невозможное убийство! Очень умно придумано. Убийца, которого ты ищешь, мужчина он или женщина, несомненно, очень умен и обладает богатым воображением.
— Итак, Макс, как ты думаешь, что нам делать дальше?
— Не дай себя обмануть всеми этими фокусами. Забудь о демонах, сверхъестественных силах и сделках с дьяволом. Просто веди расследование как обычно.
— А ты уверен, что это всего лишь фокусы?
— Конечно! — воскликнул Либерман, очевидно потрясенный тем, что его друг мог задать такой вопрос. — Фокусы — обычные приемы этих людей, медиумов! Например, посмотри на этот стол.
Либерман постучал по нему костяшками пальцев.
— Слушай. — По мере того, как его кулак, постукивая, двигался по поверхности, звук менялся. — В некоторых местах стол полый. И обрати внимание на его размер! Открой его, и ты найдешь внутри множество различных приспособлений для фокусов. У фройляйн Лёвенштайн наверняка были сообщники, помогавшие ей устраивать ее мошеннические представления. Запертая комната, исчезнувшая пуля, на мой взгляд, все это попахивает театральным представлением. Декорации, дым и зеркала! Возможно, один из ее сообщников и убил ее. И может быть, тебе лучше проконсультироваться с каким-нибудь фокусником, а не с психиатром!
— Ну, как раз сегодня утром, — сказал Райнхард, — я был в парке аттракционов у Адольфуса Фарбера, который любителям цирка более известен как Великий Магнифико. Он запирает человека в ящик, и тот исчезает.
— И что?
— Хотя герр Фарбер имеет репутацию выдающегося иллюзиониста, когда я выложил ему все факты по этому делу, он не смог ничем помочь.
— Он сделал какой-нибудь вывод?
— Он сказал, что это убийство — дело рук потусторонних сил.
Либерман в отчаянии покачал головой.
— Вмешательство злой силы в этом преступлении — иллюзия, помни об этом. Если мы не понимаем, как оно было совершено, это говорит об интеллектуальном и творческом превосходстве нашего противника, только и всего.
Райнхарда подбодрила уверенность друга, но странные обстоятельства этого дела по-прежнему тревожили инспектора.
— Если, — продолжил Либерман, — убийство было совершено сообщником, то он — или она — должен входить в спиритический кружок фройляйн Лёвенштайн. Что ты знаешь об этих людях?
Райнхард вытащил свой блокнот.
— Есть слесарь по фамилии Уберхорст. Ханс Брукмюллер, бизнесмен, производит хирургические инструменты. Банкир и его жена — Генрих и Юно Хёльденлин. Натали Хек, белошвейка. Зольтан Заборски, венгерский аристократ. Я назвал его аристократом, но по его виду я бы сказал, что он переживает сейчас не лучшие времена. Эти люди, по-видимому, составляют ядро ее кружка. Ах да, есть еще один — молодой человек по имени Отто Браун. Он должен был прийти в четверг вечером, как обычно, но не появился. И с тех пор никто его не видел.
— Вот это подозрительно…
— Несомненно. Хаусман и я побеседовали с другими членами кружка и кое-что о нем узнали: как он выглядит, где живет…
— Чем он занимается?
— Он художник.
— Художник? Никогда не слышал о художнике с таким именем, — сказал Либерман.
Райнхард пожал плечами.
— Возможно, между ним и белошвейкой, Натали Хек, есть какие-то отношения. Вчера она приходила в квартиру Брауна и наткнулась на одного из наших офицеров.
— А что слесарь? Вы обсуждали с ним дверь, в смысле замок?
— Нет. Мы никому не сообщали о необычных обстоятельствах этого убийства. Пока.
— Но потом-то сообщите?
— Конечно.
— А что газеты?
— Ну, со временем мы им все расскажем.
— А почему не сейчас?
— Комиссар Брюгель считает, если о деле сообщить репортерам сейчас, это убийство вызовет чрезмерный интерес. Ты знаешь, как люди в этом городе любят всякие сенсации, а если мы не сможем раскрыть эту тайну…
— Вы будете выглядеть некомпетентными?
— Скажем так, это пошатнет веру людей в полицейское управление.
Либерман дотронулся до дверного косяка.
— Так и просится на ум идея, что слесарь мог иметь возможность организовать этот фокус или хотя бы часть его.
— Но он так страдал! В четверг он был вне себя от горя.
— По-настоящему?
— Мне так показалось.
— Почему, интересно? Возможно ли, что их отношения выходили за рамки отношений гадалки и клиента?
— Не могу представить себе менее подходящих друг другу людей!
— Тем не менее…
Райнхард сделал заметку в своем блокноте.
— А что с остальными? — продолжал Либерман.
Райнхард убрал блокнот в карман и подкрутил усы.
— Венгр, Заборски, — странный человек. Он сказал что-то такое… что-то о том, что он чувствует зло.
— И это встревожило тебя?
— Если быть честным, да.
— Пожалуй, это скорее характеризует тебя, а не его.
Райнхард выглядел озадаченным.
— Оскар, — сказал Либерман, кладя руку на плечо инспектора, — тут полно иллюзий, уверяю тебя!
Райнхард переступил с одной ноги на другую. Молодой доктор, очевидно, распознал его слабое место — доверчивость, скрытую готовность верить в сверхъестественное. Инспектор завидовал рационализму Либермана, его невосприимчивости к призрачным силам, которые каждый житель Центральной Европы учится уважать с детства. Где-то в темных глубинах встревоженного сознания Райнхарда злорадно посмеивалась старуха с оленьими рогами.
— А что здесь? — Это был голос Либермана. Скрывшись за ширмой, он постучал по какому-то полому деревянному предмету.
— О боже! — прошептал Райнхард.
— Оскар?
Либерман появился снова с японской шкатулкой в руках.
— Я совсем про нее забыл. Хаусман должен был найти ключ.
Либерман слегка встряхнул ларец.
— Там что-то есть. — Он поставил шкатулку на стол, и мужчины переглянулись.
— Итак? — произнес Либерман.
— Я думаю, ее нужно открыть, — сказал Райнхард.
Он подошел к двери в коридор и крикнул:
— Хаусман!
Через несколько мгновений появился его помощник. Он вошел в комнату и слегка поклонился:
