подумал: «Я уже давно не видел Крошку Ру, а если не увижу и сегодня, то получится, что не видел я его очень давно». Тогда он уселся на камень и спел ещё один куплет песенки, размышляя, как же ему быть.
Ласково светило солнышко, камень, на котором он сидел, давно прогрелся, и Пух уже решил, что на всё утро останется толстым Винни, сидящим посреди ручья, но тут вспомнил про Кролика.
«Кролик, — сказал себе Пух. — Мне нравится беседовать с Кроликом. Он обязательно скажет что- нибудь умное. И никогда не говорит сложные, длинные слова, как Сова. Обходится короткими, простыми, к примеру: «Как насчёт обеда?» или «Угощайся, Пух». Нет, я решительно должен повидаться с Кроликом.
И тут же сочинил следующий куплет:
Пропев куплет, он слез с камня, перебрался обратно на тот берег, по которому пришёл, и двинулся к домику Кролика.
Но не успел далеко отойти, как его начали терзать сомнения:
«А вдруг Кролика нет дома»?
«А что, если я застряну в его парадной двери, когда буду вылезать? Такое уже случалось, потому как парадная дверь у Кролика недостаточно широкая».
«Так не лучше ли мне…»
И пока он размышлял, лапы сами заворачивали всё западнее и западнее… и внезапно Винни-Пух оказался перед дверью своего дома.
Аккурат в одиннадцать часов.
То есть в самое подходящее время для того, чтобы немножечко подзаправиться…
Полчаса спустя он вышел из дома, уже точно зная, что он будет делать, и прямиком направился к домику Хрюки. Шагая, он вытирал пасть тыльной стороной лапки и напевал очередной куплет:
В записи, сами видите, получилось как-то не слишком вежливо и вообще, если честно сказать, какая-то нескладуха, но в это ясное солнечное утро, в половине двенадцатого, на песчаной тропе, Пуху казалось, что это одна из лучших его песенок. И он всё пел и пел.
Хрюка в это время копал ямку рядом с домом.
— Привет, Хрюка, — поздоровался Пух.
— Привет, Пух, — ответил Хрюка, подпрыгнув от неожиданности. — Я знал, что это ты.
— Я тоже, — кивнул Пух. — А что ты делаешь?
— Сажаю жёлудь, Пух, чтоб потом из него вырос дуб, и тогда я буду собирать жёлуди прямо у дома, а не искать их по всему Лесу. Понимаешь, Пух?
— А если не вырастет? — спросил Пух.
— Вырастет, потому что так сказал Кристофер Робин. Поэтому я и сажаю жёлудь.
— Получается, если я посажу около моего дома соту, из неё вырастет улей?
Вот в этом уверенности у Хрюки не было.
— Или хотя бы кусочек соты, — продолжал Пух. — Жалко расставаться с целой. Только тогда может вырасти кусочек улья. И вдруг это будет тот самый кусочек, где пчёлы только жужжат, но не откладывают мёд. Будет ли от этого прок? Пожалуй, что нет.
Хрюка полностью с ним согласился.
— А кроме того, сажать что-либо — дело трудное, если ты толком не знаешь, как к этому подступиться, — глубокомысленно заметил Хрюка и с этими словами положил жёлудь в вырытую им ямку, засыпал землёй и попрыгал на ней.
— Знаю, — ответил Пух. — Кристофер Робин дал мне семечко турции. Я его посадил, и теперь у моей двери будет цвести турция.
— Я думал, этот цветок называется настурция, — Хрюка всё прыгал и прыгал, утаптывая землю.
— Да нет же, — возразил Пух, — ты говоришь о другом цветке. А этот — просто турция.
Напрыгавшись, Хрюка вытер лапки о живот и спросил Пуха: «Так что будем делать»?
— Пойдём проведать Кенгу, Ру и Тигера, — без запинки ответил Пух.
— Д-да. П-пойдём, — голосу Хрюки недоставало уверенности, потому что он по-прежнему немножко побаивался Тигера: тот оказался Очень Прыгучим Зверем, и после того, как он с тобой здоровался, в ушах оставалось слишком уж много песка, хотя Кенга всегда говорила: «Тигер, дорогой, осторожнее», — и потом помогала подняться.
Вот они и отправились к дому Кенги.
Так уж получилось, что Кенга в это утро решила устроить генеральную ревизию: определить, сколько у Крошки Ру слюнявчиков, сколько в доме кусков мыла, достаточно ли еды для Тигера. И чтобы ей никто не
