Уриону Бенефезу. Для него завтра обернется пышным празднеством и торжественной мессой. Я же проведу мессу тихо и скромно. Отрывок из Евангелия этого дня включает в себя первые десять строф из тринадцатой главы Святого Благовествования от Матфея и на первый взгляд не имеет никакого отношения к архангелу Михаилу. Иисус призывает к себе малых детей, говорит, что все мы должны снова стать как дети, чтобы войти в царствие небесное. Не странно ли это?
– Нет, ибо детям дарует жизнь меч ангела Божьего. Коричневый Пони помолчал. Он понимал, что Топор имеет в виду, но как странно он это высказал.
– Старый еврей однажды рассказал мне, что наш ангел битвы – защитник синагоги, так же как для нас он защитник Церкви. И конечно, ее детей. Это, думаю, и объясняет выбор отрывка из Евангелия. Но ты знаешь, что компания старух-Кочевниц поженила меня с Барреганом, Стервятником Войны?
– Помнится, вы несколько раз упоминали об этом, ваше святейшество. Надеюсь, что брак оказался счастливым.
– О еще бы, еще бы! Думаю, войну мы выигрываем, – папа налил себе еще стакан бренди. – Но теперь, когда я возношу молитву Михаилу, я испытываю нечто странное. Надеюсь, что командир армии ангелов простит меня. Брак этот был вынужденным. Должен ли я извиняться, когда мысленно вижу, как Ангел Войны Бенефеза сражается с моей сверхъестественной женой-птицей?
– Нет.
– Ах, значит, у тебя есть свое мнение! Вопрос, конечно, риторический, но почему ты сказал «нет»?
– Потому что и ангел, и стервятник – это одно и то же.
– Хотелось бы мне услышать от тебя, что оба они на одной стороне. Ведь ты никогда не будешь христианином, не так ли, Вушин? И все же у тебя иногда бывают потрясающие озарения. Когда-нибудь расскажи мне снова об Убийце людей.
– Снова? Не помню, чтобы я вообще вам о нем рассказывал, ваше святейшество.
– Нет, я всего лишь слышал отрывок твоего повествования, когда ты как-то рассказывал об этом Чернозубу. Кто такой Убийца людей?
– Сострадающий им, – слышно было, что обозначил он это слово заглавной буквой.
В лунном свете Коричневый Пони удивленно воззрился на него.
– В древней пословице, бытующей у моего народа, – добавил Вушин, – говорится: «Меч, который убивает, – тот же меч, что дарует жизнь».
– Прими еще стакан этого отличного горного бренди. Но кому меч может даровать жизнь? От бренди Топор отказался.
– В ходе битвы меч приносит смерть одному и жизнь другому. Жизнь его семье, его вассалам и суверену.
– Да, припоминаю, что твой меч раз или два сохранил мне жизнь. Хотя пословица не так уж глубока. Кое-что из сказанного тобой может привести людей к мысли, что ты путаешь Бога и Дьявола, Вушин.
– Надеюсь, что ваше святейшество к ним не относится.
– Нет, но что ты скажешь в ответ на такое обвинение?
– Я отвергаю его. Как я могу их путать? Я понимаю, что они не двое в одном.
Коричневый Пони засмеялся.
– Топор, папа Амен Спеклберд когда-нибудь учил тебя искусству парадоксов?
– Нет, но он был так добр, что несколько раз говорил со мной. Вы сказали, что я никогда не буду христианином. Старшина Джинг сказал мне то же самое. Но будь я учеником святого Спеклберда, я стал бы им.
– Ты уже возвел его в святые. А это моя работа. Ты атеист?
– О нет, я почитаю всех богов.
– Сколько их входит в это понятие «всех»?
– Бесчисленное множество. И еще один.
– Какая бессмыслица!
– Ваше святейшество, разрешите мне услышать, как вы считаете до одного.
– Один.
– Покажите, что это такое.
Коричневый Пони смущенно заерзал. Наконец он постучал пальцем по голове.
Вушин тихонько засмеялся.
– Ошиблись. Вам придется еще долго размышлять над этим. И вы не смогли сосчитать до одного. Вы начали отсчет от одного и остановились. А один – это бесконечность.
Папа сменил тему разговора. Он не был мистиком, но мистика как таковая его привлекала. Спеклберд, Чернозуб, Вушин – всем им были свойственны какие-то мистические черточки, хотя все они разительно отличались друг от друга. Они восхищали Коричневого Пони, но он не понимал их.
В середине сентября в Ханнеган-сити император созвал своих генералов. Он был полон безграничной радости по поводу захвата оружия; пусть оплавленное в огне, его нельзя было пустить в дело, но можно было подробно изучить. Сгорели ложи и цевья, взорвалась часть барабанов, погнулись от жара и от взрыва бочонков с порохом некоторые стволы. Филлипео любовно оглаживал их, и его руки стали черными от нагара. По словам оружейников, можно будет начать выпуск копий оружия с западного побережья, как только они получат соответствующие инструменты, наладят станки, сварят необходимые марки стали,