеребячью бестактность, я сел возле нее и стал утешать, гладить по волосам, по плечам. Я говорил слова, вроде того, что она лучше всех и что смеялся я не над ней, а так... Просто хорошее настроение.
Она постепенно перестала плакать, именно постепенно, и в конце концов подняла лицо, посмотрела перед собой каким-то долгим взглядом и проговорила:
– Надо идти, пожалуй...
И поднялась не спеша. Встряхнула головой, освободила волосы. Потом накинула халат и медленно, гибко, как кошка, пошла по тропинке. Я с удивлением смотрел ей в спину. Шла юная женщина, исполненная тайн и предчувствий. Перерождение произошло на моих глазах. Как будто треснула почка и выбился бутон. И я увидел это как в мультипликации. Только что одно, и вдруг – другое...
Митя замолчал, как будто увидел идущую по тропинке шестнадцатилетнюю Людку – таинственную и прохладную...
– А потом? – спросила я.
– А потом она пришла ко мне вечером. Сама. Я бы не посмел. Мне ее доверили, и я бы не решился преступить. Но она пришла сама...
– И чего?
– С тех пор мы не расставались.
Митя задумался. Долго смотрел перед собой.
– А дальше... – подтолкнула я.
– Дальше мы поженились. Я окончил аспирантуру. Открыл рибосому.
Митя замолчал.
– А что это? – поинтересовалась я.
– Синтез белка. Я сначала вычислил его в голове, а потом сделал эксперимент и подтвердил свое открытие экспериментально.
– Так Шлиман открыл свою Трою, – вспомнила я. – Он ее сначала вычислил в мозгах. Додумался. А потом поехал на место и убедился, что она именно там.
– Ну да, – задумчиво согласился Митя. – Я работал Шлиманом.
Я не стала спрашивать, что дальше. Я знала, что Люда умерла. Все это знали. От сердца умирают в одночасье.
– Мы пили чай, я пошел за почтой, – негромко рассказывал Митя. Его голос был слегка механическим. Он просто шел за своими воспоминаниями. Настоящее горе всегда выражается просто, без оперной преувеличенности.
– Я взял газеты, вернулся, а ее нет. То есть она сидит за столом, но ее нет. Я сразу это понял. Мертвый человек – как брошенный дом с заколоченными ставнями. Жизнь ушла, и это ни с чем не перепутать. Только что – одно, и вдруг – другое...
Только что ребенок – щелчок – и женщина. Только что живая – щелчок – и мертвая. И этому невозможно противостоять. Время идет только в одну сторону.
– В этот год мне присвоили звание ОВУРа, – сказал Митя и расшифровал: – Особо Выдающийся Ученый России. Людка была счастлива.
– Она же умерла... – не поняла я.
– Ну и что? Мы все равно не расстаемся...
Я задумалась: Митя и Люда – по разные стороны времени, а все равно вместе. Половина населения страны, если не три четверти, живут в одно время и даже на одной жилплощади – и все равно врозь. Как я, например.
– ОВУР похоже на ОВИР, – сказала я, чтобы что-нибудь сказать.
– А это что?
– Отдел виз и регистраций.
– Когда-нибудь и я получу свою основную визу и отправлюсь к Людке. И мы снова с ней пойдем купаться. Там ведь есть река.
– Лета, – подтвердила я. – В ней вода теплая, как на Кубе.
– Откуда ты знаешь?
– Я так думаю. И песок белый, как мука.
– А крокодилы там есть? – спросил Митя.
– Есть. Но они никого не жрут. Просто плавают, и все. Люди, львы, крокодилы.
– Хорошо... – отозвался Митя. – И купальников не нужно.
Гладкое личико
У Елены Кудрявцевой образовался любовник на четырнадцать лет моложе. Ей – сорок пять, ему – тридцать один. Она решила сделать подтяжку.
Любовник, – его звали Сергей, – говорил: «Не надо никакой подтяжки, и так все хорошо».
И в самом деле было все хорошо. Елена выглядела на десять лет моложе своих лет, была изначально красива, похожа на балерину. Время, конечно, поставило свои метки – тут и там. Наметился второй подбородок, помялось в углах глаз – немножко, совсем чуть-чуть... Если бы не молодой любовник, сошло и так. Но...
Елена отправилась на операцию. Ей сделали круговую подтяжку. Операция оказалась нешуточной. Под общим наркозом отслаивали кожу от мышц, потом натягивали. Лишнее срезали. Среди волос над виском побрили дорожку – там резали и шили, чтобы подальше от лица.
После операции лицо вздулось, выползли синяки. Вид был как у алкашки, которую били ногами по лицу.
Елена испугалась, что так будет всегда. Она плакала тихонечко от боли и страха. Но на что ни пойдешь ради любви... И еще ради общественного мнения. Елене казалось, что их разница заметна. Люди смотрят и думают: что за пара? Мама с сыном? Или тетка с племянником?
Хотя если разобраться: что такое общественное мнение? Ничего. О.Б.С. – «Одна баба сказала»... Баба сказала и забыла. А ты стой с лицом, будто покусанным роем пчел. Не говоря о наркозе... Не говоря о деньгах, которые пришлось заплатить за операцию.
Через четыре дня Елена ушла из больницы, повязав голову платочком. А еще через день уехала на дачу, подальше от глаз. К тому же хотелось подышать и прийти в себя после физической агрессии на организм.
На дворе – начало июня. Стучал дятел. Сойки свили гнездо на заборе. Из гнезда торчали разинутые рты прожорливых птенцов. Бедная мамаша-сойка летала туда-сюда, поставляя червяков.
Елена медленно гуляла по своему кусочку леса. И, когда оказывалась возле гнезда – сойка буквально пикировала сверху, отгоняла от гнезда. Это было довольно неприятно и опасно. Елена перестала заходить в тот угол своего участка.
На другом краю цвела клубника. Цветки – белые, трогательные, очень простые. Красота в простоте. Сорт назывался «виктория». Ягоды неизменно вызревали крупные, душистые, сладкие – одна к одной. Хоть бери и рисуй.
Елена преподавала русский язык иностранцам – двадцать долларов в час. Но в душе была художницей. Больше всего ей нравилось рисовать, а потом вышивать старинные гобелены. Небольшие, конечно. Маленькие миниатюры.
Елена очень нравилась своим ученикам-иностранцам. Но полюбила она Сережу. Не из патриотических соображений, а так вышло. Судьба подсунула.
Когда-то давно Елена была замужем. У них с мужем родился мальчик с болезнью Дауна. Врачи сказали, что причина болезни – лишняя хромосома. Казалось бы, лучше лишняя, чем не хватает. Но весь человеческий код нарушен. Муж не выдержал постоянного присутствия дауна. Не смог его полюбить. Елена вызвала маму из Сухуми, и они стали жить втроем. Никого в дом не приглашали. Стеснялись и не хотели
