концентрационных лагерях. Усилия Гиммлера были мотивированы не чувством гуманности, а определенным шантажом, поскольку было очевидно, что миллионы жизней могли стать сильным фактором в мирных переговорах. В этом деле Гиммлеру помогали два человека, одним из которых был его личный массажист доктор Феликс Керстен, эстонец по происхождению. Керстен не имел никакой медицинской степени. Мужчина средних лет с чувствительным ртом, он был невысоким, толстым, неуклюже передвигавшимся, но он стал таким большим экспертом мануальной терапии, что многие богатые и известные люди Европы желали воспользоваться его услугами. Незадолго до начала войны у Гиммлера начались страшные боли в животе. Вызвали Керстена, и его массаж дал такие поразительные результаты, что Гиммлер стал полностью зависеть от него. Керстен уже воспользовался своим влиянием, чтобы спасти от гибели многих заключенных.
Вторым человеком был бригадный генерал СС, начальник разведки Вальтер Шелленберг. Он с симпатией относился ко всему, чем занимался Керстен, и почти убедил Гиммлера, что проявление гуманности к политзаключенным и военнопленным докажет миру, что с рейхсфюрером можно иметь дело. Хотя Шелленберг официально подчинялся Кальтенбруннеру, начальнику РСХА и заместителю Гиммлера, он отлично ориентировался в коридорах власти и выходил на Гиммлера напрямую. Шелленберг был невысоким, симпатичным, утонченным человеком тридцати трех лет, образование получил в иезуитском колледже. Он уже давно пришел к убеждению, что Гитлер ведет страну к полной катастрофе, и неустанно подталкивал Гиммлера использовать любую возможность проведения мирных переговоров.
Задача была не из легких, поскольку все переговоры приходилось вести втайне от Гитлера, а кроме того, Кальтенбруннер, этот фанатичный нацист, недолюбливал Шелленберга и не доверял ему. Он неоднократно предупреждал Гиммлера не заниматься делами, которые могут вызвать недовольство Гитлера. Кальтенбруннер родился в 1903 году недалеко от того места, где родился Гитлер. Его отец, нарушив семейную традицию, стал юристом, и сын пошел по его стопам. В двадцать девять лет он вступил в ряды австрийских нацистов и благодаря старательности и настойчивости высоко поднялся по служебной лестнице, привнеся в свою работу юридическую логику и последовательность.
Его начальник, Гиммлер, вначале противился физическому устранению евреев, а позже даже признался Керстену, что 'уничтожение людей немцам не присуще'. Рейхсфюрер питал отвращение к насилию — хотя лично приказал расстрелять своего племянника за гомосексуализм — и когда лично присутствовал на казни, то его вырвало; лишь его почти мистическая вера во все, что делал Гитлер, а также его глубокий страх перед Гитлером заставили его стоять и мрачно смотреть за казнью до конца, когда упала последняя жертва. В заметках к лекции перед офицерами вермахта он как-то написал своим похожим на паутину почерком: 'Уничтожать всех потенциальных лидеров сопротивления. Тяжелая, но необходимая задача… Мы должны быть жестокими, мы несем ответственность перед богом'.
Бремя массовых убийств настолько тяготело над ним, что приступы в желудке стали еще более болезненными, и он все больше попадал в зависимость от человека, который приносил ему облегчение — Керстена. Теперь массажист с помощью Шелленберга пользовался этой властью, чтобы убедить Гиммлера в необходимости спасти тех евреев, которые еще не были умерщвлены. Привыкшего к исполнению чужих приказов, Гиммлера принуждали действовать по своей собственной инициативе; верного ученика, его вынуждали предать своего лидера; труса по природе, его вдохновляли на героические подвиги. В то же самое время Гиммлер тяжко размышлял над страшными последствиями, которые могли последовать за его действиями. Он колебался между утонченным и очаровательным Шелленбергом и властным Кальтенбруннером, постоянно находясь в состоянии хронической нерешительности. В последнее время у Шелленберга в этой борьбе появился небольшой перевес, и он убедил Гиммлера тайно встретиться с бывшим президентом Швейцарии. Швейцарцы пообещали выплатить огромные суммы в швейцарских франках за каждого освобожденного еврея, а также смягчить чувства свободного мира по отношению к Германии. Гиммлер с готовностью согласился отправлять в Швейцарию по 1200 евреев каждые две недели.
Один из подчиненных Риббентропа, доктор Питер Клейст, также попытался начать переговоры с руководством Всемирного Еврейского Конгресса и уже встречался с Гилелем Сторчем, одним из самых влиятельных его деятелей. На первой встрече в одном из отелей Стокгольма Сторч предложил обсудить освобождение 4300 евреев, находившихся в различных концлагерях.
Торги человеческими жизнями показались Клейсту оскорбительными. Он сказал, что даже полуцивилизованный житель Центральной Европы не мог бы ассоциировать его имя с такой сделкой. Его интересовало только одно — такое решение проблемы, которое не могло бы привести к разрушению Германии.
— Это не деловая сделка, — сказал Сторч. — Это договор о спасении человеческих жизней.
— Я не могу и не хочу быть вовлеченным в такой «договор», поскольку, на мой взгляд, он мерзкий и грязный, — ответил Клейст. — А кроме того, нельзя решить глобальную еврейскую проблему несколькими акциями. В борьбе против антисемитского третьего рейха, по мнению Клейста, Рузвельта подстрекали такие 'влиятельные еврейские бизнесмены, как Моргентау', а формула переговоров, основанная на безоговорочной капитуляции, только усиливает антисемитизм в Германии. Как результат, вместе с Германией будут уничтожены все евреи, и континент неизбежно попадет в руки большевиков.
— Если сохранение евреев можно увязать с сохранением Европы, продолжал Клейст, — то тогда можно «договариваться», я готов ради этого рисковать своей собственной жизнью.
— Вам следует переговорить с Айваром Олсоном, — заметил Сторч. — Он дипломат в американском посольстве в Стокгольме и является личным советником Рузвельта в Комитете по вопросам беженцев в Северной и Западной Европе. У него есть прямой контакт с президентом.
Несколько дней спустя Сторч с явным волнением рассказал Клейсту, что, по словам Олсона, президент готов связать спасение жизней 1 500 000 евреев, находящихся в концентрационных лагерях, 'с политикой'. Именно этого и хотел Клейст — политическое решение войны. Клейст пришел в очень хорошее настроение и повторил слова Сторча графу Фольке Бернадотту, вице-президенту Шведского Красного Креста. Граф сделал удивленное лицо. Тогда Клейст рассказал ту же историю доктору Вернеру Бесту, уполномоченному Германии по Дании. В отличие от Бернадотта, на Беста эта новость произвела впечатление, и он посоветовал ознакомить с этим деликатным вопросом помощника Гиммлера, Кальтенбруннера.
Клейст был лично знаком с Кальтенбруннером и по возвращении в Берлин проинформировал его, что Сторч пообещал 'политическое решение войны' в обмен на 1 500 000 евреев. Кальтенбруннеру было известно о связях Сторча со Всемирным Еврейским Конгрессом, и он стал расхаживать взад-вперед, обдумывая ситуацию.
Затем вдруг резко остановился и сказал с сильным австрийским акцентом:
— Вы прекрасно знаете, во что вы впутались! Я должен немедленно доложить об этом рейхсфюреру. Не знаю, что он решит по этому делу и о вас лично.
Клейста посадили под домашний арест, чтобы тот не смог поговорить с. Риббентропом.
— Даже не пытайтесь выйти за калитку сада, пока все не прояснится, предупредил его Кальтенбруннер.
Через несколько дней Кальтенбруннер послал за Клейстом и любезно пожал ему руку.
— Рейхсфюрер определенно хочет ухватиться за эту возможность в Швеции! — сказал он и, к удивлению Клейста, добавил: 'У нас в руках не 1 500 000 евреев, а 2 500 000'.
Второй сюрприз заключался в том, что Клейсту предстояло лично отправиться в Стокгольм и начать переговоры, а в качестве свидетельства чистоты намерений привезти туда 2000 евреев.
Не успел Клейст вернуться домой, как его вызвали в полицию, но на этот раз Кальтенбруннер гневно посмотрел на него и сказал:
— История с евреями для вас закончена. Не спрашивайте почему. Вы никогда не имели с этим дела и никогда впредь не будете иметь. Больше вас это не касается. Все!
Кальтенбруннер не объяснил причин столь резкой смены планов: Шелленберг только что уговорил Гиммлера послать доктора Керстена решать вопрос о переговорах. Зачем делить доверие с Риббентропом?
Керстен поехал в Швецию вести переговоры с Кристианом Понтером, министром иностранных дел Швеции, об освобождении скандинавских заключенных, находящихся в концентрационных лагерях. Гиммлер
