— Случайности? — хмыкнул оппонент. — Так что ж сии случаи только лишь с теми происходят, кто совместно с нами, в единой упряжке, так сказать, существует? Отчего так получается, барон, не подскажете ли?
— А что с тем станет, кто дома сидит? — удивился тот. — Не вылазь из дому, так разве что крыша рухнет, али пожар какой… а так-то целым будешь…
— Вот и я хочу целым побыть! Где та ваша Англия? Где посулы щедрые? Денег — и тех прислать не могут!
— Вам ли про то говорить, Петр Иванович… — укоризненно покачал головою капитан. — Доходам вашим — иной князь позавидовать может!
— Так ить я и не брался своими деньгами чужие интересы защищать! Уж коли им надо — пусть платят! Угольков из очага им таскать, да задаром — пущай других глупцов поищут!
— Любезный граф, ну что вы, право слово… — развел руками барон. — Всякое случается — не в лесу, чай, живем! Обождать малость — все и образуется…
— Вот я и обожду! — решительно поднялся с места тот. — Вот как дело сызнова наладится — милости прошу! А до сего момента — нет меня! Здоровье поправлять надобно… захворал я тут…
С этими словами Петр Иванович встал с места. Откланявшись, он решительно потянул на себя дверь, и вскоре за окном процокали копытами кони его кареты.
Остававшиеся в комнате люди переглянулись. Здесь собрались почти все уцелевшие члены проанглийской агентуры влияния. Никто из них, понятное дело, никакими неблаговидными делами не занимался, предпочитая влиять на происходящие вокруг события исключительно советами и намеками, подталкивая действия окружающих в нужную сторону. Нужную, разумеется, не им самим — а Англии, чьими искренним последователями и (чего тут уж говорить) платными агентами они все и являлись. Кому-то не хватало денег для ведения привычной жизни. Кому-то хотелось занять более подобающую его званию должность. А иные по уши увязли в карточных долгах…
Все это было вполне очевидно, да и привыкли уже они к тому, что заморское золото позволяет им совершать вещи, прочим недоступные.
И вдруг — стало страшно…
Никакой Шешковский не стегал более кнутом по нежным частям тела, требуя немедленного покаяния. Никто не хватал на улице за руки и с воплями не тащил в часть. Все было как по-прежнему — благообразно и чинно.
Но в дело вмешался новый, точнее — хорошо забытый, старый участник. По имени Смерть.
Отчего-то находящиеся в самом расцвете сил заговорщики стали скоропостижно отбывать на встречу с создателем. Причем — сами того не желая. У кого-то подвернулась нога на узком мосту, иной газом угарным надышался… а какие-то — и вовсе исчезли неведомо куда…
И что интересно! Исчезали все сплошь люди деятельные, да разумные. Кои четко в обстановке ориентировались и выводы могли сделать своевременные и правильные. А вот участников поменьше — тех не трогали. Не проявляй ненужной активности — будешь жить! Это поняли достаточно быстро, и множество таковых понимающих под разными предлогами от активной работы отошло…
Естественно, поняли это и в Англии. Когда хорошо налаженная машина шпионажа и закулисного влияния внезапно стала давать сбои. Но тут — беда! Ранее располагавшее небольшим штатом грамотных людей, британское посольство могло более-менее давать своевременные указания и исправлять допущенные излишне ретивыми агентами промахи. Но вот именно сейчас это сделать было весьма затруднительно. Кое-кого выслали из столицы, вместе с прочими сотрудниками, когда отношения между государствами резко охладели. А с оставшимися (под видом прислуги и незначительных клерков) людьми стали происходить досадные случайности. На кого-то кирпич сверху упал… бывает, а ты аккуратнее мимо стройки ходи! И вверх посматривай! Жив он остался, слава богу, но покалечило беднягу изрядно, надолго приковав его к койке. Второго неудачно зацепила проезжавшая карета, попереломав ему руки-ноги и опять приковав к койке. А третий — самый сильный и осторожный, вовсе пропал бесследно, словно никогда и не существовал. Вот и некому было более охранять и опекать тайных приверженцев русско-английского союза, в немногом количестве еще остававшихся в Питере.
Хлопнув за собой дверью, граф не торопясь спустился по лестнице и вышел на улицу. Требовательно взмахнул рукой, подзывая свою карету. Зацокали копытами застоявшиеся лошади, и тяжелый экипаж медленно подъехал к крыльцу. Забежавший сбоку лакей услужливо распахнул дверцу и откинул подножку. Пассажир грузно взобрался в карету и опустился на сиденье. Уже темнело, и тусклый свет фонарей на крыльце лишь слегка озарял окрестности, оставляя их большую часть в полумраке.
— Домой, Прошка!
Наверху, на козлах, прицокнул языком кучер, чуть слышно хлопнули вожжи, и карета тронулась. Хозяин утомленно откинулся на спинку сиденья. День был тяжкий, нервов потрачено изрядно, до дома можно и вздремнуть. Чуть заметный толчок — негромко хлопнула дверца. Граф приподнялся на сиденье, но в этот момент что-то твердое уткнулось ему в грудь.
— Не надо шуметь, ваше сиятельство, — прошептала темнота. — Только шевельните кончиком пальца, и через дырку у вас в груди можно будет пропихнуть пасхальную свечу. Насквозь.
— Что вам угодно? Кто вы такой?
— Не ваше дело… Лучше о своей судьбе побеспокойтесь.
— Но что вам надо? Вы ворвались ко мне в карету, как разбойник! Вам нужен мой кошелек? Держите!
— Себе оставьте. Кто-то же будет обмывать ваше тело — вот и заработает заодно. Хоть шерсти клок…
— Но что я сделал? Я как-то обидел вас?
— Не меня, Петр Иванович, — усмехнулся невидимый в темноте собеседник. — Ваше преступление гораздо серьезнее: вы предали свою страну.
— Постойте… Так это вы… Все эти случаи последних месяцев — это вы?!
— О чем вы говорите, любезнейший?
— Но как же? Слишком много случайных оказий приключилось со многими моими знакомыми в последнее время, чтобы это можно было списать на естественные превратности жизни. Но ведь я не совершил ничего предосудительного, никого не убил и не ограбил!
— А предать свою страну в руки жителей проклятого острова — это вы уже не считаете преступлением?
— Мы всего лишь хотели более тесной дружбы… Не будете же вы отрицать, что островитяне значительно дальше нас продвинулись во многом?
— И даже слишком во многом! Не худо бы и укоротить кое-кому ноги. А заодно и слишком загребущие руки. Как вы понимаете, любезнейший Петр Иванович, вы и живы-то до сих пор только потому, что нам необходимо доподлинно знать, о чем именно и с кем конкретно вы сейчас беседовали в графских покоях.
— Я порвал с ними! Хлопнул дверью и ушел! Да, собственно говоря, и прибыл-то туда только затем, чтобы высказать им в лицо свое несогласие с их идеями и теми способами, коими они пытаются воплотить их в жизнь!
— Высказали?
— Я человек чести!
— Ой ли? Смотрите, ваше сиятельство, ваши слова нетрудно и проверить…
— Как вам будет угодно. Скажу больше: сегодня ждут курьера. Он должен прибыть с минуты на минуту. Сей курьер привезет очередное послание графу Свидерскому. Убедитесь: я не солгал!
Что-то тихо щелкнуло в темноте, и твердый предмет перестал давить графу в грудь.
— Ну, что ж, можете считать, что вам повезло. Запомните эту дату: отныне это ваш второй день рождения. Можете считать, что вы появились на свет Божий вторично. И помните — вы на виду, вас видно! Многим, ваше сиятельство, очень многим.
Чуть слышно хлопнула дверь, и небольшая гибкая фигурка, ловко выскользнув из кареты, затерялась в сумерках.
