Принцип высшего ведовства

Она медленно повернулась – и одного взгляда хватило для того, чтобы Эрик молча опустился перед ней на колени и положил лицо в подол накрахмаленного передника. Он почувствовал, как холодные пальцы Палача осторожно коснулись затылка.

– Ну, что же ты? – неслышно прошептал Эрик, – это ведь так просто для тебя…

Джейн промолчала, медленно перебирая жесткие прядки на висках. От нее пахло корицей и сдобой, как будто она только-только вернулась из пекарни.

– Прости меня, – пробормотал Эрик, – я знаю, что виноват.

Она снова ничего не ответила, но ведьмовским чутьем он понял, что она все простила и забыла. Мгновенно, безболезненно, отдавая груз обид и недомолвок прошлому.

– Когда я найду Якова и убью его, не тяни долго, хорошо?

– Ты боишься, что твое заклинание для Леры не сработает? – ломкий, срывающийся голос Джейн растаял в темноте.

– Я… не знаю, – хрипло сказал Эрик, – теперь уже ничего не знаю и ни в чем не уверен. Но в любом случае… я прошу только одного. Чтобы это произошло быстро, и чтобы я не узнал ничего, за исключением того, что мой враг мертв. Я боюсь, Дженнет. Раньше я о подобных мелочах даже не думал, а вот теперь – страшно. Неужели это так сложно понять?

Ведьма судорожно вздохнула. И ничего не ответила, продолжая перебирать отросшие пряди, только пальцы ее переместились на затылок.

– Почему ты молчишь? Ты хочешь отказать мне даже в этом?

– Преступник должен осознать всю тяжесть собственных преступлений перед тем, как умрет, – тускло отозвалась Джейн, – пожалуйста, не думай об этом. Ты ведь знаешь, что для тебя я готова на многое. А я, в свою очередь, знаю о том, что у тебя было довольно времени для раскаяния.

Ритуал

…Отказаться я не могла. Вернее, слово «нет» значило бы для Эрика не более, чем шум льющейся воды – как я уже заметила раньше, перечить ему было все равно что встать на пути мчащегося локомотива. Единственное, до чего снизошел господин инквизитор, так это до нудного объяснения, что, собственно, предстоит сделать.

Все оказалось проще пареной репы: Эрик собирался «прицепиться» к моему ментальному полю в том же месте, где прилип и увяз Яков. Каков результат священнодействия? Всего лишь ответ на вопрос «где я могу найти бывшего приятеля и как он выглядит».

Эрик даже не пытался растолковать, почему в итоге мы получим именно это, а не что-нибудь иное, отчего Якову связь со мной далась легко, а для Эрика это будет долгой и напряженной работой. Судя по всему, в области магии и волшебства за долгие столетия скопилось чересчур много «почему», на которые так и не было получено исчерпывающих ответов. Искать ответы – удел философов. Доля магов – ученичество и знания, полученные в ходе опытов. «Это все равно что пытаться возвести стройную систему из мифов южноамериканских индейцев. Там где есть место превращениям, нет места логическому суждению». Что ж, возможно Эрик и прав. Ученичество, озарение, интуиция, опыт – вот четыре краеугольных камня магии. А рационализм и умозрительные заключения оставим людям обычной науки.

…Я лежала на бетонном полу, вытянувшись в струнку и, наверное, со стороны напоминала оловянного солдатика. У меня в детстве были такие солдатики-красноармейцы – некоторые мчались в атаку со знаменем, другие стреляли из винтовок, опустившись на одно колено, а один просто стоял. В галифе, гимнастерке, фуражке. Руки по швам, того и гляди честь отдаст…

Эрик сжалился надо мной, разрешил подстелить циновку, чтобы не было так холодно. Но что такое тонкий плетеный коврик против метрового слоя бетона?

Вот я и лежала, тихо постукивая зубами. На глазах моих была плотная повязка, я ее успела разглядеть в потемках: кусок мешковины, на котором красными нитками вышиты неизвестные мне руны. Я слышала мягкие шаги Эрика, он все ходил по кругу, время от времени чиркал спичками, зажигая свечи.

Гм. Все-таки непонятная штука, эта магия. К чему рисовать на полу пентаграмму, расставлять свечи, когда по-хорошему «одного движения воли достаточно»? Хотела спросить, но осеклась. Ученичество и опыт, не стоит об этом забывать. Был, правда, у меня еще один вопросец, который так и крутился на самом кончике языка…

– Эрик.

– Что тебе? – в хриплом голосе инквизитора я услышала раздражение и злость, но отступать не стала.

– Почему Шильонский замок?

Молчание в ответ. Мне даже показалось, что на пол высыпались с тихим шорохом спички из коробка, и вот ведь дурацкое состояние: свечи в черных канделябрах, пентаграмму на полу, пустой спичечный коробок я себе очень хорошо представляла – а вот лица Эрика, того, что на нем отразилось, вообразить не могла.

Он тихо вздохнул, наклонился и принялся собирать спички. И даже не стал спрашивать, откуда мне известно про серый замок на Женевском озере.

– Это очень надежное место, – донесся до меня тихий голос, – замок вырастает из скалы. А под фундаментом – подземелья… для обычных узников. Еще ниже, еще глубже… Нора, уходящая все дальше и дальше от поверхности. Она заканчивается тупиком, что-то вроде аппендикса… И в нем весь секрет. По неизвестной причине это место втягивает в себя ментальное поле всякого, кто туда попадет. Именно поэтому я не мог выбраться самостоятельно…

– Нет, ты не понял, – мне захотелось содрать проклятую повязку, встретиться взглядом с Эриком. Может быть, сейчас, именно сию секунду зеркала разбились, и я бы вновь увидела его таким, каким он был на самом деле?

– Я хотела спросить, почему Яков смог заточить тебя, но не смог убить. Избавься он от тебя тогда – и никаких проблем.

– А, вот ты о чем, – голос Эрика потускнел, сделался скучным, обыденным, – ну так в том и весь секрет ментальной формулы «Молота». Если бы Яков меня убил, то заклинание бы развалилось само собой, и он не обрел бы того могущества, о котором мечтал. Все просто. Он был бы давно мертв… как и я.

Вот как… Господи, по-дурацки звучит – но ребята инквизиторы, как говорится, «сообразили на троих». Как только один из живых компонентов будет уничтожен, все развалится само собой.

– Но если ты убьешь Якова…

– Значит, я смогу прожить еще лет пятьдесят, примерно до биологического возраста в восемьдесят лет – и отправлюсь на покой.

– Угу…

– Но не следует думать, что будет именно так, – Эрик вдруг усмехнулся, – как только Яков отправится в преисподнюю, по мою душу тотчас явится палач. Гм, Лера, ты ведь в курсе, кто в нашей теплой компании палач?

Он все ходил и ходил вокруг меня, словно не решаясь выполнить задуманное, я слышала шорох подошв о бетон, тихое дыхание, едва различимое потрескивание горящих свечей…

– Неужели ты думаешь, что Джейн тебя убьет?

– Я искренне в это верю, Лера. За долгие годы нашего совместного существования у бедняжки Джейн накопилось слишком много поводов для того, чтобы отправить меня на небеса.

– Эрик… – я помялась, – ты ведь знаешь , что она…

– Что она меня любит? – бодро звякнул голос инквизитора, – разумеется. Но точно также и ей ведомо, что я никогда не смогу относиться к ней как к женщине, а не как… к палачу.

Я вздохнула. А потом все-таки поинтересовалась:

– За что ты просил прощения у меня… тогда? Ты сказал, что я никогда не узнаю… За то, что делаешь меня таким же палачом, как и Мария?

– Нет, – он вдруг присел рядом со мной на корточки, легко дотронулся до тыльной стороны ладони, – но ведь ты об этом никогда не узнаешь. Не должна узнать…

А в следующее мгновение я почувствовала, как под ребрами зашевелилась боль – и как ее сестра-двойняшка устремилась у ней навстречу. Снаружи – вовнутрь.

Черт! А не пошел бы Эрик со своим ритуалом куда подальше?!!

Я вскинула руку, чтобы сорвать повязку… Вскинула бы – потому что не смогла и пальцем пошевелить.

– Эрик, ты же говорил… гад… что это… не больно?!!

Извиваясь, как червяк на крючке, я орала, пыталась выкатиться за пределы пентаграммы, за пределы круга из горящих свечей – и все это… мысленно. Ибо тело мое окаменело, горло стало картонным и неподвижным. А два червя, прожигая кислотой камень, все ползли и ползли навстречу друг другу, и когда встретились, все во мне, да и сама я – взорвалась сверхновой, горячей, воздушной.

Я увидела, как по зеленому полю шагает Яков. Он обернулся, по-прежнему без лица, по-прежнему с размытыми пятнами вместо кистей рук – и завыл, словно матерый волчище на луну, тоскливо и безнадежно.

С другой стороны над прошлогодней гарью планировал огромный ворон, все быстрее и быстрее, и его черные глаза отсвечивали парой гранатов.

А я замерла между ними, там, где заканчивалась обгоревшая земля, и начинал расти чабрец. Три точки, отныне связанные друг с другом. Трех точек достаточно, чтобы построить плоскость.

– Эрик! – я закашлялась, – Эри-и-ик!

Совершенно неожиданно я поняла, что снова могу шевелиться. Я содрала с глаз повязку, зло швырнула ее на пол, села – и не поверила собственным глазам.

Боже мой, да что же тут творилось? Смерч прошел, никак не меньше… Тусклая люминесцентная лампа под потолком осветила разбросанные, изломанные и гнутые восьмерками бронзовые канделябры, кляксы белого и красного воска на серых стенах, разбитый в крошку кусок гранита у меня в ногах…

– Эрик, – неуверенно позвала я.

И вдруг увидела его – инквизитор лежал в углу, скорчившись, в прожженном сером свитере, который все еще тлел… А изумруд в моем перстеньке… Господи, да он просто оплавился, застыл прозрачной каплей. И при этом на пальце ни следа ожога.

Я в сердцах выругалась. Прислушалась к собственным ощущениям. Под ребрами, как ни странно, не болело – может быть, заклинания Якова и Эрика как-нибудь друг друга нейтрализовали? Ох, вряд ли…

И, поднявшись, побрела к неподвижному инквизитору. Черт, ну надо же было с ним что-то делать… Не оставлять же в подвале, посреди этого хаоса.

– Эрик, – я присела рядом.

Он не подавал никаких признаков жизни, замерев в позе эмбриона. Я перевернула его на спину – губы серые, лицо землистое. В уголке рта блеснула темная ленточка крови. Господи, а как ведь хочется запаниковать и дать деру! Сколько раз за свою бытность ведьмой успела поглядеть в глаза самой смерти, а все равно… страшно. Жутко соприкоснуться с тем, что несколько минут назад было Эриком, или Генрихом – да какая разница? – а сейчас… и скажите на милость, неужели для него был так важен этот дурацкий ритуал? Настолько, что он был готов подвергнуть себя такому риску?!!

Я скрипнула зубами, заставила себя протянуть руку и пощупать на шее пульс. Сердце билось. Все-таки Эрик дышал, часто и неглубоко… И все-таки… он был жив!

Уфф. Глубоко вдохнуть – выдохнуть, и бегом, бегом за Джейн. Уж она-то должна была знать, что делать с колдунами в таких «критических» случаях.

…Но Джейн, как обычно, уже была рядом. С грохотом распахнулась железная дверь, и ведьма огненным вихрем влетела в комнату. Обожгла по пути разъяренным взглядом, плюхнулась на колени рядом со своей пятисотлетней любовью. Ее бледные, фарфоровые в белом свете лампы пальчики пробежались по груди Эрика, словно выискивая невидимые глазу раны. Затем, не говоря ни слова, Джейн схватила Эрика за руки и поволокла к выходу.

– Что стоишь? Помогай! – крикнула она, задыхаясь от напряжения, – нужно много горячей воды, его надо согреть и как можно быстрее.

Опомнившись, я сама бросилась к Джейн, и мы общими усилиями даже приподняли Эрика, теперь его руки лежали на наших плечах, а голова болталась безвольно. На бетон падали редкие капли темной крови.