пламенем грамоты тайной бесцветные строки вдруг выступают». Мир талантлив. Он звучит музыкой, переливается красками, в нем реют слова, и это он нашептывает темы для земных творцов. Когда Бетховен слагал свой марш похоронный, он не из себя брал «этот ряд раздирающих сердце аккордов, плач неутешной души над погибшей великою мыслью, рушенье светлых миров в безнадежную бездну хаоса», -
Нет, эти звуки рыдали всегда в беспредельном пространстве,Он же, глухой для земли, неземные подслушал рыданья.Много в пространстве невидимых форм и неслышимых звуков,Много чудесных в нем есть сочетаний и слова и света.Если так, то в искусстве – истина, и красота не украшение, а сама сущность бытия, его имманентная природа; если так, икона, образ – это благодатная необходимость, которой всякий раз и поклоняется «наш мир удивленный». Толстой больше всего привлекателен той способностью удивления перед мировой и человеческой иконой, в особенности если она – старинная, издавна чтимая, если она напоминает изысканные, выцветшие тона гобелена, как прекрасные терцины его «Дракона».
Ю. А. Айхенвальд [22]
* * *Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты создатель!Вечно носились они над землею, незримые оку.Нет, то не Фидий воздвиг олимпийского славного 3евса!Фидий ли выдумал это чело, эту львиную гриву,Ласковый, царственный взор из-под мрака бровейгромоносных? Нет, то не Гёте великого Фауста создал, который,В древнегерманской одежде, но в правде глубокой,вселенской,С образом сходен предвечным своим от слова до слова.Или Бетховен, когда находил он свой марш похоронный,Брал из себя этот ряд раздирающих сердце аккордов,Плач неутешной души над погибшей великою мыслью,Рушенье светлых миров в безнадежную бездну хаоса? Нет, эти звуки рыдали всегда в беспредельном пространстве,Он же, глухой для земли, неземные подслушал рыданья.Много в пространстве невидимых форм и неслышимых звуков,Много чудесных в нем есть сочетаний и слова и света,Но передаст их лишь тот, кто умеет и видеть и слышать,Кто, уловив лишь рисунка черту, лишь созвучье, лишь слово,Целое с ним вовлекает созданье в наш мир удивленный.О, окружи себя мраком, поэт, окружися молчаньем,Будь одинок и слеп, как Гомер, и глух, как Бетховен,Слух же душевный сильней напрягай и душевное зренье,И как над пламенем грамоты тайной бесцветные строкиВдруг выступают, так выступят вдруг пред тобою картины,Выйдут из мрака всё ярче цвета, осязательней формы,Стройные слов сочетания в ясном сплетутся значенье… Ты ж в этот миг и внимай, и гляди, притаивши дыханье,И, созидая потом, мимолетное помни виденье! Октябрь 1856
* * *Что ты голову склонила?Ты полна ли тихой ленью? Иль грустишь о том, что было?Иль под виноградной сеньюНачертания сквозныеРазгадать хотела б ты,Что на землю вырезныеСверху бросили листы? Но дрожащего узораНам значенье непонятно — Что придет, узнаешь скоро,Что прошло, то невозвратно! Час полуденный палящий,Полный жизни огневой,Час веселый настоящий,Этот час один лишь твой! Не клони ж печально взораНа рисунок непонятный — Что придет, узнаешь скоро,Что прошло, то невозвратно! Ноябрь 1856
Б. М. МАРКЕВИЧУТы прав; мой своенравный генийСлетал лишь изредка ко мне;Таясь в душевной глубине,Дремала буря песнопений;Меня ласкали сон и лень,Но, цепь житейскую почуя,Воспрянул я; и, негодуя,Стихи текут. Так в бурный день,Прорезав тучи, луч закатаСугубит блеск своих огней,И так река, скалами сжата,Бежит сердитей и звучней! Осень 1856
* * *И у меня был край родной когда-то;Со всех сторонСинела степь; на ней белели хаты —Все это сон!Я помню дом и пестрые узорыВокруг окон,Под тенью лип душистых разговоры —Все это сон!Я там мечтою чистой, безмятежнойБыл озарен,Я был любим так искренно, так нежно — Все это сон!И думал я: на смерть за край родимыйЯ обречен!Но гром умолк; гроза промчалась мимо —Все было сон!Летучий ветр, неси ж родному краю,Неси поклон;В чужбине век я праздно доживаю —Все было сон! 1856
* * *Господь, меня готовя к бою,Любовь и гнев вложил мне в грудь,И мне десницею святоюОн указал правдивый путь;Одушевил могучим словом,Вдохнул мне в сердце много сил,Но непреклонным и суровымМеня Господь не сотворил.И гнев я свой истратил даром,Любовь не выдержал свою,Удар напрасно за ударомЯ отбивая устаю.Навстречу их враждебной вьюгиЯ вышел в поле без кольчугиИ гибну, раненный в бою.1857
* * *Порой, среди забот и жизненного шума,Внезапно набежит мучительная думаИ гонит образ твой из горестной души.Но только лишь один останусь я в тишиИ суетного дня минует гул тревожный,Смиряется во мне волненье жизни ложной,Душа, как озеро, прозрачна и сквозна,И взор я погрузить в нее могу до дна;Спокойно мыслию, ничем не возмутимой,Твой отражаю лик желанный и любимыйИ ясно вижу глубь, где, как блестящий клад,Любви моей к тебе сокровища лежат.1857
* * *Не Божиим громом горе ударило,Не тяжелой скалой навалилося;Собиралось оно малыми тучками,Затянули тучки небо ясное,Посеяло горе мелким дождичком,Мелким дождичком осенним.А и сеет оно давным-давно,И сечет оно без умолку,Без умолку, без устали,Без конца сечет, без отдыха;Проняло насквозь добра молодца,Проняло дрожью холодною,Лихорадкою, лихоманкою,Сном-дремотою, зевотою.– Уже полно, горе, дуб ломать по пруткам,Щипати по листикам!А и бывало же другим счастьице:Налетало горе вихрем-бурею,Ворочало горе дубы с корнем вон! 1857
* * *Ой, честь ли то молодцу лен прясти?А и хвала ли боярину кичку носить?Воеводе по воду ходить?Гусляру-певуну во приказе сидеть? Во приказе сидеть, потолок коптить?Ой, коня б ему! гусли б звонкие!Ой, в луга б ему, во зеленый бор!Через реченьку да в темный сад,Где соловушка на черемушкеЦелу ноченьку напролет поет! 1857
* * *Ты неведомое, незнамое,Без виду, без образа,Без имени-прозвища!Полно гнуть меня ко сырой земле,Донимать меня, добра молодца!Как с утра-то встану здоровёшенек,Здоровёшенек, кажись, гору сдвинул бы,А к полудню уже руки опущаются,Ноги словно ко земле приросли.А подходит
