христианства и тем не менее, по словам одного из его близких сподвижников, перестроил СС на иезуитских принципах, тщательно копируя 'устав службы и духовные упражнения, разработанные Игнатием Лойолой…'
Он был безразличен к материальным богатствам и жил экономно и аскетично. Он в меру питался, мало пил спиртного и ограничивал себя двумя сигарами в день. Как и Гитлер, он работал так напряженно, что такой темп убил бы любого другого человека, он обожал своих детей и ко всем женщинам относился с таким же почитанием, как и к своей матери. Как и у Гитлера, у него имелась любовница, и даже не одна, а две. В возрасте девятнадцати лет Гиммлер жил с проституткой Фридой Вагнер, которая была на семь лет старше его. Однажды ее нашли мертвой, и молодого Гиммлера привлекли к суду за убийство, но не оказалось достаточно улик. Женой Гиммлера стала женщина опять-таки старше его на семь лет, медсестра по имени Маргарита Кончерзово. На ее деньги он завел ферму по разведению кур под Мюнхеном, но потерпел в этом деле неудачу. Его брак, впрочем, тоже оказался неудачным.
У них родилась дочь Гудрун, но Гиммлер хотел сына. Как бы там ни было, его взгляды на развод совпадали с его строгим католическим воспитанием. А поскольку Гитлер тоже отрицательно относился к разводам, то Гиммлеру пришлось вести двойную жизнь. У него началась продолжительная связь с личной секретаршей Хедвиг, родившей ему мальчика, которого назвали Хельг, и девочку Нанетт Доротея. Будучи романтиком, Гиммлер писал своей любовнице, которую он ласково называл 'маленьким кроликом', длинные и сентиментальные письма, одновременно, по крайней мере внешне, проявляя уважение и любовное отношение к своей законной жене. Будучи ответственном человеком, он обеспечивал обе семьи, так что постоянно оставался в долгах.
Как сын сурового отца, он обвешал свой кабинет лозунгами: 'Одна дорога ведет к свободе, и вехи на ней называются: повиновение, прилежание, честность, трезвость, чистота, дух самопожертвования, порядок, дисциплина и любовь к своей стране'. Как однажды сказал друг его детства доктор Карл Гебхардт, 'он верил, в то, что говорил, и все также в это верили'. Часть из того, во что он верил, было настолько эксцентричным, что даже его преданные последователи с трудом принимали это: ледниковая космогония, магнетизм, гомеопатия, месмеризм, евгеника, ясновидение, исцеление верой и чародейство.
Чистота была для Гиммлера фетишем. Он полоскал горло и мыл руки по нескольку раз в день, никогда не меняя своих привычек. Господь не наградил его оригинальностью, здравым смыслом или интуицией. Его выступающий подбородок выдавал в нем присутствие упрямства, граничащего с абсурдом. Все эти черты характера в сочетании с его любовью к таинственности, отдаваемые им туманные приказы и практически не сходящая с уст загадочная улыбка Моны Лизы окутывали его завесой секретности. Короче говоря, как едко заметил генерал СС Пауль Хауссер, помогавший Гиммлеру формировать части СС, бывший фермер-птицевод был 'неописуемым идеалистом, постоянно парившим в нескольких сантиметрах от земли'.
В Германии, а может и во всем мире, этого человека боялись больше всего, но теперь, на встрече с фюрером, Гудериан был рад присутствию Гиммлера. Без всяких прелюдий он повернулся к рейхсфюреру и потребовал, чтобы тот начал контрнаступление через два дня. Моргая своими серо-голубыми глазами, скрытыми за пенсне, Гиммлер ответил, что ему понадобится больше времени, поскольку боеприпасы и горючее еще не доставлены на передовую. После этих слов Гиммлер снял пенсне и стал тщательно его протирать.
— Мы не можем ждать, пока подвезут последнюю канистру с бензином и последний снаряд! — повышенным тоном бросил Гудериан. — Когда это случится, то русские будут слишком сильны.
Гиммлер воспринял эти слова как критику в свой адрес.
— Я не позволю обвинять меня в затягивании времени.
— Я ни в чем вас не обвиняю. Я просто хочу сказать, что нет смысла ждать, пока подвезут все необходимое, иначе мы потеряем удобный момент для наступления.
— Я уже сказал, что не позволю обвинять меня в затягивании контрнаступления!
Гудериан в очередной раз доказал, что он плохой дипломат, поскольку выбрал довольно неподходящий момент, чтобы сказать: 'Полагаю назначить начальником штаба группы армий «Висла» генерала Венка. В противном случае я не гарантирую, что наступление увенчается успехом'. Посмотрев на рейхсфюрера Гиммлера, он добавил: 'Этот человек не способен сделать это. Как он это сделает?'
Гитлер с трудом поднялся с кресла и сердито сказал:
— Рейхсфюрер способен сам справиться с организацией контрнаступления.
Гудериан продолжал настаивать на своем:
— У рейхсфюрера нет достаточного опыта и штабных работников, способных провести самостоятельно наступление. Присутствие генерала Венка является обязательным.
— Как вы осмеливаетесь критиковать рейхсфюрера! Я не позволю вам этого делать!
В словах фюрера звучала ярость, но и вместе с тем некая театральность. Он явно переусердствовал, проявляя свое несогласие.
Гудериан не сдавался и снова повторил:
— Я настаиваю на том, чтобы генерала Венка перевели в штаб группы армий «Висла» специально для руководства операцией.
Теперь Гитлер рассвирепел не на шутку, и спор с Гудерианом стал таким жестким, что участники совещания один за другим начали покидать зал, пока там не остались только Гиммлер, Венк и несколько побледневших адъютантов.
Гитлер повернулся к Гудериану спиной и большими шагами подошел к огромному камину, над которым висел портрет Бисмарка. Гудериану казалось, что Бисмарк бросает на Гитлера свой гневный, полный обвинения взор, а напротив, у другой стены, стоял бронзовый бюст Гинденбурга, который, казалось, с укором вопрошал: 'Что вы делаете с Германией? Что станет с моей Пруссией?'. Эти немые участники разговора придали Гудериану еще большую решимость, и спор продолжался еще два часа. Время от времени Гитлер восклицал: 'Да как вы осмеливаетесь!' и делал глубокий вдох, и Гудериан снова требовал назначить Венка помощником Гиммлера. После этих слов Гиммлер бледнел еще больше.
Наконец Гитлер перестал нервно расхаживать по залу, остановился перед Гиммлером и, смиренно вздохнув, сказал:
— Что ж, Гиммлер, генерал Венк сегодня вечером отправится в группу армий «Висла» и возьмет на себя руководство штабом.
Обращаясь к Венку, он сказал, тяжело садясь в кресло:
— Наступление начнем 15 февраля.
После этого он обратился к Гудериану и негромко пробормотал:
— Давайте все-таки продолжим совещание, — затем улыбнулся и добавил:
— Господин генерал-полковник, сегодня генеральный штаб сухопутных сил сражение выиграл.
Через несколько минут Гудериан вышел в приемную и без сил сел у маленького столика. К нему подошел Кейтель.
— Как вы осмелились так разговаривать с фюрером! — стал кричать Кейтель. — Разве вы не видели, как он разволновался? А что, если бы у него случился инфаркт?
Гудериан холодно посмотрел на фельдмаршала.
— Государственный деятель должен ожидать, что ему будут противоречить и говорить жесткую правду. В противном случае его нельзя назвать государственным деятелем.
Другие офицеры высшего командного состава стали вторить Кейтелю, но Гудериан безразлично отвернулся и сказал Венку, чтобы тот готовил приказы касательно наступления 15 февраля.
Командующий бомбардировочной авиацией Королевских ВВС маршал сэр Артур Т. Гаррис был коренастым, сильным и энергичным человеком пятидесяти трех лет, который записался в армию перед самым началом первой мировой войны в качестве горниста в родезийскую пехоту. После утомительных маршей по немецкой Юго-Западной Африке он поклялся, что никогда в жизни больше не будет пехотинцем, и вступил в Королевский летный корпус. Теперь он возглавлял Британское Бомбардировочное командование, и его летчикам предстояло вылететь бомбить Дрезден. Это была первая бомбардировка в серии налетов на основные города восточной Германии, целью которых было нанести окончательный удар по германскому духу. Операция «Гром» — под таким кодовым названием должны были проходить налеты — была лишь очередным шагом в запланированной кампании британского военного министерства по бомбежке промышленно важных объектов, и Гаррис считал, что это был наилучший путь закончить войну. За глаза его
