хлебом и овчиной, затерялся. Никита стал смотреть в окна, но на них висели шторы. Время от времени к крыльцу подкатывали мотоциклетки, с них слезали молодые люди в кожаных куртках и, дребезжа по ступенькам шпорами, вбегали в дом. Затем провели несколько арестованных человек, — бледных, полураздетых и без шапок, — и за ними захлопнулась дверь низкого дома с занавешенными окнами.
У Никиты кружилась голова от голода и усталости, но он упрямо стоял и ждал. Вдруг за его спиной кто-то проговорил шепотом:
— Не оборачивайся, иди за мной…
И сейчас же мимо прошел Василий Тыркин в заломленном картузе, — руки в карманы, — свернул в переулок и там только обернулся:
— Никита, отца надо выручать.
— Папа жив?
— До утра будет жив.
И Василий Тыркин рассказал, как их арестовали, привезли на двор низкого дома, где было уже человек двести арестованных, как люди, которые привезли их, ушли, и он тогда выпустил из-под козырька вихор и начал «ловчиться» поближе к воротам. Потом видит, — около отхожего места стоит винтовка, он ее взял, потолкался еще немного по двору, для вида, и, посвистывая, вышел прямо через ворота на улицу.
— У них там такая бестолочь — что хочешь делай… Слушай, вот я что придумал…
Побег
Никита и Василий Тыркин пошли на край города, где вчера был рукопашный бой. Домишки здесь стояли с выбитыми стеклами, в дырках от пуль, с отскочившей штукатуркой. На тротуарах виднелись темные пятна. Убитые были уже убраны, но по дворам еще много валялось винтовок, картузов и патронных сумок.
Василий Тыркин подыскал Никите простреленный картуз по голове, сумку и ружье. Свою винтовку, взятую давеча на дворе, он переменил на кавалерийский карабин. Затем мальчики начали обходить разграбленные дома, покуда в одном не нашли то, что им было нужно: в углу на божнице — пузырек с чернилами и перо.
Василий Тыркин велел Никите пристроиться писать на подоконнике, вынул из-за обшлага бланк «Удельного Ведомства Виноделия», найденный им среди мусора, и сказал:
— Пиши: Российская Федеративная Республика…
— А тут напечатано — «Виноделие». Его зачеркнуть? — спросил Никита.
— Нет, не зачеркивай, они с виноделием хуже спутаются. Пиши: «Спешно, совершенно секретно. Во исполнение приказа товарища Главкомброд…»
— Это что же значит?
— А черт его знает… Пиши непонятнее: «Приказано — главного агента гидры контрреволюции, кровавого буржуя, Алексея Рощина, перевести в городскую тюрьму. При попытке к бегству расстрелять на месте. Поручение исполнить товарищам Василию Тыркину и…» как тебя прописать?
— Как-нибудь пострашнее.
— Пиши: «и товарищу Никите Выпусти Кишки…» Когда замечательная бумага эта была написана, мальчики пошли на базар, купили молока и вяленой рыбы и поели. Никиту прогрело солнце, он лег ничком на чахлой травке, растущей вокруг собора, и сквозь сон слышал то людские голоса, то грохот колес, то острый свист стрижей, летающих как ни в чем не бывало над куполом колокольни.
В сумерки Василий Тыркин растолкал Никиту, мальчики зарядили винтовки и пошли к низкому дому. Переходя площадь, они встретили рослого парня-солдата, — хмуро опустив голову, он брел, загребал пыль огромными сапожищами. Василий Тыркин окликнул его:
— Какого полка?
— Интернационального, — ленивым языком едва выговорил парень.
— Иди за нами.
— Это почему я должен за вами идти?
— Молчать, товарищ! — крикнул Василий Тыркин, задирая к нему нос. — Читай приказ, — и он сунул в лицо ему бумагой. Парень поглядел, поправил винтовку на плече и сказал уже смирно:
— Ладно, идемте, товарищи.
К воротам низкого дома едва можно было протолкаться: люди всякого сброда орали, требовали выдачи пайков и табаку, грозились устроить «вахрамееву ночь» в городе, с руганью лезли на крыльцо и шарахались в темноту. Трещали, как бешеные, мотоциклетки. Два прожектора ползали пыльными лучами по темным окнам домов на площади, выхватывали из мрака отдельные бегущие фигуры.
Василий Тыркин пробился к воротам, где стоял часовой — усатый человек в широкополой, очевидно дамской, шляпе, и сказал ему сурово:
— Отворяй ворота.
— По чьему приказу?
— Российская Федеративная Республика. Спешно, совершенно секретно… Читай, тебе говорят… Мне некогда.
Мрачный человек в дамской шляпе посмотрел на бумагу, поводил по ней усами и, все еще нехотя, отворил калитку в воротах. Василий Тыркин, Никита и парень — их спутник — вошли во двор.
— Эй, где дневальный? — закричал Василий Тыркин — Что за порядки!
— Здесь, — откликнулся из темноты бодрый голос.
— Выдать по ордеру Алексея Рощина, буржуя… Живо, товарищ,
— Рощин… Алексей Рощин, — пошли голоса в глубине темного двора.
Никита, вглядываясь, различал сидящие на земле унылые фигуры. Вдруг, точно иглой прокололо ему сердце, — от стены медленно отделился и подходил отец в накинутом на плечи пальто. Голова его была забинтована тряпкой.
— Я здесь, — проговорил он тихо и глухо. — За мной пришли?
— Молчать, кровавая гидра! — закричал Василий Тыркин, замахиваясь на него прикладом. Алексей Алексеевич вздрогнул, всмотрелся и прикрыл низ лица воротником.
— Ведите, — отрывисто сказал он.
Василий Тыркин и ленивый парень поволокли его под руки к воротам, но здесь вышла заминка: часовой в дамской шляпе, приотворив после сильного стука калитку, сказал, что сейчас было распоряжение — никого со двора не выпускать. Василий Тыркин опять показал бумагу, часовой замотал усами, — не могу, К спорящим придвинулись люди с той стороны ворот, раздались голоса:
— Какие это порядки, — мы ловим, а они уводят. Кто им дал разрешение?.. Покажи пропуск… Комиссара надо позвать… Товарищ, беги за комиссаром…
Во время этой толкотни Никита отыскал страшно задрожавшую, холодную, как лед, руку отца и прижался к ней губами. Василий Тыркин пытался, перекрикивая голоса, читать бумагу, но чья-то рука вырвала ее. Тогда он, ощетинясь от злости, сорвал с плеча карабин, прикладом ударил усатого человека по дамской шляпе и выскочил за ворота. Ленивый парень толкнул туда же Алексея Алексеевича и закричал вдруг исступленным голосом:
— Расступись, убью!..
Толпа подалась, несколько человек шарахнулось с дороги. Зазвякали ружейные затворы, но Никита и Алексей Алексеевич, держась за руки, уже далеко бежали по темной площади. Позади ударили выстрелы.
Отец сильнее сжал руку Никиты. Вдруг впереди бегущих вывернулся Василий Тыркин, крикнул: «Налево, в переулок, к речке!» — повернулся, припал на колено и выпустил в преследующих всю пачку.
