отчаянном положении своей сестры. При этом она предпочла никому не говорить о своей поездке, зная, что в ближайшем будущем жизнь сулит немало трудностей. Кроме того, она не желала вмешательства в личные дела семьи, особенно вмешательства Уоллингейма, который в последнее время стал настолько невыносим, что Аннабел порвала с ним, невзирая на все угрозы отомстить.
Кроме того, она была вполне согласна с матерью: Гаррисонам следовало отплатить за подлость и мучения, которым они подвергли сестру, превратив ее короткую супружескую жизнь в сущий ад.
Мечтая, чтобы Хлоя стала респектабельной дамой, Аннабел постаралась обеспечить сестре значительное приданое. Знай она о корыстных мотивах Гаррисонов, немедленно положила бы конец этому браку, несмотря на скандал или даже потерю приданого. Но она, как и Хлоя, оставалась в полнейшем неведении и слишком поздно обнаружила, что ее младшую сестру обманули и превратили в настоящую пленницу.
Она немедленно помчалась спасать Хлою, наняв известного поверенного и двух сыщиков с Боу-стрит, чтобы освободить Хлою из заключения и избавить от тюремщиков. Но здоровье Хлои было серьезно подорвано грубым обращением и жалким существованием на чердаке дома Гаррисонов, и через несколько дней после возвращения у нее начались преждевременные роды.
Юная милая Хлоя умерла, даже не увидев дочь, поскольку была слишком слаба, чтобы открыть глаза.
Малышка Силия выжила чудом. И теперь была на попечении Аннабел. Как и мать, слегка помешавшаяся после смерти Хлои. Оставалось надеяться, что она скоро придет в себя, хотя смерть Хлои не будет забыта обеими женщинами. Такой бессмысленный, такой глупый конец цветущей молодой жизни.
Аннабел винила во всем себя, считая, что должна была все разузнать о семье жениха еще до свадьбы. Став единственным источником дохода семьи после смерти отца, она лучше других женщин понимала жестокость и злобу этого мира. Но Хлоя была так влюблена, что Белл позволила втянуть себя в счастливые иллюзии сестры и словно на некоторое время ослепла, не разобравшись в грубой реальности.
Больше никогда.
Урок невыразимых страданий и смерти Хлои был выжжен огненным клеймом в ее душе.
Больше никогда она не будет столь доверчива.
Но сейчас ее интересовали вовсе не вопросы доверия или правосудия. У нее были более срочные дела. Она мечтала, что малышка Крикет вырастет здоровой и крепкой. И отчаянно надеялась, что мать станет прежней. И… и нужно быть начеку, опасаясь преследований Уоллингейма.
Она не питала иллюзий относительно того, позволит ли он ей уйти с миром.
Глава 3
А пока стоял жаркий июнь и в маленькой деревушке далеко от широких дорог мира царил покой, совсем рядом с коттеджем Аннабел молодой человек благородного происхождения также вел жизнь отшельника.
Марри Д'Абернон, тринадцатый маркиз Дарли, известный в обществе под прозвищем Дафф из-за темных волос и смуглой кожи, пребывал в фамильном имении.
Он вернулся после битвы при Ватерлоо скорее мертвым, чем живым. И очень изменившимся по сравнению с тем, каким был до войны.
Даже после того как большинство ран зажило, а здоровье улучшилось, он по-прежнему избегал лондонских друзей и привычных занятий. Отвергая все соблазнительные приманки и предложения, он наотрез отказывался присоединиться к веселому братству прежних дней.
Со временем приятели и родные перестали пытаться убедить его вернуться к былым развлечениям, и он поселился в маленьком охотничьем домике на территории поместья с одним лишь денщиком.
Какие бы шрамы ни остались у него после кампании на Пиренейском полуострове и последнего, кровавого сражения между Наполеоном и армией союзников, объединившихся против когда-то самого могущественного человека в Европе, они по-прежнему ныли. Боль была так сильна, что он редко улыбался. Почти не разговаривал. И по возможности избегал людей.
Родители волновались, но старались не показывать этого сыну. Братья и сестры поддразнивали его, пока не осознали, что никакие шутки не могут растопить пустоты его взгляда. Тогда все стали обращаться с ним как с раненым животным. Наконец однажды за ужином он резко бросил:
– Не стоит ходить вокруг меня на цыпочках. Я пока еще не инвалид. Со мной все в порядке.
Никто не посмел ему возразить. С тех пор в его присутствии родные старались вести себя как ни в чем не бывало.
Но Дафф все больше времени проводил в обществе своих лошадей. Его любимец Ромул был одним из табуна коней, которых он брал с собой в европейскую и испанскую кампании. Временами бедняга даже спал в конюшне, словно только в обществе животных, которые стали свидетелями всего того, что видел Дафф, мог он обрести нечто вроде покоя.
И такое монашеское затворничество продолжалось до того дня, когда благодаря любви к лошадям маркиз встретил Аннабел Фостер.
Оба поехали на ярмарку лошадей в ближайшую деревню.
Оба пыталась сторговать одну и ту же чудесную кобылку легендарных кровей Джимкрека.
Он узнал ее сразу. Да и какой англичанин не узнал бы такую знаменитость. Она была ведущей актрисой театра «Друри-Лейн», прославленным драматургом и первой красавицей Лондона.
Аннабел улыбнулась Даффу, поднявшему ставку, и последовала его примеру. Сумма была так велика, что толпа дружно охнула. Он слегка опустил голову, словно в знак уважения, и удвоил ее ставку, после чего Аннабел отступила: не ей тягаться с богатством Дарли.
Представить только, каково было ее удивление, когда на следующее утро ливрейный конюх доставил кобылку в коттедж ее матери. Аннабел вручили поводья и короткую записку:
«Мои комплименты вашему безупречному вкусу. Прошу вас принять этот скромный дар в знак моего уважения».
И подписано одним словом: «Дарли».
Но изумление Аннабел было ничтожным по сравнению с реакцией родных Даффа, которым старший конюх сообщил о том, что кобылка поменяла хозяина.
Старший конюх был невероятно расстроен потерей кобылы. С другой стороны, он торопливо объяснял герцогу:
– Зато маркиз немного походил на себя прежнего. Ну… вроде как тот когдатошний блеск в глазах при виде хорошенькой девчонки. Так что, полагаю, все не так уж плохо, даже если он не оставил себе эту кобылку.
– Совершенно верно, – кивнул герцог Уэстерленд, невероятно благодарный за новости. – Спасибо, что сообщили нам.
– А я-то как рад, сэр! И конюх клянется, что эта мисс Фостер – настоящая красотка.
– Так оно и есть. Ослепительно красива.
Джайлз много раз видел мисс Фостер на сцене и находил ее внешность, не говоря уже об игре, самим совершенством.
– Я немедленно иду к его матери. Она очень волнуется.
– Как мы все, ваша светлость. Молодой лорд с самого своего возвращения был не в себе.
– Любовный роман – как раз то, что нужно, чтобы привести его в чувство, – улыбнулся Джайлз.
– Да. И заметьте, леди оставила себе кобылку, милорд. – Жилистый немолодой мужчина лукаво подмигнул: – Говорю вам, это хороший знак.
А тем временем Аннабел, прекрасно понимая истинный смысл столь дорогого подарка, села писать ответную записку маркизу. Поблагодарила за подарок, но вежливо отказалась. Прибавила, что не может принять такую ценную лошадь, но тем не менее благодарит его за великодушие. И немедленно отослала кобылку обратно вместе с запиской и Томом, женихом Молли.
Она совершенно не собиралась вступать с кем-то в связь, а по ее мнению, роскошный подарок предполагал ответные услуги. Общество считало актрис чуть выше куртизанок, хотя по-своему уважало талант. И хотя Аннабел была совершенно иного мнения о себе, зато отлично сознавала, что о ней думают в свете.
Глава 4
Дафф принял поражение со смешанными чувствами. Кобылка была настоящим чудом, и расстраиваться из-за ее возвращения было бы глупо. Он даже понимал, что вежливый, хоть и категорический отпор мисс Фостер связан не столько с ним, сколько с ожиданиями, порождаемыми таким подарком.
Он мог бы написать и объяснить, что прислал кобылу без всяких двусмысленных намерений. Но оба понимали, что, как бы учтиво и подробно он ни объяснял свои мотивы, она ему не поверит. Аннабел не новичок в обманах и коварстве высшего света.
Впрочем, как и он.
Поэтому такая скромность вполне объяснима.
Но в эту ночь обычные кошмары перемежались снами, в которых ему являлся нежный образ прелестной мисс Фостер. Бледная белокурая красавица заслоняла сцены кровавой бойни, которые тревожили его сон. Исходившее от нее сияние легко затмевало те невыразимые страдания, которые так долго держали его в своих щупальцах.
Когда он проснулся, утреннее солнце окрашивало горизонт розовым цветом, птицы пели радостным хором, а снизу, из кухни, доносились запахи кофе и бекона, дразнившие аппетит. Лениво потянувшись, он глянул в окно, за которым расцветал теплый летний день, и ощутил полное довольство, впервые с… он не помнил, с какого времени. Даже рана в бедре ныла не так сильно.
Улыбка медленно раздвинула его губы. Возможно, чудеса действительно существуют, и грубое «рукоделие» его денщика Эдди, зашившего рану прямо на поле сражения, постепенно заживает.
Откинув одеяло, он поднялся с постели с таким чувством, будто в его жизни появилась некая цель.
Он даже пересмотрел свой гардероб, впервые выбирая что-то поприличнее. И снял с вешалки новый костюм для верховой езды, присланный матушкой.
Дафф улыбнулся, зная, как она надеялась на то, что одежда от модного портного привлечет его внимание. Сюртук с пуговицами грушевого
