Но для многих ученых это «если» оказалось весьма труднопреодолимым, так что Винланд искали и находили в различных частях Американского континента — от залива Гудзон до штата Флорида. Трудностей существует немало: литературные свидетельства обычно не отличаются последовательностью, а порой и просто противоречат друг другу. В связи с этим различные географические детали, в приложении к более чем тысячемильной береговой полосе, могут подвергаться самой различной интерпретации. А все «норманнские» археологические находки, обнаруженные на Американском континенте, не смогли снискать полного доверия у наиболее авторитетных исследователей. Поэтому проблема Винланда остается: очень легко опровергнуть мнение других и гораздо труднее доказать правоту и основательность собственных выводов.
К счастью, различия между двумя нашими литературными источниками — версией «Флатейярбок» («Гренландская сага») и версией «Хауксбок» («Сказание об Эйрике Рыжем») — пусть и достаточно серьезны, но все же вполне преодолимы. В обеих версиях первоначальный материал обработан в соответствии с устоявшейся традицией литературных сказаний. Многочисленные отклонения, добавления, перетолковывания, а также смена акцентов — все это те вещи, которых и следовало ожидать. Но важно признать и то, что в целом эти литературные источники следуют одной исторической традиции. С самою начала «Гренландская сага» уделяет куда меньше внимания Исландии и исландцам, чем «Сказание об Эйрике Рыжем». «Гренландская сага» связана прежде всего с семьей Эйрика Рыжего (что придает значительный вес ее отчету о путешествии Бьярни Герьольфсона), тогда как «Сказание об Эйрике Рыжем» уделяет гораздо больше внимания исландцам Гудрид и Карлсефни, потомком которых с гордостью называл себя Хаук Эрлендсон, собственник и соавтор версии «Хауксбок». Иногда используется различный материал, например кровавая экспедиция Фрейдис в Винланд, изложенная в «Гренландской саге», и героическая смерть Бьярни Гримольфссона, описанная в «Сказании об Эйрике Рыжем». Следуя различным ответвлениям одной и той же традиции, порой приводятся различные — и все же сопоставимые — версии одного и того же события (как, например, смерть Торстейна Эйриксона от чумы и его брата Торвальда от стрелы, пущенной одним из скрэлингов). Ясно и то, что автор «Гренландской саги» был хуже информирован относительно топографии Винланда, чем автор «Сказания об Эйрике Рыжем». В частности, он заставляет всех своих путешественников — Лейфа, Торвальда, Карлсефни и Фрейдис — приплыть в одно и то же место — Лейфсбудир, где все они, за исключением Торвальда, и поселяются. В «Гренландской саге» Лейфсбудир и Винланд более или менее синонимичны. Но в «Сказании об Эйрике Рыжем» это далеко не так. Здесь мы имеем дело с двумя детально описанными поселениями — Страумфьордом и Хопом, при этом нельзя не отметить, насколько описание Лейфсбудира соответствует описанию Хопа: мели, река и озеро. Вряд ли это может быть простым совпадением. И даже климат там одинаковый. В Лейфсбудире «климат оказался таким теплым, что им даже не пришлось заготавливать скоту сено: мороза зимой не было, и трава лишь едва поблекла». А в Хопе «снег так и не выпал, и скот продолжал кормиться на открытых пастбищах». И все же не стоит идентифицировать Лейфсбудир с Хопом — хотя бы потому, что в описаниях Лейфсбудира и Страумфьорда также имеется немало общего, а навигационные указания, равно как и географические реалии, позволяют предположить, что на самом деле это одно и то же место в северной части Ньюфаундленда. Вероятно, автор «Гренландской саги» сознавал свое невежество в подобных вопросах и потому составлял описание Лейфсбудира исходя из традиции, бытовавшей тогда в Снэфелльснесе в Исландии. В результате в «Гренландской саге» мы сталкиваемся с фактом, когда, согласно равенству Торхаллура Вильмундарсона, Страумфьорд + Хоп = Лейфсбудир. Однако тут мы должны позволить себе некоторое отступление и заметить, что наше доверие к «Сказанию об Эгиле» отнюдь не становится меньше только из-за того, что его описание битвы при Брунанбурге нельзя рассматривать в качестве штабного коммюнике. Историческая и антикварная ценность Eyrbyggja Saga вовсе не сводится к нулю из-за обилия в ней сверхъестественных историй. И если в «Ньяле» Гудмунд Могучий представляется в ином образе, чем в более ранней версии Ljósvetninga Saga, все же ни одно информированное лицо не усомнится в его существовании и не поставит под вопрос основные моменты его деятельности. То же самое можно сказать о «Гренландской саге» и «Сказании об Эйрике Рыжем». Но для начала следовало бы удалить из всех путешествий в Винланд наиболее явные выдумки и прочие недостоверные истории: сладкую росу Лейфа, Хаки и Хекью, неизвестный вид кита, обнаруженный Торхаллом Охотником, вторую Гудрид, одноногого, убившего Торвальда выстрелом из лука. Предпринимались довольно остроумные попытки рационализировать все эти чудеса. Так, сладкая роса оказалась секрецией тли; приводятся также ссылки на слабительные свойства жира китов. Одноногий — это эскимос, танцующий на одной ноге. «Этот одноногий, без сомнения, был эскимосской женщиной маленького роста, одетой в традиционное для эскимосских женщин платье с длинным подолом. Преследовавшим ее людям она неизбежно должна была показаться одноногой». Некоторые полагают, что одноногий казался таковым или из-за своей одежды, или снаряжения. Такое изъятие не повредит самим путешествиям и никак не упростит реальных проблем, однако очистит их от некоторого мусора. В течение последних двадцати лет было немало споров о том, не должны ли мы освободить эти истории и от виноградных лоз. Но Винланд в нашем понимании — это описательное название, такое же, как Исландия (Ледяная страна), Гренландия (Зеленая страна), Хеллуланд (Скалистая равнина) и Маркланд (Лесная страна). То же самое можно сказать об Овечьих (Фарерских) островах, Медвежьих (Бьярнейяр) островах, Килевом мысе (Кьяларнес) и Чудесном побережье. Впервые название Винланд встречается нам в «Описании островных земель Севера», четвертой книге Адама Бременского. Адам сообщает нам, что всю информацию о Винланде он получил от датского короля Свейна Эстридсена, который умер в 1076 году: «Он рассказал мне еще об одном острове, который видели в том океане многие мореходы. Называется он Виноградной страной, так как там растет много дикого винограда, из которого получается превосходное вино. И то, что там в изобилии растет несеяное зерно, мы узнали не из легенд и преданий, но из достоверных сообщений датчан».
Король Свейн, а за ним и Адам придерживались того же мнения насчет Винланда, что и Торхалл Охотник, который в стихах (признаваемых всеми как несомненно подлинные) жаловался на то, что, к его величайшему огорчению, ему пришлось пить лишь воду из источника. В стихотворной традиции Винланд — это именно Vínland (Виноградная страна), или Vínland hit góða (Благодатный Винланд), поскольку там росли виноградные лозы и гроздья, из которых делалось вино. Этот факт столь часто упоминается в различных сагах, что позволяет нам с уверенностью отклонить теорию, согласно которой Винланд был вовсе не Vínland, a Vinland — Травяная страна, или же Страна пастбищ. Это мнение было высказано в 1888 году шведским филологом Свеном Сёдербергом. Он полагал, что создатели саг некритично восприняли информацию, приведенную Адамом Бременским, который в свою очередь опирался не столько на достоверные факты, сколько на самые невероятные слухи. Если мы примем такую версию, как это сделали многие современные исследователи, приравнявшие Винланд к северной оконечности Ньюфаундленда, — как, например, финн В. Таннер, норвежец Хельге Ингстад (который, впрочем, не отвергает возможности того, что в Винланде росли дикий виноград и пшеница) и датчанин Йорген Мельдгаард, — то это избавит нас от многих проблем (хотя бы от необходимости помещать Винланд внутри северных пределов роста виноградных лоз в конце X столетия). Избавит это и от необходимости выискивать свидетельства того, что для гренландцев и исландцев виноградные лозы и гроздья вовсе не были виноградными лозами и гроздьями, а были клюквой, брусникой, ежевикой, черной смородиной, голубикой и даже березами (просто невозможно перечислить здесь весь список заменителей). Это также позволяет выстроить рациональную и привлекательную гипотезу о цепочке земель, протянувшихся к югу: каменистая, лесная и покрытая травой (возможно, однако, слишком рациональную). Не возникает сомнений, что vin — пастбище, луг, трава — является одним из наиболее часто встречаемых элементов в топонимике древних норвежцев, но к моменту винландских путешествий он практически полностью исчезает из употребления, так что его уже невозможно найти в топонимике Фарерских островов, Исландии или Гренландии. Разумеется, вполне возможно и такое объяснение: исландские создатели саг, будучи незнакомы с элементом (почти всегда суффиксом) — vin и к тому же оказавшись под влиянием рассказов о Счастливых островах, легко переделали его в vín-. И все же, как мне кажется, нет никаких особых причин отметать в сторону все те свидетельства о Винланде (Vínland) именно как о Виноградной стране, и поэтому я, с учетом всех вышеперечисленных трудностей, предпочитаю придерживаться данной интерпретации. Разумеется, трава была не только желательным, но и необходимым элементом для потенциальных колонистов Винланда, так же как и для их отцов на Фарерских островах, в Исландии и Гренландии. Наличие в одном месте строительного леса и пастбищ, без сомнения, привело бы их в полный восторг. Но виноградные гроздья могли стать главной, более веской причиной, позволяющей Лейфу подтолкнуть своих гренландских соотечественников к колонизации новых земель. В том, что касалось наименования земель, как, впрочем, и во многом другом, Лейф был сыном своего отца и потому никогда не назвал бы новую землю Страной травы, так как уже существовала Гренландия — Зеленая страна. Есть еще одна причина, по которой мы должны поверить в то, что там рос виноград. Сегодня северная граница роста виноградных лоз проходит в районе 45-го градуса северной широты, однако в 1530 году Жак Картье, открывший реку Св. Лаврентия, обнаружил по обоим берегам ее обилие виноградных лоз, а в заливе Шалёр и на островах Шамплэн — большое количество диких злаков, похожих на рожь или овес. Лей и Дэни подтверждают эти сообщения. Поэтому вполне допустимо предположить, что в период более благоприятных климатических условий, существовавших во время путешествий к Винланду, дикий виноград рос также на территории, включающей в себя северный Ньюфаундленд. Наконец, мы вряд ли нанесем серьезный удар по достоверности изложенных в сагах фактов, если предположим, что виноградные лозы были найдены вовсе и не на самом севере Ньюфаундленда, а во время плавания норманнских моряков дальше к югу (как они поступали по меньшей мере два раза). Это тем более допустимо, что на данный момент не существует теории винландских путешествий, которая находилась бы в согласии со всеми свидетельствами.
Самым трудным для нас, пожалуй, будет отказаться от утверждения, согласно которому в Лейфсбудире «у солнца есть eyktarstaðr и dagmálastaðr в самый короткий день (или дни)». Это выглядит неким фактическим, бесстрастным утверждением, при помощи которого можно было бы без всяких проблем и с достаточной точностью определить широту этой части Винланда. Однако не существует другого такого вопроса, который внес бы большую сумятицу в ряды неспециалистов и заставил бы специалистов отстаивать несколько совершенно несхожих гипотез. Не вызывает сомнения тот факт, что те, кто проводил эти наблюдения, находились под впечатлением большего равновесия дня и ночи в Винланде, чем у них на родине, в Гренландии и Исландии. Ясно также, что зимой, в определенный день или дни в том месте, где находился Лейфсбудир, можно было наблюдать солнце — и прежде всего в моменты восхода и заката, то есть в определенное утреннее и послеобеденное время. Разумеется, это не могло быть часовое время, поскольку у норманнов в начале XI столетия просто не было часов. Поэтому eyktarstaðr и dagmálastaðr — это определенные точки на горизонте, подобные тем, которыми пользовались исландцы для определения времени дня по положению солнца, или же, что еще более верно, это положение самого солнца. Исходя из этого и учитывая, что все другие вещи нам уже фактически известны — например, точное значение eykt в Исландии времен Лейфа Эйриксона, точное значение um skammdegi, а также все те исправления в вычислениях, которые необходимо произвести из-за эффекта преломления, изменений уровня моря, фактического, а также астрономического горизонта. Все это, вкупе с уяснением того, что норманнские моряки понимали под восходом и закатом солнца (то есть был ли это восход и заход края светила или же его центра), могло бы помочь нам определить, где именно находилась северная оконечность Винланда. Однако расчеты, произведенные тремя наиболее выдающимися учеными, пытавшимися определить район, из которого были сделаны эти наблюдения, вряд ли способны внести ясность в этот вопрос. Так, Сторм и Джилмиден, при поддержке капитана Файтиена из Военно-морской обсерватории Соединенных Штатов, указали цифру приблизительно 49 градусов 55 минут северной широты. Мистер Гаторн-Харди вначале определил 49 градусов северной широты, указав, однако, что «слова со всей очевидностью свидетельствуют о более южной широте», и позднее указал цифру в 37 градусов. В то же самое время доктор Альмар Нэсс, перепроверивший и исправивший вычисления М. М. Мьелде, полагал, что Винланд, «скорее всего», расположен к югу от залива Чеспик (36 градусов 54 минуты северной широты). Иными словами, хотя эта знаменитая фраза и способна убедить нас в том, что кто-то произвел весьма важные наблюдения где-то в районе Американского континента, она совершенно не в состоянии помочь нам определить, где именно находилось жилище Лейфа. Доктор Нэсс подчеркивает, что широта, установленная для того места, где наблюдался eykt, вовсе не является идентичной той, на которой находился Лейфсбудир. Он считает, что не все винландские путешественники прибывали в одно и то же конкретное место, а Винланд Лейфа и Карлсефни никоим образом нельзя идентифицировать. Доктор Нэсс считает, что eykt наблюдали в Хопе, а не в Лейфсбудире. «Хоп располагался в центре Винланда, но маловероятно, чтобы Лейф мог достичь 36°54 северной широты. Лейф не был в «Винланде». Настоящим исследователем оказался Торфинн». Достойно упоминания и то обстоятельство, что подавляющее большинство почитателей Нэсса в последний момент все-таки отказались от 37 градусов северной широты, предпочтя ему 41 градус северной широты, тем самым мгновенно переместившись вверх по побережью вплоть до штата Массачусетс.
До тех пор пока археологи не найдут в Северной Америке и не опишут дома, оружие, предметы материальной культуры, а возможно, и скелеты норманнов, которые можно будет с уверенностью отнести к первой четверти XI столетия, нашим главным источником определения местоположения первых норманнских поселений на Американском континенте по-прежнему остаются саги. И это вновь возвращает нас к исследовательской экспедиции Торвальда Эйриксона, как о том написано в «Гренландской саге», и к попытке колонизации Винланда, предпринятой Торфинном Карлсефни (о чем повествуют обе версии «Сказания об Эйрике Рыжем»). Если же кто-то возразит, что есть что-то некритическое и ненаучное в подобном вычленении фактов и сведений из различных саг, то тут можно заметить лишь одно, а именно: было бы еще менее критично полностью довериться версии в какой-то одной саге, со всеми домыслами и художественным преувеличением.
Теперь о Карлсефни. В этой экспедиции принимали участие три корабля со ста шестьюдесятью мужчинами на борту, причем некоторых из них сопровождали жены. Они взяли с собой «разных домашних животных», как мы легко можем предположить, самок и самцов коров, лошадей, овец, коз и свиней.
Вначале они плыли на север вдоль побережья Гренландии вместе с теплым прибрежным течением, пока не поднялись до Западного поселения. Возможно, они поступили так потому,
