излечением.
– Ты смеешь со мной спорить! Где твоя преданность религии?
– Вы предпочитаете, чтобы брат-библиотекарь остался полуслепым?
– Это моя ошибка, ваше преподобие, – вмешался отец Му. Он пошел на прямую ложь. – Это я послал его к ней.
– Что? – Олшуэн задохнулся от возмущения и был вынужден сделать паузу, чтобы взять себя в руки. – Пока ты здесь, ты ни на кого не будешь возлагать руки. Ты поняла?
– Да, ваше преподобие.
– Будешь ли ты повиноваться?
– Да, ваше преподобие.
Аббат перевел взгляд на Поющую Корову.
– Думаю, тебе как раз пришло время возвращаться домой.
– Благодарю, ваше преподобие, – и как только преподобный Абик удалился, он воскликнул: – Аллилуйя! Сестра Клер улыбнулась.
– Когда поедете, сможете ли доставить письма мэру и моей семье? – спросила она.
Но Поющая Корова еще не успел уехать, когда у Эдрии появились раны. Приходя к мессе, она опускалась на колени на самых задах церкви, за колонной, где была скрыта от всех монахов хора. Отсюда она всегда могла первой покинуть церковь. Следуя за ней в гостиницу, Поющая Корова заметил темные пятна в отпечатках ее босых ног на песке. Когда она ступила на пол в гостинице, стало отчетливо видно, что ее следы окрашены кровью. Поющая Корова окликнул ее и спросил, где она так поранилась.
Юная монахиня остановилась, подобрала подол рясы и посмотрела вниз. Увидев то, что предстало ее глазам, она взглянула на отца Му. А когда она поднесла руки к лицу, он увидел, что и ладонь ее кровоточит. Эдрия казалась очень смущенной и растерянной.
– Кто вас поранил, сестра?
– Не знаю, – у нее дрожал голос. – Было темно. Думаю, что дьявол. На нем была такая же ряса, как на вас.
– Что? Кто-то в самом деле напал на вас?
– Это было как во сне. Помню молот… – Эдрия умолкла, глядя на него дикими глазами, потом кинулась в свою келью и заперла дверь. Поющая Корова слышал, как она молилась. Он пошел искать преподобного Абика, которого нашел в молитве перед деревянным Лейбовицем в коридоре.
– Она сказала, что это было как во сне, – рассказал аббату отец Му. – Но она думает, что там был кто-то с молотом, может, сам дьявол…
– Ее изнасиловали?
– Об этом она ничего не говорила.
– Пойдем. Ты говорил брату-фармацевту?..
– Он уже идет.
Когда они вошли в гостиницу, фармацевт уже был на месте. Дверь в келью Эдрии была открыта, сама монахиня распростерлась на лежанке. Едва они переступили порог, как фармацевт вытолкал их, вышел сам и прикрыл за собой дверь.
– Что у нее за раны? – прошептал аббат.
– Это раны Христовы, – тихо ответил медик.
– О чем ты говоришь?
– У нее раны от гвоздей. Рана от копья.
– Стигматы? Ты говоришь, что у женщины… м-м-м… у сестры могут быть стигматы?
– Да, она обрела их. Разрез на боку совершенно чистый. Раны на руках и на ногах окружены синевой. Она упоминала о молоте.
– Дьявол! – вырвалось у Олшуэна.
Он повернулся и выскочил из гостинички; Поющая Корова шествовал за ним по пятам.
– Да воздается! – он сплюнул. – Да будет покарано!
– Прошу прощения? Что вы имеете в виду, ваше преподобие?
– Я запретил ей пускать в ход свою силу исцеления. И вот как она мне ответила!
Те несколько секунд, что они шли к монастырю, Поющая Корова молчал, а затем покачал головой.
– Завтра я отправляюсь домой, ваше преподобие. Аббат Олшуэн остановился.
– Без разрешения?
– Вы уже дали его. Помните?
– Конечно, – аббат повернулся на каблуках и в одиночестве пошел дальше.
Через несколько часов, когда брат Крапивник Септ-Мари пришел обсудить изменения в диете для больных, он нашел Абика Олшуэна лежащим на полу в кабинете. Правая нога у него не двигалась. Пытаясь заговорить, он издал лишь какое-то невнятное бормотание.
