Николай II в секретной переписке

прислуга. — Т. и М. следовали пешком, я ехала позади с О. и А. — Шел снег, все прошло спокойно и быстро. — Не верится, что существо, полное жизни, теперь лежит неподвижно. — Да, душа в самом деле отлетела!

А. также исповедовалась в нашей спальне — так было удобнее батюшке.

Я хотела причащаться этим постом, и теперь это было для меня большим утешением: я устала от этих испытаний, продолжающихся уже более года, а это дает поддержку и новые силы.

Сегодня годовщина смерти сына Боткина. — Соня умерла в тот же день, что моя мать 34 года тому назад, — об ней очень жалели, ее любили, и очень много народу пришло на ее похороны.

Во время панихиды в доме я стояла около двери в спальню, так что не видела усопшей — так было легче. — Милая матушка пришла на панихиду, так как хотела еще раз увидеть ее в ее комнате, и потом она мне сказала, что желает, чтобы все картины Зичи[562] были вынуты из рам, уложены в папки и присланы к ней, потому что для нее это память о путешествии — они прежде находились в Гатчине. — Я велю Щеглову[563] это сделать, когда уберут Сонины вещи и наведут порядок.

Холодно и идет снег. Как-то ты едешь теперь, мой бесценный друг? Я очень по тебе тоскую, но рада, что тебя здесь нет в эти грустные дни. — Петя придет к чаю.

Я принимала m-me Зизи, так как о многом надо было переговорить, относительно похорон также.

Все время продолжает идти снег.

Ангел мой, сокровище мое, как много я о тебе думаю и как люблю тебя и малютку!

Да благословит Бог тебя и твое путешествие и да вернет тебя благополучно ко мне! Горячо целую тебя, муженек дорогой, твоя старая

Солнышко.

“Разлука – ужасная вещь”

12 декабря Государь снова отправился в ставку, но уже без сына. “Пусто было в поезде без Алексея”, — записывает он в дневнике.

Напряженные дни. Царь готовит войска к будущей военной кампании 1916 года. Поезд главнокомандующего движется безостановочно, каждый день все новые места: Киев, Черный Остров, Волочиск, Подволочиск, Орша, Замиры (смотр войск), Барановичи, Уша, Молодечно. 19 декабря Царь получает сообщение о присвоении ему звания фельдмаршала английской армии. Этого звания не было и у английского короля. Так выражалось признание союзниками решающей роли русской армии в борьбе с общим врагом.

Царское Село. 12 декабря 1915 г.

Мой родной, мой любимый душка,

С болью в сердце отпускаю я тебя, совсем одного, без милого Бэби. Хоть и страдала я вдали от своего ребенка, все же для меня было большим утешением знать, что он с тобой и что его милое присутствие украшает твою жизнь. И Н.П. тебя тоже больше не сопровождает. Я была спокойна, когда знала, что он с тобою, “он наш”, как правильно говорит наш Друг, и его жизнь так слилась с нашей за все эти долгие годы, когда он разделял с нами наши радости и горести, что он вполне наш, и мы для него самые близкие и дорогие. Он также боится долгой разлуки с нами[564]. Я очень надеюсь, что ты увидишь его батальоны — это было бы благословением для него в его новой деятельности.

Слава Богу, ты можешь быть покоен за Алексея, и я надеюсь, что когда ты вернешься, он будет таким же кругленьким и розовым, как раньше. — Ему будет очень грустно оставаться дома: ему очень нравилось быть с тобою, как будто он уже взрослый. — Вообще разлука — ужасная вещь, и к ней привыкнуть нельзя. — Некому теперь приласкать тебя и поцеловать, — мысленно я всегда это делаю, мой ангел! — Твоя подушка вечером и утром получает мои поцелуи и слезы. — Любовь моя все растет, и тоска увеличивается.

Дай Бог, чтобы на юге было теплее! — Жалко, что все должно быть сделано в один день — нельзя так насладиться всем виденным и переговорить, как бы хотелось.

Пусть твое присутствие принесет успех и благословение войскам!

Вернешься ли ты к Рождеству или нет? — Конечно ты дашь мне знать, как только решишь, — сейчас ты еще не можешь сказать.

Мой родной, крепко тебя прижимаю к своему сердцу и покрываю тебя поцелуями. Чувствуй мою близость и мои нежные, горячие объятия!

Первые часы в поезде без Бэби будут ужасны — так тихо, и тe6e будет недоставать молитв. — Сокровище мое, я так глубоко, глубоко тебя люблю, “с бесконечной искренней преданностью и глубже, чем могу выразить”. Когда тебя нет, то исчезает главный смысл моей жизни, все принимает грустный оттенок, а теперь, когда я удержала малютку при себе, тебе должно быть еще тяжелее. Спи спокойно, моя любовь, да пошлет тебе Бог укрепляющий сон и отдых!

Я дала икону Егерям. Подкладка ее футляра сделана из их ленты, — наш Друг благословил ее в Петергофе в день их полкового праздника в 1906 году. — Остаток ее я сохранила. Он сказал, что эта лента будет на войне, и они там отличатся. Теперь Он не может вспомнить всего, но говорит, что надо всегда исполнять Его приказания — они имеют глубокий смысл. — Может быть, ты не пожелаешь передать ее лично, чтобы не обидеть другие полки (так как этот не имеет никакого отношения ни к Бэби, ни ко мне), тогда вели передать им это от меня после твоего отъезда. — Вспомни хороший совет Георгия, чтоб твои адъютанты дежурили по 10 дней, — тогда у тебя будут всегда свежие новости, а у них будет отдых.

До свидания, мой муженек, мой самый родной, моя жизнь, мое солнышко. Да благословит и сохранит тебя Бог! Св. Николай да услышит наши молитвы!

Без конца целую. Навсегда

Твоя.

Царское Село. 13 декабря 1915 г.

Мой любимый,

Я провела одинокую ночь. Страшно тебя недостает, но тебе еще хуже, и я так тебе сочувствую, мой возлюбленный! Очень тяжело было расставаться! Да благословит и сохранит тебя Господь, теперь и всегда!

Спала неважно. С вечера идет снег — только 12-15 градусов, какое счастье, и я надеюсь, что пока ты будешь в пути, станет еще теплее.

Только что получила трогательную телеграмму от Жукова[565], посланную имперед отъездом, и другую от Н.П. из Подволочиска, что они вчера благополучно прибыли туда, так что надеюсь, что он тебя еще увидит.

Обедала я наверху, а затем принесли мне письмо от Павла и одно к нему от Марии, — все о Рузском, отчаяние и т.п. — Это после ее разговора с Б.-Бр.[566], который жаловался, конечно, что здесь покровительствуют баронам — т.е., что когда он уволил двух из Красного Креста, то Белецкий их вернул, — что Рузский против плана Алексеева в южном направлении и не выносит Алексеева. Павел предоставил мне решить, переслать ли тебе письма его и Мариино, но я с краткой запиской вернула их ему, потому что не согласна ни с чем, что она пишет.

Будто бы уволили Р. после его письма к Поливанову, который якобы никогда тебе его не показывал, — масса чепухи!

Малютка хорошо спал, 37, но левая рука плохо сгибается, боли нет. Хочу пойти к 11 час. к обедне, так как сердце лучше и не так холодно. Будет служить Питирим. Я рада помолиться в церкви, — хотя там мне будет страшно недоставать тебя!

Да благословит тебя Бог, мой любимый! Я должна встать и одеться. Я еще чувствую на губах твой прощальный поцелуй и жажду других.

До свидания, ангел мой, мое солнышко!

Осыпаю тебя нежными поцелуями.

Навсегда твоя старая

Женушка.

В мыслях и молитвах всегда с тобой, — так тоскую по тебе!

Царское Село. 13 декабря 1915 г.

Мой ненаглядный,

Начинаю письмо сегодня вечером: завтра будет очень мало времени для писанья, так как меня ожидает дантист и приедет Элла. — Извини, что пишу другими чернилами, но то мое перо высохло.

Бэби хорошо себя чувствует, — мы завтракали, пили чай и обедали вместе с ним. После приема Бенкендорфа и Сониной тети сестры Ивановой — я опять была с ним. — Митрополит Питирим чудно служил. В конце службы он сказал несколько горячих слов и прочел молитву за тебя, мой дорогой. — Ломан дал в честь его большой завтрак, на котором присутствовала Аня. Так утешительно было молиться в церкви вместе с нашими дорогими солдатами! — Затем пришли к чаю Аня и Воронов сженою. Бэби был в восторге, увидав их. — Он со своими 160 моряками должен присоединиться к Экипажу и поэтому едет в четверг в Москву, — так до Киева ближе.

Он рассказывал, что бедный Мельнвец сильно похудел и что у него легкие в очень плохом состоянии. — Завтра уже годовщина смерти Бутакова — как время летит! Затем я приняла кн. Оболенского, брата г-жи Прутченко[567]. Хоть он и ненавидит Аню за нашего Друга, все же он пришел ко мне через Аню и принес мне фотографии с фресок Ферапонтьевского монастыря, над реставрацией которых работает. Им надо на это еще 38000 руб., но я сказала, что они должны подождать окончания войны, так как деньги сейчас нужны на другое. — Затем кн. Голицын приходил с докладом о моем комитете помощи военнопленным.

После этого я час отдыхала. — Аня с нами обедает, так как эти дни я ее меньше вижу, хотя Элла уезжает обратно уже в среду и проводит полдня в городе, а я — у дантиста. — Увы, я не могу пойти на освещение маленькой церкви. Это слишком утомительно, — я еще не в силах. Через 10 дней — Рождество, и столько дела до этого праздника!

Сегодня теплее, так что дети ездили в Павловск, — они встретили сына и дочерей кн. Палей на лыжах. — Сейчас я постараюсь уснуть.

Декабря 14-го.

17 градусов мороза.

Доброе утро, мой дорогой!

Бэби спал хорошо, я — неважно. — Интересно знать, получишь ли ты мои письма в пути или же найдешь их по возвращении в ставку? — Во всяком случае, они нумерованы, и ты их не перепутаешь.

Розовое небо за кухней, и деревья, густо покрытые снегом, волшебно красивы. Хотелось бы быть художником и нарисовать все это!