Наконец, наступил самый страшный вечер. В час, когда армия Западных Полководцев дошла до края живой земли и вступила на мертвую пустошь, два путника пережили самое безнадежное отчаяние. Прошло четверо суток с тех пор, как они удрали от орков, и с каждым днем они будто все глубже входили в кошмарный сон. На четвертый день Фродо уже не откликался на зов Сэма, шел согнувшись и спотыкаясь, не видя перед собой дороги. Сэм понимал, что из всех мук Фродо выпала горшая: тяжесть Кольца росла с каждым шагом, становилась невыносимой для тела и рассудка. Верный слуга с тревогой замечал, как часто Фродо поднимает левую руку, словно защищается от удара или пытается заслониться от ищущего Всевидящего Глаза. Иногда правая рука Фродо сама по себе тянулась к Кольцу, но в последний момент медленно останавливалась, подчиняясь приказу воли, и бессильно падала.
Когда наступила ночь, Фродо сел на камень, уткнул голову в колени, а руки свесил к земле и замер, только пальцы у него слегка подрагивали.
Сэм не спал и смотрел на него, пока мрак не сгустился в сплошную черноту, разделив их. У него уже не было слов утешения, он сидел, погруженный в собственные невеселые мысли. Он тоже устал и трепетал от страха, но был не так изнурен, как Фродо. Спасибо лембасам; если бы не они, оба хоббита давно уже погибли бы. Лембасы не насыщали досыта, и Сэм много раз с тоской вспоминал разную еду и мечтал об обычном хлебе и мясе, но в них была чудесная живительная сила, которая только возрастала, если другой еды не было. Эта сила как бы вливалась в тело и помогала выдерживать жестокое напряжение за пределами выносливости смертных.
Сейчас надо было принимать новое решение. Идти дальше по этой дороге было нельзя, потому что она вела на восток, в самое сердце Тьмы, а Огненная Гора теперь высилась правее, на юге от них, отделенная широким дымящимся простором засыпанной пеплом неровной местности.
— Воды бы… пить! — прошептал Сэм.
Он отказывал себе в каждом глотке, во рту у него пересохло, язык распух от жажды. Воды оставалось меньше половины фляги, впереди был еще один день пути. Пока их спасало то, что они шли по дороге орков, возле которой, правда, на значительном расстоянии друг от друга, попадались резервуары с запасами воды для армии. В одном из них два дня назад Сэм наполнил флягу. Орки воду замутили, была она затхлая, но на крайний случай годилась. Теперь и этого не будет.
Совсем утомившись от мрачных мыслей, Сэм задремал, так ничего не придумав на завтра. Спал он беспокойно, сон в разгоряченном мозгу мешался с явью. Он видел какие-то огоньки, словно жадные глаза, крадущиеся во тьме тени, слышал голоса; то ему казалось, что рядом дикие звери, то будто кто-то кричал в мучениях, но когда хоббит просыпался, никого не было, его окружала темень, пустота и тишина. Только один раз, вскочив и вглядевшись во тьму, он был почти уверен, что увидел пару бледных глаз, которые тут же погасли.
Кошмарная ночь тянулась невыносимо долго, вместо рассвета наступил полумрак, ибо над Роковой Горой всегда висели лохмотья Тени, края того мрака, которым окутывался Саурон в Черном Замке. Фродо сполз с камня и лежал на спине совершенно неподвижно. Сэму очень не хотелось его будить, но он заставил себя это сделать, потому что понимал, что это необходимо. Он теперь был за старшего и должен был заставить волю Фродо сделать еще одно усилие. Он наклонился над хозяином, нежно погладил его лоб и зашептал:
— Господин Фродо, пора вставать! Идти пора!
Фродо вскинулся, как будто его разбудил звонок, и сразу повернулся к югу. Но увидев Гору и безжизненную пустыню перед ней, сел и съежился.
— Не могу, Сэмми,— пожаловался он.— Не могу, слишком тяжело, я его сегодня не сдвину.
Сэм знал, что словами тут не поможешь, и чувствовал, что сейчас ляпнет, как всегда, лишнее и сделает хуже, но хозяина было так жалко, что он не выдержал:
— Дайте, я его немножко понесу, хозяин! Вы же знаете, что я все сделаю, пока силы есть.
Глаза Фродо испуганно и зло сверкнули.
— Не подходи! Не прикасайся ко мне! — закричал он. — Это мое! Прочь руки! — он даже схватился за меч, но вдруг глаза его стали грустными, а голос — ласковым.— Нет, нет, что ты, Сэм, я не сержусь,— сказал он тихо.— Постарайся понять. Это моя ноша, другому нельзя ее брать на себя. Уже поздно. Ты мне этим не поможешь, дружок. Я теперь в его власти, почти в его власти, и никому его не отдам, а если будешь отбирать, могу обезуметь.
Сэм покачал головой.
— Понимаю,— ответил он.— Но тогда можно избавиться от другого груза. Давайте выбросим все лишнее, и пойдем прямо к цели,— он показал на Гору.— Зачем тащить туда то, что больше не понадобится?
Фродо снова взглянул на Гору.
— Ты прав,— сказал он.— Нам теперь почти ничего не понадобится. А если туда дойдем, то и совсем ничего.
Фродо схватил орчий щит и отбросил подальше, а вслед за ним полетел шлем. Потом он снял плащ, расстегнул тяжелый пояс и дал ему упасть на землю вместе с мечом. Плащ Фродо порвал на полосы и разбросал их в разные стороны.
— Не буду больше орком! — воскликнул он.— И пойду дальше без оружия, теперь оно мне ни к чему. Убьют, так убьют.
Сэм тут же последовал его примеру, сбросил орчье вооружение и вынул из мешка свои вещи, Они ему показались сейчас такими родными, что он никак не мог выпустить их из рук, особенно посуду. Наверное, потому что долго и с великими трудами нес. Слезы выступили у него на глазах от мысли, что надо выбросить котелок.
— Помните рагу из кроликов, хозяин? — спросил он.— И склон на теплой горе, где мы встретили капитана Фарамира в тот день, когда я увидел олифана?
— Увы, Сэм,— ответил Фродо,— я сейчас ничего не помню. Вернее, знаю, что все это было, но глазами памяти не вижу ничего. Я все потерял: вкус еды, свежесть воды, шум ветра, образы деревьев, травы и цветов, свет звезд и месяца. Я сейчас одинок и наг, один во мраке, Сэм, передо мной огненный круг, и ничто нас больше не разделяет. Это я вижу сейчас наяву, открытыми глазами, все остальное — во мгле.
Сэм взял его руки и поцеловал.
— Значит, надо еще быстрее идти,— сказал он прерывающимся голосом.— Чем скорее освободимся от Него, тем скорее отдохнете, хозяин.
Это были единственные слова утешения, которые смог найти верный слуга.
«Болтовня тут не поможет»,— подумал он и вдруг стал собирать разбросанные вещи, приговаривая про себя: «Нет, нельзя это все просто так бросать на открытом месте. Вонючка-то нашел кольчугу, не хватало, что бы он еще меч нашел; он и с голыми лапами достаточно опасен. И мои кастрюльки ему трогать нечего!»
Сэм все подтащил к одной из глубоких трещин, которых тут было немало, и швырнул вниз. Похоронным звоном отдался в его ушах лязг драгоценных кастрюль, исчезающих в черной бездне.
Потом Сэм вернулся к Фродо, отрезал кусок эльфийской веревки и опоясал им своего хозяина поверх серебристого плаща. Остальную веревку он старательно свернул и спрятал назад в мешок. Кроме веревки, он оставил себе только последние раскрошенные лембасы, флягу и Жало у пояса, а в глубоком кармане за пазухой — флакон Галадриэли и маленькую шкатулочку, которую она ему подарила.
Наконец, они смогли двинуться в путь и, повернувшись лицом к Горе, пошли по бездорожью, борясь с усталостью, движимые слабеющей волей, ни о чем больше думая, ни от кого не прячась. Да и трудно было бы обнаружить их в этом мрачном полутемном краю. Из всех прислужников Саурона только Назгулы могли бы осведомить его об опасности в лице двух маленьких, измученных, но не сломленных существ, упрямо пробирающихся в самое сердце его укрепленных владений. Но Назгулы на своих черных крыльях летали далеко отсюда. Они несли другую службу: следили за передвижением западных армий к воротам Мордора, ибо в ту сторону сейчас была направлена мысль Черного Властелина.
В тот день Сэму показалось, что Фродо ожил, и он очень удивился, потому что снял с него только малую часть ноши. Шли они гораздо быстрее, чем Сэм предполагал. Путь был трудный и неровный, но Гора
