Одно из объяснений, почему всадники Кочевников одерживали верх над тексаркской кавалерией, заключалось в том, что они, как все знали, с младенчества росли в седле. Было общим местом, что племя, которое раньше не видело лошадей, впервые сталкиваясь с незнакомыми всадниками, воспринимало их как нечто целое, как некое странное животное. Лишь затем они видели, что это странное создание разделялось на две части. Но если чужие воины принадлежали к Кочевникам равнин, то правильным было первое впечатление. У Кочевников всадник и лошадь представляли собой единое целое. И в трудах, и в бою человека на лошади называли не по его имени, а по имени коня, а в случаях вежливого обращения к кличке коня прибавляли имя той, кто случал кобылу, – часто ею была мать жены. Ведь мужчина всего лишь управлял лошадью – сражаясь или загоняя коров.
Среди подробностей быта, которые первым делом бросались в глаза на стоянках Кочевников, временных или постоянных, было обилие женщин; их было куда больше, чем мужчин, если только не считать праздников, на которые и воины и пастухи съезжались с пастбищ, где жили со своими полудикими стадами. Пастухи появлялись почти незнакомцами в своих стоянках или поселениях, где обитали только старики, дети и калеки, порой помогавшие женщинам. По крайней мере, дети приобщались к работе. Ребята постарше становились погонщиками. Малыши висели на оградах загонов и пытались ездить верхом на старых кобылах. Пожилые давали понять, что их былые славные деяния позволяют им отдыхать и бездельничать, пока дети и женщины готовят, убирают, моют, носят воду, чинят одежду, лепят глиняную посуду и ухаживают за лошадьми. Порой женщины Виджуса пускали в ход свою сверхъественную силу, чтобы заставить работать какого-нибудь оставного старого вояку – правда, эти обязанности не должны были унижать его, но ветераны все как на подбор были ленивы. Порой они оживлялись, предлагая свои услуги целителей, когда кто-то из молодых получал травмы в жестокой схватке.
Обычный пастух-воин, обитавший к северу от Нэди-Энн, был, как правило, неграмотен и говорил только на диалекте своей орды, но его мать или бабушка, которые происходили из Вид-жусов, случалось, умели читать и даже учили младшее потомство. Пусть даже он не умел писать и не знал второго языка, – средний Кочевник уже куда лучше, чем прапрадядя, представлял себе величину окружающего мира. Он знал, что земля не кончается за горами, что к востоку от Грейт-Ривер тоже живут люди и что на этой стороне реки обитают опасные и презираемые травоядные человеческие существа. Он даже подозревал, что провал для случки Женщины Дикой Лошади на самом деле вовсе не Пупок Мира, и что такой же загон для случки его бабушки, если такой у нее имелся, вовсе не обязательно несет смерть мужчине, отважившемуся войти в него, хотя на всякий случай лучше держаться от него подальше. Он не так строго придерживался обычаев Кочевников, как его пожилые дяди. Он пользовался инструментами горожан, носил такую же, как у них, одежду, пил напитки горожан и часто ел бобы и кукурузу горожан, если не выращивал свои злаки, хмыкнув, заметил Наступи-на-Змею.
Земля создана, чтобы на ней росла трава, чтобы паслись коровы и антилопы, прыгали зайцы, носились койоты и лошади, а также обитали люди, дикие собаки, разные виды кошек и стервятников. Иерархия животных на равнинах определялась тремя главными фигурами в этом мире, где все охотились за всеми: люди, лошади и собаки. А также женщины, кобылы и суки. Жить обитателям равнин было куда проще, чем тем, кто выращивал кукурузу и бобы. Можно было испытывать сочувствие к фермерам, как порой жалеешь свою добычу, ибо Кочевник видел, что фермеры служат добычей для всех остальных хищников: солдат, полиции, священников и сборщиков налогов. Они были привязаны к одному-единственному клочку земли, в то время как Кочевникам принадлежал весь мир под Пустым Небом. Так еще с древних времен Кочевники называли сами себя: Племянники Пустого Неба. Пустое Небо, конечно, было личностью, и в то же время оно было просто-посмотри-наверх: безбрежным небом. Нигде, кроме как на равнинах, встав на спину коня, человек не мог охватить взглядом всю протяженность земли, разве что с вершины мачты на шхуне, но Кочевник сомневался в существовании океанов. Правда, он знал, что вещи могут существовать в разном обличье, и если его окружал океан полувыжженной травы, то он, естественно, мог представить себе и океан воды. Но не все, что он с легкостью мог себе представить, существовало в действительности. После того, как его двоюродные деды потерпели поражение от солдат Ханнегана Второго, после того, как Ханнеган напустил мор на их стада, этот новый Кочевник стал скептиком. Он верил далеко не во все, что ему внушали деды или женщины Виджуса (разве что он сам готовился вступить в ряды духа Медведя), и весьма скептически относился к их магическим способностям. В орде Диких Собак не так уж редко случалось, что, заболев, Кочевник ехал в город к врачу или искал доктора с иными взглядами, особенно когда дело касалось хирургии. Обычно так вели себя больные из числа молодых, но случалось, что и пациента постарше его юные отпрыски чуть ли не силой волокли в горы к врачу. Немало мужчин духа Медведя часть времени работали в больницах Церкви или империи, усваивая все, что они успевали, из этого иного искусства врачевания. Они усваивали, что надо мыть руки. Они знали, какие уворованные лекарства пригодятся дома.
Существовали мифы, как после древней катастрофы появилась эта заросшая травой земля и как она дала жизнь настоящим Людям.
В первобытные времена господства великой смерти были лишь огонь и лед. Мало кто из животных и еще меньше людей спаслись от ужасной смерти. Затем после первобытных времен наступили Древние времена. Тогда люди, собаки и кони договорились и вступили в заговор, чтобы управлять стадами диких мохнатых коров, которые сами по себе бродили по равнинам, этой святой земле Пустого Неба и Священной Кобылы. Этот союз людей-лошадей-собак-вещей управлял мохнатыми стадами к их же благу, пусть обычно скот и сопротивлялся, уводя их в те места, где, как известно, росла зеленая и сочная трава. В обмен на свое мясо, кости и кожу коровы тоже кое-что получали; союз людей, лошадей и собак защищал их от волков и огромных кошек, но, свободно бродя по прериям, он продолжали оставаться добычей этого хищного союза – всадники убивали их, и лошадь продолжала оставаться высшим животным.
«Сегодня стада чаще всего не совершают длинных переходов», – сказал Наступи-на-Змею. Повсюду на границах равнин выросли изгороди. Некоторые племена предпринимали попытки весь год оставаться на одном месте, возводили постоянные жилища, по осени отбраковывали скот (теперь разводят даже овец), выращивали племенных производителей, резали отобранных в пищу, съедали их сразу же или готовили мясо на зиму и, наконец, продавали или меняли у фермеров излишки скота на зерно. А некоторые растили свиней, хотя настоящие Люди относились к ним с отвращением.
Орды сначала воспринимали Кочевников, живущих за изгородями, как отщепенцев, презренных бывших Кочевников, которые стали возделывать землю подобно семье Чернозуба – если не считать, что родные Чернозуба пахали чужие угодья. Но старухи Высоких равнин, эти тощие высохшие бабушки с жилистыми кулаками и насмешливыми глазами, наделенные силами Виджуса, не оставляли в покое тех, кто жил за изгородями, они нашептывали предупреждения мужьям, братьям, сыновьям и отцам, пугая их Ночной Ведьмой, которая из своих темных глубин призывала к себе тех вождей, кто покушался на ее владения, или уродовала тех, кто оказывался рядом с ней. И дело было не только в этом. Если оседлые пастухи враждовали с кочевыми, то они могли быть союзниками только фермеров и Тексарка.
Когда людям стала попадаться на глаза Ведьма, опасливые вожди, нервничая, принялись утверждать, что Кочевников, которые осели за изгородями, нельзя ни грабить, ни убивать; если возможно, надо их как- то уговорить вернуться к нормальной кочевой жизни. Тем не менее такая терпимость была свойственна лишь обитателям пастбищ, примыкавших к оградам. На равнинах было несколько семей, которые рискнули огородить для себя несколько спорных участков, расположенных вдали от района изгородей. Вожди орд послали вооруженных людей снести эти изгороди. Непослушных заставили сделать выбор: или вернуться к привычной жизни, или оставить общинные земли. Те, кто по дурости остался на месте, были убиты разбойниками, которые решили было, что спасают свои племена от бед и кровопролития. Сами же орды, конечно, поддержали Церковь, осудившую этих жестоких убийц-выродков. Все изменилось во времена
