он не явился ко двору ни к вечеру, ни поутру». «Откуда знать нам?» — Так в испуге Хозяйке отвечали слуги. В пеленках белых рядом с ней лежали дети — им семь дней уж было от роду; привстала Итрун и девушкам сказала: «Вернется скоро муж домой. Наряд несите лучший мой, несите кольца, жемчуга — пусть видит лорд, сколь дорога мне радость встречи и что снова жена его вполне здорова». Она взглянула из окна — прохладно, ветер, тишина: деревья дышат тяжело, и небосвод заволокло, не слышно цокота копыт, и лишь по кровле дождь стучит... И бьет прибой из века в век в земле Бретонской в скальный брег. Темнел вечерний небосклон, когда раздался в церкви звон. Итрун спросила: «О, по ком? По ком звонят, взнося псалом? Что там священники поют? Кого на кладбище несут?» «Какой-то странник, говорят — его нашли у наших врат совсем больного. Конь был хром. И странника забрали в дом, но умер он и, слава Богу, теперь отправился в дорогу, которую сулил всем Бог — на досках похоронных дрог». И ликом сделавшись темна, меж слуг заметила она рыдавших: «Может, был он строен, красив и почестей достоин? Иль, может быть, настолько зла его судьба в миру была, что плачете? Зачем молчите? Кто этот странник, говорите — чтоб я могла спокойно спать или в отчаяньи рыдать». Смолчали слуги. И всю ночь Итрун пыталась превозмочь жестокий жар, мечась в постели. С утра — лишь росы заблестели на каждом листике в саду, сказала: «В церковь я пойду. Должна там нынче побывать я. Мне красное несите платье, парчовое, иль голубое, иль все равно теперь какое». «Нет, леди! Надлежащий вид принять обычай нам велит: одежде следует быть черной, душе — смиренной и покорной». И в черном платье от порога пошла Итрун молиться Богу: в руке свеча и долу ликом, брела в смирении великом. Во мгле церковного придела она покрытый гроб узрела, свечей оплывших скорбный ряд и пламя тлеющих лампад — и своего владыки меч и герб узрела в свете свеч. Вотще его богатства ныне — пришел конец его гордыне. Во мгле церковного придела навек Итрун похолодела — хозяйку подняли с земли и тихо в замок отнесли, и уложили на постели под плач младенцев в колыбели. Жгли свечи в замке, факела,