осталась?
– Да вот, как Славик сейчас, наверное. Лет восемь, девять.
– А воспитывал ее кто?
– То бабушка, то мама моя. По очереди. А потом, лет в двенадцать, ее к себе отец забрал. Только он через пару лет тоже умер. От цирроза.
– Так!.. – Дорохова, резко затушив сигарету, полезла себе под свитер. – Слава богу! Оберег на месте. Есть надежда проснуться утром…
Мы спали в эту ночь как убитые, утомленные переездом и одурманенные чистым деревенским воздухом. Засыпали под щербатую улыбку луны, глядящей в окно. А пробудившись, обнаружили, что в этом самом окне ничего уже и разобрать невозможно. С неба валили такие густые хлопья, что, казалось, с той стороны кто-то тоже подвесил свою плотную шторку.
– Ого! – обрадовалась Оксанка. – Сейчас пойдем лепить снежную бабу!
– О, нет! Только не это! – взмолилась я.
– Ну а чего, дома, что ли, сидеть? Я не выдержу целый день слушать рассказы о том, как где-то в пределах земного шара мрут по-тихому ваши родственники!
– Оксанка, ну хватит уже! Имей совесть!
– Ладно, ладно, не буду!
Мы оделись, спустились вниз. Зоя уже вовсю хлопотала на кухне.
– Доброе утро, сони! – поприветствовала она нас. – Давайте! Идите умывайтесь и марш за стол! Завтрак уже остыть успел, пока вы дрыхли.
Когда я после водных процедур вошла в комнату, Дорохова приставала к Славику:
– Ну что, останешься со страшной теткой Оксанкой? Я буду тебя бить, учти это!
Славик почему-то смеялся.
– Эй, малыш, привет! – Я радостно обняла мальчика, целуя его в гладкий лобик.
– Привет. – Он смущенно заулыбался; от такого пристального внимания спрятал глаза, что-то выводя пальчиком на своих ватных штанишках.
Какой же он маленький, щупленький, взъерошенный. Как цыпленочек! Я бы ему лет шесть дала. Может, семь… Но очень похож на Сологуба. Такой же чернявенький, глазки бусинками. Не пацанчик, а загляденье!
Славик сидел в слишком большом для него кресле перед телевизором. Там мелькала то зверская физиономия Тома, то воинствующая стойка Джерри.
Мы обе устроились перед ним на корточках.
– Что, тебя тетя Оксана запугивает тут?
– Нет. – Он, смеясь, покосился на Оксанку.
– Что это я его запугиваю? Говорю просто, что драть буду как Сидорову козу… – Она потрепала его по голове. – Не переживай, малыш, мы с тобой так оттопыримся!.. На горку будем ходить. Крепость построим. Засунем туда тетю Полю и будем забрасывать ее ледяными глыбами. Да?
– Угу. – Славик, приподняв бровки, по-доброму улыбнулся.
– Какую еще крепость? – возмутилась я.
– Как какую? Брестскую! Какую же еще?
Тут вошла Зоя со здоровенной сковородой, и мы, оставив ребенка в покое, уселись завтракать.
Трапеза растянулась часа на два. То мы вспоминали с Зоей что-то из детства. То забавлялись тем, что сватали Дорохову за соседского Юрку. Юрка этот, одного со мной года, по заверениям Зои, был до сих пор не женат. Сама-то я не видела его уже много лет. Но на тот момент, как я его помню, это было что-то среднее между Крамаровым и Вициным. Точнее, их киношными персонажами. Теперь же, со слов Зои, это сходство только усилилось. Причем с обоими «идиотами» сразу.
Дорохова от перспективы сойтись с эдаким кренделем (как она его назвала) аж приосанилась. «Подать мне, – говорит, – кокошник и парчовые черевички, пойду челом бить!»
Потом настало время обедать Славику.
Потом бабуся выползла, оклемавшись наконец от выпитого накануне вина. Задвинула еще пару баек – на сей раз пожизнерадостней.
В общем, пока мы всем скопом собрались идти на улицу, было уже часа четыре, не меньше.
Бабуся, конечно, в последний момент передумала.
– Нет, – говорит, – ступайте без меня. Намаетесь со мной только. Я вон лучше телевизор погляжу. Там сейчас такой интересный сериал передают. «Остаться в живых» называется.
Оксанка ей: «Как же, как же, знаем. Бесподобные съемки и все такое. А главное, ОЧЕНЬ ПО ТЕМЕ!»
Зараза такая! Нипочем теперь с этого конька не слезет. Так и будет глумиться!
Она, правда, думала, что бабушка шутит, хотела как-то поучаствовать. Но бабуся и не думала шутить. Ей в данном вопросе ее слепота не помеха. Все экранные реплики и шумы она пропускает через себя и смотрит картинки как бы своим внутренним оком. Просто обожает это занятие. Иной день может перед ящиком до вечера просидеть.
Мы спустились с холма. Славик с Дороховой – на картонках. А мы с Зоей прошлись не спеша вниз по утоптанной тропинке. Дошли до запруды. Побродили вдоль берега, пока наши несмышленыши лепили снежную бабу.
– Балагура! – сложив ладони рупором, крикнула мне Оксанка. – У тебя морковка есть?
– Веточку вставьте!
Оксанка своим воплем отвлекла нас от обсуждения довольно животрепещущего вопроса. Мы с сестрой как раз говорили о ее бывшем муже.
– Так что, Зоенька, вы сейчас даже отношения не поддерживаете?
– О чем ты говоришь, Полина! Мне кажется, он до сих пор не знает, что мы из Москвы уехали! Ни разу не позвонил, не поинтересовался, как у нас дела…
– Он что, и денег на ребенка не дает? Зоя посмотрела на меня, как на идиотку.
– Да говорю же тебе, он как свои вещи забрал, вплоть до видеомагнитофона с кассетами, с этого дня я его и не видела.
Подумать только! И этот человек ползал перед моей сестрой на коленях, умоляя ее стать его женой.
– А ты в суд на алименты не хочешь подать?
– Нет, Поля. Ничего от него не хочу. Если бы смогла – имя забыла бы. – Зоя грустно покачала головой. – Вот так, не дай бог, со мной что случится… я ведь даже не уверена, что он о Славике позаботится…
– Не надо, Зоенька! Не думай об этом…
Сказав так, я вдруг ощутила на душе странную тяжесть. Будто нечто черное стянуло в узел все мои внутренности.
Это все глубже пускало корни страшное предречение бабуси.
Как же Зое не думать, если беды ходят за ней попятам? Злой рок! Мистическое словосочетание, согласна. Но разве на долю моей сестры выпало мало страданий? Да и потом, не этим ли объясняются мои собственные невзгоды? Детская чахлость. Нездоровые отношения с общественностью. Безразличие мужчин, наконец…
А что, если шлейф этого проклятия потянется дальше – от поколения к поколению, пока наш род не прервется совсем? И как тогда быть? Можно ли сделать хоть что-то, чтобы защититься от этой сверхъестественной силы?
Занятая подобными мыслями, я несколько поотстала. Зоя успела пройти вперед и теперь стояла, наблюдая за возней сынишки.
Тем временем парочка скульпторов, на что-то осерчав, принялась дубасить ни в чем не повинную бабу ногами. Та – в недоумении расставив руки-веточки – стала крошиться. Но, видимо, по мнению Славика, недостаточно энергично. Взяв себе в помощь крепкую корягу, он с ожесточением добивал уцелевший остов.
– Как они подходят друг другу! – растроганно воскликнула Зоя. – Вот что значит один уровень интеллекта!
Я была с ней полностью согласна.
Вдруг Дорохова, бросив дурацкое дело, скачками побежала на нас. Настолько быстро, насколько позволяли рыхлые сугробцы. Славик – за ней. Веселясь и швыряя в спину беглянке снежки.
Та, ослабевая на ходу, верещала:
– На помощь! Хэлп! Кто-нибудь! Уберите буйного! – Нагнав нас, Оксанка повисла на болониевом рукаве Зонного пальто и спряталась за спину. – В мать не посмеет!..
И только она это сказала, как в голову ее заступнице угодил белый комок. За ним полетел другой, третий, четвертый. Оксанка едва успевала вращать несчастную Зою вокруг собственной оси, прикрываясь ею, как щитом. Еще и командовала:
– По тете Поле! Тройным залпом!.. А-а-гонь!..
Таким вот нехитрым образом мы с сестрой тоже оказались вовлечены в малопристойные игрища. Но зато домой вернулись румяные, как пироги, и голодные, как черти.
Воскресенье прошло примерно по той же схеме.
Только в качестве развлечения мы избрали не прогулку, а поход в гости. К наклюнувшемуся жениху Оксанки. Та на подступах зарделась, как и пристало девице на выданье. Подпихнула Зою в бочок.
– А этот черт окаянный не снасильничает меня? И давай хихикать на пару…
Вицин-Крамаров отчего-то разволновался при встрече с подругой детства (то бишь со мной). Даже не понял, что к нему девку привели на смотрины. Потчуя нас чем-то мутным из пятилитровой бадьи, он как-то подозрительно заикался. Но при этом косил все больше не на Оксанку, а на меня.
По дороге обратно отвергнутую невесту обуяла гордыня.
– Ну и пусть! Нам таких не надобно! – мстительно выкрикивала она.
Шла через огород, как княжна – прямая и неприступная. А тут вдруг обернулась да как зашипит на меня:
– А ты, чернавка! Псина смердящая! Как посмела?
Я подыгрывать. Мол, прости, сударушка, ведать не ведаю, что это на Юрку непутевого вдруг нашло. А она отвернулась и бросила через плечо, эдак с театральной горчинкой:
– Поди прочь, постылая!..
Зою от этого спектакля, я думала, раньше времени придется в больницу везти.
Но нет, все прошло по намеченному сценарию. В восемь утра в понедельник мы собрались в гостиной. Наспех перекусили. И Зоя стала прощаться с бабусей:
– Ты смотри тут, девчонок своими россказнями не доставай! Если им что понадобится, где что лежит, все знаешь. Подскажешь, в крайнем случае. За меня не волнуйся. Я дней через десять вернусь. Все поняла?
– Все, Зоюшка. Все поняла, внученька. – Бабуся с нежностью погладила ее по плечу. – С Богом, миленькая моя!
Зоя тепло прижала старушку к себе. Поцеловала в видимые из-под платка редкие волосенки. И, взяв Славика за руку, вышла из дома.
Я следом.
– До вечера, бабушка!
– До вечера, миленькая! Смотрите там, поаккуратнее!
