Фродо упал на Мерри… Лицо друга было ледяным.
И вдруг к нему вернулась память обо всем, что в ней стерла первая волна тумана — дом на склоне холма и поющий Том. Он вспомнил призывную песенку, которой Том учил их, и тонким отчаянным голоском начал: «Гей, Том, друг Том!..» Но как только он произнес это имя, голос его будто окреп, стал живым и громким, по подземелью пошло эхо, словно зазвучали трубы и барабаны:
Наступила полная тишина, Фродо услышал стук собственного сердца. Тишина длилась долго, а потом издалека, словно сквозь землю или через толстую стену, прозвучал ответ:
Что-то грохнуло, с рокотом покатились камни, в подземелье вдруг ворвался свет — настоящий дневной. В конце прохода, куда Фродо лежал ногами, открылся пролом, и в нем появилась голова Тома (и перо, и шляпа) в обрамлении красных солнечных лучей. Свет солнца упал на пол и на лица трех лежащих хоббитов. Они остались недвижимы, но трупный оттенок с их лиц пропал. Теперь казалось, что они крепко заснули. Том нагнулся, снял шляпу и с песней вошел в подземелье:
Раздался крик, и часть подземелья с грохотом обвалилась. Потом прозвучал режущий уши вопль, взлетел, продлился и угас в невероятной дали, и стало снова тихо.
— Вставай, друг Фродо! — сказал Том. — Пошли на зеленую травку. Помоги мне их вынести.
Они вместе вынесли Мерри, Пипина и Сэма. Когда Фродо в последний раз выходил из Могильника, ему показалось, что он снова видит обрубленную руку, которая, как раненый паук, зарывалась в кучу обвалившейся земли и камня. Том вернулся в подземелье, до хоббита донеслись удары и топот. Когда Том вышел, у него в руках была куча сокровищ: золотые, серебряные, бронзовые, медные вещи, много бус, цепей, ожерелий, украшений с камнями. Он взобрался на зеленый Могильник, разложил их на освещенной солнцем верхушке, постоял рядом, держа шляпу в руке. Ветер играл его волосами, а он смотрел сверху на хоббитов, лежащих на спинах на травянистом западном склоне. Потом поднял правую руку и ясным голосом скомандовал:
К великой радости Фродо хоббиты зашевелились, протянули руки, протерли глаза и вдруг вскочили, изумленно оглядываясь сначала на Фродо, потом на Тома, стоявшего над ними на кургане во весь рост, потом друг на друга. На них все еще были тонкие белые лохмотья, тускло-золотые венцы, цепи и звенящие украшения.
— Что за шутки?.. — начал было Мерри и тронул золотой обруч, сползший ему на один глаз. Тут же он осекся, тень пробежала по его лицу, и он закрыл глаза. — Да, я помню! — сказал он. — Люди из замка Карн-Дум напали на нас ночью и разбили нас. Копье ударило меня в сердце! — он схватился за грудь и вдруг воскликнул, открывая глаза: — Нет! Что я говорю? Это был сон. Куда ты девался, Фродо?
— Я думал, что сбился с пути и пропал, — сказал Фродо. — Но не хочу и вспоминать. Подумаем, что делать дальше. Пора двигаться.
— В таком виде, Хозяин? — сказал Сэм. — Где моя одёжа?
Он сбросил венец и кольца на траву и растерянно оглядывался, будто надеясь увидеть где-то рядом плащ, куртку, штаны и прочие хоббичьи вещи.
— Да не найдете вы свою одежду, — сказал Том, спрыгивая с Могильника, смеясь и пританцовывая вокруг них под солнышком.
Глядя на него и его веселые глаза, можно было подумать, что ничего ужасного не случилось, и действительно, страх у них совсем прошел.
— Что ты говоришь? — спросил Пин смущенно, но уже весело. — Почему?
Том покачал головой.
— Вы сами нашлись, вернулись из страшной глубины, — что жалеть о малых потерях, радуйтесь, что не утонули! Пусть теперь солнце вас покрепче прогреет, сбрасывайте холодные лохмотья и живей ложитесь на траву! А Том сходит на охоту!
Подпрыгивая, с присвистом и призывными возгласами Том сбежал с кургана. Фродо проводил его взглядом и заметил, что он направился на юг, вдоль зеленой ложбины, отделяющей их Могильник от следующего, и потом услышал, как он внятно пропел между посвистами:
Он пел, на ходу подбрасывая шляпу и ловя ее, потом скрылся из виду, а ветер, который теперь переменился и дул с юга, донес его «Гей-гой!» из-за курганов.
Солнце уже снова крепко пригревало. Хоббиты, послушав совет Тома, немного побегали по траве, потом разлеглись на теплом солнышке, радуясь, словно вдруг попали из холодной зимы в теплое лето, или как выздоравливающие больные, которые после долгого лежания в постели почувствовали себя хорошо и встречали новый день.
К тому времени, как Том вернулся, они успели ожить полностью (и насмерть проголодаться). Том появлялся постепенно: сначала шляпа за бугром, потом улыбающееся лицо, потом сам Том с пятью
