Он немного помолчал и продолжал:
– Я ведь помню, как мы все радовались, когда он получил генерала. Я был уже генерал-полковником. И я был одним из первых, кто ему позвонил. Мы сознательно приняли его в наши ряды. Нам нужны именно такие патриоты. Мне всегда казалось, что армия держится на таких офицерах, как Попов и тот молодой лейтенант. Если бы они промолчали, если бы они не стали отстаивать свою честь, грош им цена. Такой офицер никогда не сможет быть настоящим командиром. Вы знаете, что во время шестидневной арабо-израильской войны, израильтяне разгромили превосходящие их в несколько раз арабские армии. И когда командира одной из дивизий Ариэля Шарона, того самого, который позже стал премьер-министром страны, спросили, в чем был секрет успеха их армий, он сразу ответил, что в офицерах. Арабские офицеры командовали солдатам «вперед», а наши приказывали «за мной», ответил Шарон. Вот в этом секрет успеха. Он, конечно, немного преувеличил. Я помню, как мы разбирали эту войну на наших штабных учениях. Каждый израильский солдат был на голову выше арабского, нет на десять голов. Почти все были с высшим образованием, грамотные, культурные, знающие, за какие ценности они сражаются, и понимающие, что не имеют права на поражение.
Большаков посмотрел в окно.
– Я лично рекомендовал его в нашу организацию. А вы доказали мне, что он предатель. И хотя все факты против него, я до сих пор не могу в это поверить. Разумом понимая, что не прав. Понимая, что он виноват, что он сдал нашего агента. Что никто не мог этого сделать кроме него. Но все равно отказываюсь верить. Не может такой офицер, как Андрей Попов, оказаться предателем. Вот не может, и все.
– Может, были другие причины, – печально ответил Караев. – Мы ведь не знаем, почему он пошел на такое сотрудничество. Обратите внимание, что он уже много лет живет один, ни с кем не общается, ведет довольно замкнутый образ жизни. Может, в нем произошел какой-то надлом после развода. Не знаю. Мне кажется, что причины кроются в его характере. Они носят глубоко личный характер, и поэтому мы пока не может его понять.
– Ты взял оружие? – вдруг спросил Большаков.
– Да, – ответил Караев.
Больше они не произнесли ни слова. Автомобиль мягко затормозил у дома. Второй автомобиль остановился в двадцати метрах от них. Большаков вылез из салона, сердито посмотрел на второй автомобиль и пошел к подъезду дома. Караев отправился за ним. Они вошли в подъезд, набрав код на двери. Здесь было чисто и светло. В кабине лифта оба молчали. Они поднялись на двенадцатый этаж. Большаков вышел первым, Караев следом.
Они подошли к дверям квартиры. Большаков мрачно вздохнул и позвонил. После этого разговора пути назад уже не будет. Раздались шаги за дверью. Затем какой-то удивленный возглас. И дверь сразу открылась. Попов был в старых брюках и темной водолазке. Он недовольно смотрел на обоих гостей. Именно недовольно, а не изумленно, словно его не удивило появление таких визитеров в позднее вечернее время у него дома.
– Добрый вечер Андрей Валентинович, – глухо сказал Большаков, – принимайте незваных гостей.
– Здравствуйте, – кивнул Попов, – проходите. Только извините меня, я сейчас переоденусь.
Они вошли в небольшую двухкомнатную квартиру. Повсюду были книги. Даже в коридоре. Оба гостя прошли в столовую комнату, уселись за стол. Через минуту появился хозяин квартиры. Он был в выглаженных брюках и свежей рубашке.
– Чем обязан? – спросил Попов усаживаясь напротив. – Что-нибудь случилось? Вы приехали в таком необычном составе, Иван Сергеевич и Тимур Аркадьевич. Я могу узнать, чем вызван ваш визит.
– Можете, – кивнул Большаков. Он обвел взглядом довольно спартанскую обстановку и старую румынскую мебель-стенку.
– Сколько лет мы знакомы, Андрей? – неожиданно спросил он, переходя на ты.
– Десять. Двенадцать. Нет четырнадцать, – ответил удивленный Попов.
– Пятнадцать, – поправил его генерал. – Мы познакомились с тобой в Санкт-Петербурге в девяносто первом, когда ты полез в драку. Помнишь?
– Теперь вспомнил, – улыбнулся Попов. – А почему вы решили вспомнить именно тот эпизод? Как странно, я о нем почти совсем забыл.
– А я не забыл, – продолжал Большаков. – Пятнадцать лет Андрей мы с тобой знакомы. Ты получал очередные звания и рос у меня на глазах. И я всегда гордился знакомством с таким офицером, как ты, Андрей. Всегда.
– Почему вы говорите об этом в прошедшем времени? – не понял Попов. – Я вообще не совсем понимаю, что происходит, Иван Сергеевич. За пятнадцать лет вы ни разу у меня не были. А сейчас приехали вместе с Караевым, которого только недавно приняли в ряды нашей организации, и говорите таким печальным и грустным голосом, словно хотите объявить о конце нашей дружбы. Может, я сделаю вам кофе или чай?
Он попытался подняться, но Большаков его остановил.
– Так и есть, – тяжело произнес он, глядя в глаза хозяину квартиры.
– Я вас не понял, – попытался улыбнуться Попов, но улыбка получилась очень вымученной.
– Я приехал сюда, чтобы объявить о конце нашей дружбы. – Иван Сергеевич произнес эти слова глядя в глаза своему младшему коллеге.
– У вас странные шутки, – нахмурился Попов. – Может, вы мне наконец объясните, что именно происходит.
– Происходит, – кивнул Большаков. – Я лично приехал к вам, генерал Попов, чтобы объявить вам, что сожалею о доверии, которое я к вам испытывал. И сожалею о той дружбе, которую вы предали.
Попов изумленно взглянул на него, потом на Караева.
– Это все из-за иностранцев? – недоверчиво спросил он. – Я действительно имел с ними контакты.
– Вот и все, – сказал Большаков взглянув на Караева. – Он признался.
ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ПОСЛЕ НАЧАЛА СОБЫТИЙ. ЛОНДОН
Утром он почувствовал себя совсем плохо. Виктор Витовченко с трудом доковылял до ванной комнаты, где его стошнило. Он не мог даже предположить, что сегодня рано утром в больнице умер Алексей Щербак, который привез ему полоний. Футляр не был герметичным, он был изначально поврежден с таким расчетом, чтобы любой прикоснувшийся к футляру оказался бы гарантированно зараженным.
Но тело Щербака увезли в неизвестном направлении, не позволив даже вскрыть. Врачам госпиталя, где находился Щербак, показали полицейское предписание и решение суда, согласно которому тело погибшего должны были вскрывать полицейские эксперты.
Витовченко решил вызвать врача. У него не было надежно оформленной страховки, и поэтому он тянул до последнего. Его страховой полис не позволял лечиться при отравлениях. Но дальше тянуть он просто не мог. Поэтому он позвонил и вызвал врачей. Через двадцать минут приехавшие врачи обнаружили его на полу. Он с трудом сумел открыть дверь и упал на пол, прямо в коридоре. Его отвезли в реанимацию, а полоний остался в его квартире. Уже по дороге в больницу он потерял сознание.
Врачи долго пытались определить, какова степень его отравления. Ему промывали желудок, делали клизмы, давали слабительное, от которых ему становилось все хуже и хуже. Наконец один из молодых врачей, находившихся на стажировке в госпитале, догадался провести полное обследование больного и выяснил, что он подвергся очень сильному радиоактивному излучению. Организм Витовченко был буквально нашпигован радиоактивными изотопами.
Он получил настолько сильную дозу, что врачам даже запрещали подходить к нему близко без радиационных костюмов. Они не стали говорить несчастному больному, что он обречен. Но у Витовченко начали выпадать волосы, затем пошла горлом кровь. Он менялся буквально на глазах, и врачи с ужасом замечали, как жизнь постепенно уходит из тела этого человека.
Жуковский не звонил и не появлялся. Витовченко пытался к нему дозвониться, но все известные ему телефоны были отключены. И тогда Витовченко впервые подумал, что его могли просто подставить. Но никаких доказательств у него не было. Ему становилось хуже с каждым часом. К вечеру у его палаты уже дежурили журналисты. Пиар-компания Жуковского, которой он выплачивал большие гонорары, сообщила на весь мир, что бывший агент советских спецслужб был сознательно облучен своими бывшими коллегами по приказу из Москвы и теперь умирал в страшных мучениях.
В газетах и журналах начали появляться страшные фотографии больного человека, который потерял все волосы и выглядел, как живая мумия. В Лондоне не осталось ни одной газеты, которая бы не посвятила этому страшному событию хотя бы одной колонки. Сообщения о здоровье Витовченко начали передавать все крупнейшие информационные агентства мира. Его жалели и презирали одновременно, но вид умирающего человека был прямым укором Кремлю, решившемуся на подобную дикую акцию.
В некоторых изданиях начали появляться намеки на таинственную организацию, которая позволяла себе ликвидацию бывших сотрудников спецслужб. Журналисты начали проводить собственные расследования. Рассказывали о «ликвидаторах», прибывших из России, чтобы расправиться не только с Витовченко, но и с остальными бывшими агентами, нашедшими убежище в Великобритании. Поразительно, что среди бывших агентов ни разу не упоминалась фамилия самого известного перебежчика Гордиевского, словно его никогда не существовало. Появление этой фамилии не устроило бы ни одну из сторон, и поэтому на имя Гордиевского было наложено негласное табу.
Витовченко умирал. И его смерть разыгрывалась, словно дурной спектакль, освещался каждый вздох несчастного больного, подробно рассказывалось о его мучениях.
Был создан специальный комитет в защиту прав умирающего больного. Витовченко диктовал письма к президенту России, к народам мира, которые немедленно тиражировались и публиковались по всему миру. Он обвинял в своей смерти лично руководителя своей бывшей страны и своих бывших коллег. Никто даже не обратил внимание, что содержавший столько лет Витовченко Жуковский избегал в эти дни всяческих комментариев. Часы умирающего были сочтены. Но его смерть была обставлена еще более театрально. Под самый занавес он принимает мусульманство и просит похоронить его по мусульманским законам. Это человек, который боролся против мусульман в Чечне и даже лично убивал чеченцев. Но спектакль должен быть сыгран до конца. Витовченко хоронят так, как хоронят героев. Мавр сделал свое дело. Мавр должен уходить.
Именно в эти дни, когда в больнице умирает Витовченко, в Ирландии начинается конференция, в которой принимает участие бывший премьер российского правительства, начинавший неудачные шоковые реформы в начале девяностых. Все знают о взаимной неприязни бывшего премьера и действующей власти. Но в Ирландии происходит накладка. Во время конференции премьеру приносят стакан минеральной воды, которую он должен выпить. Если он выпьет эту воду, он обречен. Но экс-премьер прекрасный экономист и рассеянный человек. Он пьет много воды во время своего выступления, но не допивает именно тот самый стакан. Он сделает всего несколько глотков. Это его и спасет. С диагнозом отравление его доставят в больницу, где окажут первую помощь. Ирландским врачам удастся спасти экс-премьера, и грандиозная провокация не состоится. Более того, экс-премьер оказался еще и порядочным человеком, что было совсем некстати. Он заявил на весь мир после своего возвращения в Москву, что его пытались отравить силы~ противостоящие Кремлю и недовольные нынешней российской властью. Это был настоящий провал всего задуманного. Экс-премьер не только выжил, но и сильно испортил начавшуюся игру.
Но смерть Витовченко уже стала реальностью. И теперь все напряженно ждали, когда наконец в газетах появятся более конкретные сообщения о таинственной организации бывших советских и российских ветеранов. Этих сообщений напряженно ждали в Москве, в Вашингтоне, в Лондоне. Но до того, как они появились в газетах, в Москве был разоблачен американский агент Леонид, работавший на ЦРУ. И этот человек был не генерал Попов, против которого было выдвинуто ложное обвинение.
ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ПОСЛЕ НАЧАЛА СОБЫТИЙ. МОСКВА (продолжение)
– Я нарушил все мыслимые и немыслимые правила, – продолжал Большаков, – когда решил сам приехать к вам, генерал. Я до сих пор не мог поверить, что вы могли оказаться предателем. До сегодняшнего дня, до этого момента. Как вы могли? Я вам так доверял.
– Ничего не понимаю, – растерянно произнес Попов, – о чем вы говорите? Сегодня вообще какой-то непонятный день. Сначала эти двое иностранцев – канадец и англичанин. Дешевая провокация на уровне студентов-практикантов, потом ваш ночной визит. Вы можете, наконец, объяснить мне, что именно происходит?
– Это были американские дипломаты, – вмешался Караев, – они ждали вас на углу.
– Я так и подумал. Ну и что. Типичная провокация. Они узнали, что я отдыхал в Финляндии несколько лет назад. Бросились ко мне, пытались что-то объяснить. Я их сразу проверил и понял, что они лгут. Обычная подставка. И я, конечно, сразу ушел. Между прочим, я уже написал рапорт на имя начальника Академии о сегодняшней встрече. И вы из-за этого приехали ко
