(Танатос) и местом апатического илинаркотического забвения (Гипнос).) Мертвых воскресенья чаю,К Честертону подбегаю,Но пузатый от меняУбежал, как от огня.Боже, боже,Что случилось?Отчего жеВсё кругомЗавертелось,ЗакружилосьИ помчалось колесом?(В смысле ницшеанскоговечного возвращения илибуддийского кармического ужаса,дурной бесконечности —вообще всякой безысходности.)ГностицизмЗа солипсизмом,СолипсизмЗа атеизмом,АтеизмЗа гностицизмом,ДерридазаМ. Фуко (Деррида здесь помещенболее для шутки,М. Фуко – более для рифмы) — Всё вертитсяИ кружится,И несется кувырком!..Вдруг из сей всемирной склокиПозабытый, чуть живой,Возникает древний ЛогосИ качает головой:«Ах ты, гадкий, ах ты, грязный,Безобразный греховодник!Ты чернее фарисея(вариант —ты наглее саддукея),Полюбуйся на себя:У тебя на сердце злоба,На уме одна стыдоба,Пред тобой такие виды,Что сбежали аониды,Аониды, пиэридыУбежали от тебя.Рано утром на рассветеУмиляются мышатаИ котята, и утята,И жучки, и паучки.Ты один не умилялся,А кичился и кривлялся,И сбежали от кривлякиИ утехи, и стихи.Я – великий древний Логос,Коим созидался мир,Форм предвечных Устроитель,Слов и смыслов Командир! Если я тебя покину,Отзову моих солдат,В эту комнату иныеПосетители влетят,И залают, и завоют,И зубами застучат,И тебя, дружок любезный,Не пройдет пяти минут —Прямо в бездну,Прямо в безднуС головою окунут!»Он ударил в медный таз(коим, по мысли лирического героя,все накрылось)И вскричал: «Кара-барас!»(В каком смысле? Непонятно)И сейчас же угрызенья,Сожаленья и прозреньяПринялись меня терзать,Приговаривать:«Судим, судим дезертираЗа побег от Командира,За отказ ему служить — Жить, жить, жить, жить!Дорожить и не тужить!»Тут либидо подскочилоИ вцепилось промеж ног,И юлило, и скулило,И кусало, как бульдог.Словно от бейсбольной биты,Я помчался от либидо,А оно за мной, за мнойПо юдоли по земной.Я к Эдемскому детсаду,Перепрыгнул чрез ограду,А оно за мною мчится,Застит вещие зеницы.Вдруг навстречу мой хороший,Шестикрылый Серафим.И презрительные рожиКорчит Пушкин рядом с ним.«Ну-ка живо – виждь и внемли!»Возглашает Серафим.А потом как зарычитНа меня,Как крылами застучитНа меня:«Ну-ка, братец, не дури,Говорит,И спасибо говори,Говорит,А не то как улечу,Говорит,И назад не ворочусь!»Говорит.Как пустился я по улицебежать,Прибежал к Порогу Отчемуопять.Смысла, смысла,Смысла, смыслаДомогался и молил,Копоть смылИ суть отчистил,Воск застывший отскоблил.И сейчас же краски, звуки,Зазвучали в тишине:«Восприми нас, глупый злюка,осторожней и нежней!»А за ними и стишок:«Сочини меня, дружок!»А за ними и Эрот(оставляем рифму «в рот»!) Вот и книжка воротилась,Воротилася тетрадь,И поэтика пустиласьС метафизикой плясать.Тут уж Логос изначальный,Коим созидался мир,Хора древнего НачальникСлов и смыслов Командир,Подбежал ко мне, танцуя,И, целуя, говорил:«Вот теперь тебя люблю я,Вот теперь тебя хвалю я!Наконец-то ты, сынуля,Логопеду угодил!»Надо, надо Бога славитьПо утрам и вечерам,А нечистымНигилистам(вариант — а засранцам —вольтерьянцам) — Стыд и срам!Стыд и срам!Да здравствует Истина чистая,И Красотища лучистая,Истое наше Добро,Вечное наше перо!Давайте же, братцы, стараться,Не злобиться, не поддаватьсяВ тоске, в бардаке и во мраке,В чумном бесконечном бараке — И паки, и паки,И ныне и присно —Вечная слава — Вечная память —Вечная славаЖизни! ПодымайтеМедный таз!С нами Бог! Кара- барас!
ЭПИЛОГ
Короче – чего же ты все-таки хочешь?Чего ты взыскуешь? О чем ты хлопочешь,лопочешь, бормочешь и даже пророчишьстоль невразумительно, столь горячо?в какие зовешь лучезарные дали?..Ты знаешь, мы жили тогда на Урале,тогда нами правил Никита Хрущев.Но это не важно…Гораздо важнее,что были тогда мандарины в продмагахужасною редкостью… В общем, короче — вторые каникулы в жизни, а яболею четвертые сутки… Той ночьюстояли за окнами тьма и зима,и Пермь незнакомая тихо лежалав снегах неподъемных. И елка мерцалагирляндою, и отражалась в шкафумучительно. И, в полусне забываясь,я страшное видел и, просыпаясь,от боли и ужаса тихо скулил,боясь и надеясь сестру разбудить.А чем я болел, и куда наша мамауехала – я не припомню… Наверно,на сессию в Нальчик. А папа в ту ночькак раз оказался дежурным по части…И жар нарастал,и ночь не кончалась,и тени на кухне все громче и громчешушукались, крались, хихикали мерзко!От них я в аду раскаленном скрывался,под ватным покровом горел-задыхался…и плавился в невыносимом поту…Короче – вот тут-то, в последний момент —я знаю, он был в самом деле последним! —вот тут-то и щелкнул английский замок,вот тут-то и свет загорелся в прихожей!И папа склонился: «Ну как ты, сынок?» —и тут же огромный шуршащий кулекон вывалил прямо в кровать мне и тут же,губами прохладными поцеловавмой лоб воспаленный, шепнув: «Только Сашкеоставь обязательно, слышишь!» – исчез…Короче —я весь в мандаринах волшебных лежал,вдыхал аромат их морозный, срываля с них кожуру ледяную, глоталих сок невозможный, невообразимый.Сестре я почти ничего не оставил…Короче —вот это, вот это одно —что мне в ощущениях было дано!Вот эту прохладув горячем бредус тех пор я ищуи никак не найду,вот эту надеждуна то, что Отец(как это ни странно)придет наконец!И все, что казалосьневыносимымдля наших испуганных душ,окажется вдруг так легко излечимым —как свинка, ветрянка,короче – коклюш!
