Бродяжник вздохнул, опять помолчал, а потом стал рассказывать:
— Эта песня сложена по образцу эльфийских Анн-Теннат, и ее очень трудно перевести на Всеобщий язык, так что вы слышали лишь неумелое эхо настоящей песни. Она рассказывает о встрече Берена сына Барахира с Лютиэнь Тинувьель. Берен был смертным человеком, а Лютиэнь — дочерью Тингола, Короля всех эльфов Средиземья. Это было в те дни, когда мир был молод. Ни раньше, ни позже мир не произвел на свет девушки красивее, чем Лютиэнь. Ее красота сияла, как звезда над туманными странами севера, а лицо светилось. В те времена на севере, в Ангбанде, жил Великий Враг. Саурон из Мордора был всего лишь его слугой. Западные эльфы вернулись в Средиземье, объявили злым силам войну, они хотели отвоевать украденные Сильмарилы. Люди в Предначальную Эпоху им помогали. Но Враг победил, Барахир пал в бою, а Берен, избежав гибели, пробрался через Гору Ужаса в сокровенное Королевство Тингола в лесах Нельдорет. И здесь он увидел Лютиэнь, когда она танцевала и пела на поляне у заколдованной реки Эсгальдуны. Он назвал девушку Тинувьель, что на древнем языке означало «Соловей». Потом им выпало много испытаний, и долго длилась разлука двух влюбленных, и Берен был схвачен Врагом. Тинувьель спасла его из подземелий Саурона, они вместе одолели множество опасностей и даже сбросили с престола Великого Врага и вынули из его Железной Короны один из трех Сильмарилов, камень, который светился ярче всех других. Они хотели вручить этот камень в подарок Королю Тинголу от дочери в день ее свадьбы. Но случилось так, что волк, прибежавший от стен Ангбанда, убил Берена. Берен умер в объятиях своей Тинувьель.
Тогда она добровольно выбрала удел смертных, согласилась умереть для мира, чтобы пойти вслед за любимым. В песне поется, что они снова встретились за Морями Разлуки и ненадолго вернулись живыми в зеленые леса, а потом вместе ушли из земных пределов в иные. Так случилось, что из всех эльфов лишь одна Лютиэнь Тинувьель умерла и покинула мир, а эльфы потеряли ту, которую любили больше всех. Но ее потомство дало начало роду Властителей Полуэльфов. До сих пор живы правнуки Лютиэнь, и сказано, что ее род никогда не угаснет. Элронд из Райвендела принадлежит к этому роду. От союза Берена и Лютиэнь родился Диор, наследник Тингола. Дочь Диора, Эльвинга Белоснежная, вышла замуж за Эарендила. А он отчалил из земных туманов в небесные моря с камнем Сильмарилом во лбу. От Эарендила пошли Властители Нуменора, или Заокраинного Запада…
Бродяжник-Арагорн рассказывал, а хоббиты не сводили глаз с его необычно вдруг ожившего, освещенного красноватым отблеском огня лица. Его глаза блестели, голос звучал красиво и значительно. Над его головой сверкало звездами черное небо.
Вдруг над вершиной Заверти появилось свечение, из-за горы медленно выплыла прибывающая Луна, озарив все, что раньше было в тени, и звезды над вершиной и над головой Арагорна померкли. Бродяжник кончил повесть. Хоббиты зашевелились, разминая кости и потягиваясь.
— Смотрите, — сказал Мерри. — Луна высоко: наверное, поздно уже.
Все посмотрели вверх, и в ту же минуту увидели на вершине горы маленький черный силуэт на фоне Луны. Может быть, то был просто большой камень или скальный выступ в обманчивом мерцании ночного света. Сэм и Мерри встали и пошли прочь от огня. Фродо и Пин остались сидеть. Оба молчали. Бродяжник всматривался в лунный свет над вершиной. Все казалось тихо и спокойно, но теперь, когда Арагорн тоже молчал, сердце Фродо сжалось от леденящего страха. Он съежился и подвинулся к огню. Тут от края котловинки прибежал Сэм.
— Я не знаю, что там, — сказал он, — но мне вдруг страшно стало. Ни за что отсюда не вылезу. Мне почудилось, что там по склону что-то ползет.
— Ты что-нибудь видел? — спросил Фродо, вскакивая на ноги.
— Нет, хозяин, ничего не видел, но я же не останавливался.
— Я что-то видел, — сказал Мерри. — Но, может быть, померещилось. Там на западе, где тень от холмов, а за ней лунный свет. Я подумал, что там две или три черные фигуры, и что они движутся сюда.
— Все спиной к костру, ближе к огню, — закричал Бродяжник. — Возьмите из костра ветки подлиннее!
Они сидели, не шевелясь и не дыша, спинами к костру, настороженно всматриваясь в окружающую темноту. Ничего не происходило. В немой ночи, кажется, ничто не двигалось. Вдруг Фродо захотелось громко закричать, чтобы прервать невыносимую тишину. Он шевельнулся.
— Тс-с-с, — прошептал Бродяжник.
— Что это? — одновременно выдохнул Пин.
И тут они скорее почувствовали, чем увидели, над краем котловинки в стороне, противоположной горе, тень, а за ней еще одну… несколько. Они изо всех сил напрягли зрение — тени словно вырастали. Вскоре сомнений не осталось: там, над склоном, стояли три или четыре высокие черные фигуры. Наверное, тени смотрели на них сверху. Они были так черны, что даже в густой темноте казались черными дырами. Фродо почудилось, что он слышит шипящее ядовитое дыхание, и его пронизал холод. А тени стали медленно приближаться.
Ужасный страх объял Пина и Мерри, и они упали ничком на землю. Сэм съежился и прижался к Фродо. Фродо был напуган не меньше своих спутников. Он дрожал как от холода, но его страх утонул в необоримом желании надеть Кольцо. Это желание охватило его всего, он думать больше ни о чем не мог. Он не забыл ни Могильника, ни указаний Гэндальфа, но что-то заставляло его пренебречь предупреждениями. Ему хотелось покориться. Это не было ни желанием спастись, ни стремлением действовать во имя добра или зла. Просто он чувствовал, что должен взять Кольцо и надеть на палец. Он онемел. Знал, что Сэм смотрит на него, как будто понимает, что его хозяин в большой опасности, но повернуться к Сэму не мог. Он закрыл глаза и попробовал побороть себя, но наткнулся на неимоверное сопротивление и, наконец, медленно
