главным образом своему полемическому трактату против „симпатического порошка” английского кавалера Кенельма Дигсби (1603-1665). Последний приписывал себе изобретение чудотворной присыпки, исцеляющей всевозможные раны (диссертиация Дигсби о „симпатическом порошке” вышла в 1658 году). Так вот, он сообщает следующее.
Гельвеций жил тогда в Гааге, и однажды утром, а точнее, 27 декабря 1666 года, к нему явился неизвестный, у которого левая нога была деревянной. Это был, по-видимому, весьма почтенный, солидного вида, скромно и старомодно одетый, как мещанин из северных провинций Голландии, человек, похожий на меннонита (сам не знаю, что это слово означает? –
Имени своего он не назвал, но сказал, что, будучи наслышан о блестящем диспуте Гельвеция против Дигсби, желал бы в свою очередь поспорить с ним о философском камне. После долгой беседы, в которой неизвестный усердно защищал герметическую науку, незнакомец, чтобы окончательно поразить своего скептического оппонента, открыл маленькую шкатулку из слоновой кости, „в которой были три куска вещества, похожего на стекло или опал”. Ее владелец заявил, что это и есть знаменитый камень, с помощью самого ничтожного количества которого можно сделать двадцать тонн золота. Гельвеций подержал в руке кусочек и, поблагодарив посетителя за любезность, попросил дать ему немного. Алхимик ответил категорическим отказом. Но потом любезным тоном добавил, что за все состояние Гельвеция не может расстаться даже с малейшей частицей этого „минерала” по причине, которую ему не дозволено разглашать. В ответ на просьбу доказать правдивость этих слов, то есть осуществить превращение, одноногий незнакомец ответил, что вернется через три недели и покажет Гельвецию кое-что, способное его удивить.
Он вернулся в назначенный день, но от какой-либо демонстрации отказался, вновь заявив, что ему запрещено раскрывать секрет. Тем не менее он согласился дать Гельвецию маленький кусочек камня, „не более горчичного зерна”. И так как доктор выразил сомнение в том, что такое крошечное количество может произвести хоть малейшее действие, алхимик аккуратно разделил микроскопический кусочек надвое и отдал ему половинку: „Вам будет достаточно даже этого”.
Тогда Гельвеций решил признаться, что еще во время первого визита Одноногого утаил несколько крупиц, изловчившись запрятать их под ногтем. Эти крупицы в самом деле превратили свинец, но вовсе не в золото, а… в стекло. „Перед тем как вводить философский камень в расплавленный металл, надо заключить эту крупинку в желтый воск, – ответил алхимик, – чтобы защитить ее от паров свинца”. Он пообещал вернуться на следующий день в девять часов и совершить чудо – но не пришел, послезавтра – тоже.
Видя это, жена Гельвеция убедила его попробовать совершить превращение самому в соответствии с указаниями одноногого незнакомца. Гельвеций так и поступил. Он расплавил в тигле три драхмы свинца, облепил кусочек камня воском и бросил его в жидкий металл. И свинец превратился в золото: „Мы тотчас же отнесли его ювелиру, который заявил, что это самое чистое золото, какое ему доводилось видеть, и предложил 50 флоринов за унцию”, – утверждает Гельвеций.
Повелий, директор государственной пробирной палаты, семь раз испытывал это золото на антимоний, но слиток не убавился в весе. Заключая свой рассказ, Гельвеций говорит, что этот слиток золота все еще находится у него как осязаемое доказательство превращения. „Пусть святые Ангелы Божьи бодрствуют над ним (неизвестным алхимиком), как над источником благословения для христианства. Такова наша постоянная молитва за него и за нас”.
Далее источник свидетельствует: „Новость распространилась как облако пыли. Знаменитый ученый и философ Спиноза, которого нельзя причислить к наивным людям, захотел узнать конец этой истории. Он посетил ювелира, делавшего экспертизу золота. Ответ был совершенно однозначным: во время плавки серебро, добавляемое к этой смеси, также превращалось в золото. Этот ювелир, Брехтель, был чеканщиком монет принца Оранского. Несомненно, он знал свое дело.
Затем Спиноза отправился к Гельвецию, который показал ему золото и тигель, использованный для этой операции. Капельки драгоценного металла, приставшие к стенкам, были еще видны внутри сосуда. Как и другие, Спиноза убедился, что превращение действительно имело место”.
Гельвеций после своего опыта сделался усердным алхимиком. Под впечатлением своей чудесной удачи он написал интересный трактат „Золотой телец” – пылкую апологию герметической науки.
И еще. Исаак Ньютон (по некоторым данным, бывший великим магистром масонской ложи в период с 1691 по 1727 год) в одной из своих работ писал: „Способ превращения ртути в золото сохранялся в тайне теми, кто его знал, и представлял собой, вероятно, дверь к чему-то более благородному (чем производство золота) – чему-то такому, что, если сообщить людям, может повергнуть мир невероятной опасности, если только писания Одноногого Монаха говорят правду”.
Кто такой Одноногий Монах Ньютона – выясняй, Глебушка, сам.
Далее Ньютон говорит: „Существуют другие великие тайны, кроме превращений металлов, если верить Великим Учителям. Они одни знали эти тайные сведения… Если мне удалось подняться так высоко, то лишь потому, что я стоял на плечах гигантов”.
Между прочим, Ньютона гораздо больше интересовали сами алхимические превращения, чем вероятные потрясения мировой торговли в результате синтеза золота. Один из современников Ньютона, Эттербери, говорит: „Гораздо больше утраченных древних работ, чем сохранившихся, и, может быть, все новые открытия не стоят того, что утрачено”. Конечной целью алхимии являлось превращение самого алхимика, а смысл его ритуалов – в последовательном приближении к так называемому „освобождению духа”. Многие источники указывают, что „алхимия служила связью с цивилизациями, которые исчезли тысячелетия назад и неведомы археологам”.
Наше отношение к алхимии, как ты сам знаешь, Глеб, достаточно примитивно и однобоко. Тот же Ньютон был убежден в существовании цепи посвященных, уходящей в седую древность, верил, что эти посвященные владели тайнами превращений и расщепления материи и уже тогда могли создать атомную и водородную бомбы, как сказали бы сейчас, буквально в кухонной духовке.
Вообще, по некоторым версиям, например по гипотезе, высказанной знаменитым Э. Ренаном (автором „Жизни Иисуса”, „Антихриста” и пр.), Одноногий во время своих странствий по миру неоднократно посещал многих величайших алхимиков человечества. Среди них называются фамилии Александра Сетона (более известного под псевдонимом Космополит), Николая Фламеля, Джорджа Риплея, Генриха Кунрата (автора „Амфитеатра вечной мудрости”), Иринея Филалета (создавшего вскоре после встречи с Одноногим „Открытый вход в запертый чертог царский”), Жана Батиста ван Гельмонта, написавшего „О магнетическом лечении ран” и в своей Вильвордской лаборатории обратившего в золото восемь унций ртути. Гельмонт, кстати, впервые описал „философский камень” как чудотворный порошок „шафранного цвета, тяжелый и блестящий, как толченое стекло”, он же впервые добыл окись олова.
Далее в этом списке следует не менее знаменитый Теофраст Парацельс, первым описавший цинк и использовавший в медицине химические составы. Или, например, Беригар Пизанский, а также Монгенбессер и Василий Валентин, открывший серную и соляную кислоты. Иоган Рудольф Глаубер, который первым открыл сульфат натрия. Таинственный Роберт Бойль и монах Бранд, открывший фосфор, Блез Виженер, открывший
