– …поднимается ветер, – продолжал мальчик, – и толкает песчинки помельче вверх по наветренной стороне дюны. Перебираясь через гребень, они оседают на подветренной стороне. Вот почему дюны имеют такую форму. Крупные песчинки труднее сдвинуть с места, поэтому наветренный склон постепенно становится вогнутым. Песок здесь плотный, по нему можно пройти, как по камню. Но подветренная сторона…
– А что происходит с ней? – ободряюще поинтересовалась Анна.
Мальчик сморщил нос и задумался.
– Подветренная сторона постоянно изменяется: мелкие песчинки образуют крутой склон, пока… пока не скатываются вниз. В таком песке ноги глубоко вязнут. Он не прибит ветром, как на подветренной стороне.
Анна улыбалась, не сводя глаз с лица внука.
– Ты говоришь, песчинки скатываются вниз. Тебе известно, почему так происходит?
Атр с воодушевлением закивал так, что даже Искра завозилась на его коленях.
– Здесь все зависит от равновесия песчинок относительно друг друга. Склон может подниматься, пока не достигнет определенного угла, а потом…
– Ты измерил этот угол? – спросила Анна, довольная внуком.
Он снова кивнул.
– Тридцать пять градусов – это самый крутой склон. Стоит ему стать еще круче – и он начинает осыпаться.
– Хорошо, – одобрила Анна, сложив руки на коленях. – Вижу, ты обо всем подумал, Атр. Ты попытался увидеть Целое.
Атр потупился, глядя на спящего котенка, но вскоре вновь поднял голову.
– Целое? Анна негромко засмеялась.
– Так говорил мой отец. Я имела в виду, что ты рассматривал вопрос со многих сторон, размышлял, как собрать воедино его отдельные части. Ты задал самому себе все вопросы, которые следует задать, и нашел ответы. Теперь ты понимаешь это явление. – Улыбнувшись, она легко коснулась ладонью его плеча. – Пусть твои достижения пока невелики, Атр. В конце концов, дюна – всего-навсего дюна, но ты постиг важный принцип, которого следует придерживаться, что бы ты ни делал. Всегда помни о Целом, Атр. Во всем ищи взаимосвязь и помни, что это Целое всегда оказывается частью чего-то другого, большего.
Атр смотрел на нее, то и дело кивая, и его серьезный взгляд заставлял забыть, что мальчику только семь лет. Анну переполняла гордость за внука. У него такие чистые, ясные глаза. Глаза, жаждущие смотреть, видеть, наблюдать, постигать загадки окружающего мира.
– Бабушка!
– Что, Атр?
– Можно я нарисую Искру?
– Нет, – она с улыбкой покачала головой, – не сейчас. Уже пора спать. Хочешь, Искра будет спать с тобой?
Атр закивал.
– Тогда возьми ее. Сегодня она будет спать У тебя в ногах, а завтра мы сделаем ей корзинку.
– Бабушка…
– Да, Атр?
– Можно мне немного почитать? Улыбнувшись, Анна взъерошила ему волосы.
– Нет. Но если хочешь, я приду и расскажу тебе сказку.'
У Атра широко раскрылись глаза.
– Пожалуйста! И еще, Наина…
– Что? – спросила она, удивленная тем, что Атр назвал ее давним прозвищем.
– Спасибо тебе за Искру – она чудо. Я буду заботиться о ней.
– Знаю, знаю. А теперь пойдем в дом. Уже поздно.
Атр спал на широкой каменной скамье у задней стены внутренней спальни. Толстое стеганое одеяло служило ему матрацем, а большой, квадратный кусок ткани, аккуратно подрубленный Анной по краям и украшенный искусно вышитыми звездами, – покрывалом. В каменной нише над изголовьем постели помещалась масляная лампа, укрепленная на узких металлических прутьях.
Анна приподняла причудливо украшенное ею стекло лампы, зажгла фитиль и посторонилась, пропуская Атра. Скоро он подрастет и спать на скамье ему будет тесновато.
А потом… потом он покинет ее. Любознательной, пытливой натуре Атра станет тесно в этой расщелине. Поэтому каждая минута общения с внуком была для нее драгоценна.
– Ну, – начала она, укрывая Атра одеялом и подавая ему сонного котенка, – что бы ты хотел послушать?
На мгновение Атр отвернулся, словно пытаясь разгадать тайну трепещущей на стене тени, а затем с улыбкой взглянул Анне в глаза.
– А можно сказку про Керафа?
– Ты уже знаешь ее наизусть, Атр.
