– А як же! Курс лечебной псинотерапии соседями еще не закончен. А о чем ты думаешь?
– О том, что Арефьева, наверное, похоронили рядом с отцом.
– С чего ты взяла?
– С того, что его на похоронах не было. Хотя он мог заболеть или вообще не знать, что у него имелся сын. Кладбище старое. Новые территории для захоронений не осваиваются, хоронят только в родственные могилы при наличии регистрационного удостоверения на земельный участок.
– Ну да. Даже если при жизни этих родственников были готовы удавить своими руками…
– Зато после смерти у некоторых проявляется «любовь к отеческим гробам». Новый участок стоит безумные деньги.
– Кому ты рассказываешь? Нинка Кузьмичева из двенадцатого дома полтора месяца назад свекра похоронила. Он у нее полгода парализованный лежал. Ей работу никак нельзя было бросать, так они всем табором выкручивались, как могли. А могли только с помощью наемной сиделки – четыре часа в день. Я Нинку на днях встретила – не узнала. Думала, по свекру убивается. Пока был жив, тайком мечтала, чтобы поскорее отмучился, а когда помер… Словом, убивалась она по комнате болезного. Рассчитывала выгодно сдать и обогатиться, а на деле почти ни с чем осталась. А все потому, что никто из родни места на кладбище заранее не забронировал. Свекровь жива-здорова, со вторым мужем в Питере живет. Родители свекра похоронены в Польше как поляки, хотя чистой воды хохлы. Пришлось для захоронения новое место приобретать. Кремации он как огня боялся. До пенсии пожарником служил. Сама понимаешь, из огня да в полымя… Вот на все похоронные дела его комната и ушла. Можно сказать, деньги с собой прихватил. Отсюда вывод – не следует торопиться на тот свет. Здесь хоть жилье с удобствами. Кстати, за большие деньги можно приобрести «родной» участок и при наличии отсутствия регистрационного удостоверения. Только вот откуда у Арефьева такие большие деньги? Почти у центральной аллеи похоронили. Трех жен оставил. И они, кажется, побираться не намерены.
– Нам надо побывать на кладбище еще раз.
– Ир, прекрати! Зачем мы вообще затеяли этот разговор? Вставай, купим тебе твой допинг, поставим машину на место, забежим домой и – в аэропорт. Там ты сразу заткнешься. Твой оптимизм точно нуждается в подзарядке. Бери пример с меня!
Едва ли Наташкин пример мог послужить образцом для подражания. Внешне подруга выглядела спокойной и сосредоточенной. До такой степени, что у меня рот открылся, когда я увидела, каким образом она собирается воспользоваться кодовым замком двери подъезда. Проигнорировав нормальный способ – приложить магнитый ключ к кнопке, она приставила к ней большой палец и уверенно попыталась открыть дверь. Разумеется, безуспешно. Немного озадачившись, повторила свой номер, потом еще и еще раз. Чертыхнувшись, взглянула на номер подъезда и, убедившись, что попали по назначению, не отрывая большой палец от злосчастной кнопки, сорвала злость на коммунальщиках.
Я поняла, что дело плохо. Моя вина. Своей «трясучкой» довела подругу до нервного стресса. Наталья тоже боялась предстоящего полета. Я, торопливо порывшись в сумке, вытащила ключи и, потеснив Наташку, открыла дверь.
– О, блин! Что ж ты молчала про «Сезам»? Я тут пальцем дырку просверливаю, а она стоит, любуется!
– Было на что. Не поверишь, показалось, что силой внутреннего убеждения дверь откроешь. Есть предложение – давай забежим в какую-нибудь кафешку, посидим, побалдеем, а потом поймаем такси и – в аэропорт.
– На командировочные?
Я изобразила физиономией возмущенный ответ – в том плане, что иного варианта просто не существует.
– Не забудь умыться и принять душ. Все-таки с похорон… Через сорок минут наш выход. Сверим часы… – Наташка посмотрела на свои, у меня и смотреть было не на что. Не люблю таскать их на руке – раздражают. В случае необходимости пользуюсь мобильником.
Через два часа мы выскочили из подъезда, оставив в прошлом надежду на посиделки в кафе. Следовало поторопиться и поймать такси. Почему не пришло в голову заказать машину по телефону? В результате прыгали по Варшавке, как оголтелые. Наверное, это следовало делать одной, второй достойно дожидаться неподалеку, а не взмахивать двумя спортивными сумками, пытаясь изобразить жест, характерный для остановки такси по требованию, сразу двумя руками. Но мне просто хотелось оказать действенную помощь подруге. Нет, машины все- таки тормозили. Несколько раз нам предлагали просто прокатиться, было и одно конкретное предложение – поехать поужинать. Еще трем водителям оказалось не по пути. Двое заломили безумную цену, возмутившую подругу до глубины души. Она резко предложила «мальчикам» катиться своей дорогой. Мы были уже на грани отчаяния и слабо переругивались, пытаясь переложить вину за несвоевременные сборы друг на друга, когда рядом мягко остановился красный «жигуленок».
– Куда? – поинтересовалась дородная водительша в хулиганской ажурной кофточке, сквозь которую детально прорисовывался черный лифчик с объемным содержанием.
– Туда… – остолбенев от неожиданности, растерянно указала я одной спортивной сумкой в сторону Кольцевой.
– Ну, раз «туда» – садитесь.
– Нам вообще-то в аэропорт «Домодедово».
– Садитесь, говорю. Здесь остановка запрещена.
Наташка оглянулась в поисках запрещающего знака и собралась вступить в полемику, заявив о себе как о профессионале в части неукоснительного соблюдения правил дорожного движения с редкими (но зато какими!) исключениями. Но я точно выверенным движением двинула ее же спортивной сумкой ей под зад, и она мигом нырнула на переднее сиденье, оставив полемику «на потом». С огромным чувством облегчения я разместилась сзади. С вещами или, с позволения сказать, «налегке».
– На самолет опаздываете? – поинтересовалась дама, лихо обходя одну иномарку, подрезая путь другой и явно собираясь проскочить вперед на красный сигнал светофора.
Наташка молчала, вцепившись двумя руками в ремень безопасности, пришлось выкручиваться мне:
– Вообще-то не очень, чтоб уж очень…
– Надеемся прибыть за сутки до регистрации, – не своим голосом пояснила подруга, но водительша, кажется, поняла ее по-своему:
– Ща на кольцо выедем, прибавим скорость, – на полном серьезе заявила она и подрезала микроавтобус. Отчаянно сигналя, он притормозил, позади него раздался характерный звук столкновения. Я в панике закрыла глаза.
– Совсем народ разучился ездить! – посетовала толстушка за рулем. – Купят права и носятся, очертя голову.
– Слушай, подруга, а ты по профессии случайно не летчик-испытатель? – От Натальиного вопроса веяло настоящей паникой.
– Я-то? Не-е-е. Я инструктор на курсах по вождению машин. Небо не моя стихия. Куда летите?
– Да уж теперь и не знаю, – засомневалась Наташка. – Боюсь, туда же, куда и ты. А так не хочется… Может, снизишь скорость? А заодно и маневренность. Нам не к спеху.
– Зато я тороплюсь. Мне ребенка из садика забирать.
И она прибавила скорость. Как и обещала. Я сразу вспомнила про статистику гибели людей в автокатастрофах и решила, что в самолете мне будет гораздо лучше и спокойнее, чем сейчас. По крайней мере там не будет жутких обгонов.
Если бы знать заранее новость, которая поджидала нас в аэропорту! Регистрацию мы прошли вовремя, но вот отлет сдвинулся на два часа позднее. Непонятно какими путями подруга выяснила, что полетим мы на ТУ-134, у которого в настоящий момент выявлена какая-то неисправность и это просто замечательно. Было бы несравненно хуже, если бы эту неисправность обнаружили в процессе… Ну не будем о грустном. Короче, лучше подождать. Лететь-то всего один час пятьдесят минут.
Время тянулось медленно. Несколько раз мы пытались дозвониться до Тимки, но абонент упорно не отвечал. Около восьми часов грянула новость, от которой я испытала жуткую ностальгию по сумасшедшей бабе – инструктору вождения автомашин и ее отмороженному «жигуленку»: ожидаемый нами ТУ-134 к посадке не подадут. Вместо него пассажирам выделен самолет АН-26. Но в него не все влезут. Остатки от общего числа в роковом количестве тринадцать полетят на АН-24. Зачитали список «счастливчиков», которым предстояло вольготно разместиться на тринадцати местах из свободных сорока двух (общее количество) упомянутого авиалайнера. Мы с Наташкой, разумеется, оказались в числе избранных. И все бы ничего, обе совершенно ничего не понимаем в марках самолетов, но рядом оказался мужик – правдолюб и правдорез. Судя по его пламенной речи, он вошел в нашу когорту.
– Они что там, охренели?! – возмутился он, непонятно к кому обращаясь, и крепко выругался, поминая родную и не очень маму российской авиации и удмуртских авиалиний. – Да эту марку самолетов уже давным-давно сняли с эксплуатации! Сдам билет к чертовой бабушке!
– И правильно, – шепнула мне Наташка. – Пусть сдает. Похоже, чертова бабушка – мама его родного папы. А главное, число тринадцать убавится. И мы спокойненько полетим. Не самоубийцы же летчики.
На ватных ногах, повинуясь необходимости, наша группа из тринадцати человек, в числе которых оказался и пресловутый мужик-пустозвон, тащилась с вещами по летному полю, овеваемая то ли вечерней прохладой, то ли чувством страха. Похоже, только один юнец, в силу природной бесшабашности, усиленной возрастным пофигизмом, ничего не боялся. Забросив на плечо спортивную сумку и сунув руки в карманы драных джинсов, он, легко пружиня на длинных ногах, сразу же оторвался от основной группы заложников обстоятельств и первым сел в самолет. Я ему позавидовала. По-хорошему.
По прибытии к конечной цели – авиалайнеру АН-24 у некоторых лиц, невзирая на пол и возраст, началась хорошо замаскированная истерика. Только у женщин она проявлялась в сдержанных рыданиях, а у мужчин – слишком нервным смешком. Широко открытыми глазами мы с Наташкой смотрели на крылья самолета, поддерживаемые металлическими стойками. Ступеньки, ведущие в салон, начинались прямо от земли и отличались исключительно железным характером.
Плохо соображая, мы влезли внутрь. Завершающими. Без помощи Наташки я точно бы не забралась. У меня правая нога с трудом попала даже на первую ступеньку. Подруга обеспечивала мое восхождение и собственными руками и головой. Дверь за нами закрыл сам капитан воздушного судна, предложив усаживаться на любое из тридцати оставшихся свободными кресел. Тридцать первое свое окончательно отслужило. Остальные одиннадцать были уже заняты более отчаянными пассажирами. Мы выбрали места поближе к экипажу, состоявшему из того же капитана и стюардессы, выглядевшей в этом «давно не эксплуатируемом» чуде, как Красная Шапочка на футбольном поле. Сам капитан, лет тридцати от роду, имел обаятельную внешность и отличался белозубой улыбкой. Напряженным взглядом мы проводили его в кабину. Очень уж не хотелось с ним расставаться.
– На эту рухлядь специально такие кадры подбирают, чтобы усыпить бдительность пассажиров, – проворчала Наташка. – Интересно, он парашют на себя сразу нацепит, как только сядет за руль?…
– За штурвал, – автоматически поправила я. – У самолета руль обзывается штурвалом… А что, если этот летчик тоже инструктор по вождению? Только самолетов. И в свободное от основной работы время калымит. Не приведи Господи, если и ему надо забирать ребенка из садика!
– Ну да. Тем более, что жена у него наверняка наша стюардесса. Семейный подряд.
На этом наши с Наташкой переговоры прервались. Капитан корабля снова явил себя перепуганному народу:
– Еще раз добрый вечер, уважаемые дамы и господа! Я капитан этого самолета Шувалов Денис Сергеевич. – Держался он прекрасно. – Благодарю вас за то, что решились на этот полет, и смею заверить, вы не пожалеете. Наш самолет надежнее многих современных авиалайнеров. Полет будет проходить на высоте пять тысяч метров, а из этого следует, что мы с вами избежим попадания в столь неприятные для пассажиров зоны турбулентности. Единственное, с чем вам придется смириться – немного увеличенное время полета: три часа. Но ведь это не самое главное. Главное – полная безопасность. И в этой связи для людей суеверных хочу специально подчеркнуть: вас не тринадцать человек, поскольку я – четырнадцатый, а стюардесса Оксана – пятнадцатая. Так что предлагаю расслабиться и насладиться полетом.
Летчик скрылся за ширмой, а вместо него появилась Оксана. Прямо, как в театре. Она произнесла традиционный набор слов, велела пристегнуться, и тут Наташка вскочила, попросив разрешения пересесть ближе к хвосту. Я так и не поняла, получили ли мы «добро» или нет. Под гул моторов молнией пронеслись между рядами кресел, сея среди успокоенных пассажиров легкую панику.
– Мы поближе к туалету! – громко оповестила подруга, подтолкнув меня к последним местам, на которых мы и уселись, не особо выбирая. А не из чего было выбирать. Все кресла, в большей или меньшей степени, были сломаны.
– Что бы там они ни говорили, – махнула рукой Наташка в сторону кабины летчика, – а хвост – самое надежное место в самолете.
