бровь.
— И что я должен был излечить?
— Мадам Марсо сочла, что я стала слишком подавленной.
— И ты излечилась? — Подразнивающие нотки исчезли. Гидеон спросил таким тоном, словно ему на самом деле важен ее ответ.
Белла опустила голову, прячась за широкими полями соломенной шляпы.
— Когда я с тобой, да, — призналась она.
Еще одна тонкая ветка была быстро выбрана и срезана с куста, затем брошена в корзину у ног. Она ждала, что он спросит, почему она стала подавленной. Ждала, что он спросит о Стирлинге. Но вопрос, на который ей не хотелось отвечать, не последовал. То ли ему было все равно, то ли он почувствовал ее нежелание отвечать. Оба варианта Беллу устраивали, и она была благодарна Гидеону.
Вскоре она услышала шелест газеты — он взял «Тайме» и вернулся к просмотру новостей. Спустя довольно продолжительное время пульс ее наконец замедлился, дрожь в руках прекратилась, Белла расслабилась и наслаждалась просто тем, что он рядом. Но это было уже не то чувство, которое она испытывала полчаса назад.
Вопросы, которые она задала, и ответы, которые получила, вновь напомнили ей, что он скоро уедет и отправится к другой. Осчастливит другую своим присутствием, своим обаянием, изысканным наслаждением. Она не хочет, чтобы он уезжал, но понимает, что не может просить его остаться. Как он когда-то заметил, для него нет места рядом с ней. Он хочет иметь жену, но Белла не может стать ею.
Не последние пять лет были ее наказанием зато, что подвела старшего брата, а вот это. Это осознание, что у них с Гидеоном не может быть ничего больше, чем эти короткие визиты, эти проблески того, отчего она отказалась много лет назад.
Но оно того стоило. Если бы не Стерлинг, значит, был бы кто-то другой, подобный ему. Она никогда не испытала бы с мужем, выбранным для нее Филиппом, того, что испытала с Гидеоном. Это уникально. Это другое. Это то, чего ей никогда не суждено иметь.
Она не будет просить Гидеона остаться и не знает, сможет ли когда-нибудь написать ему снова.
Еще одно последнее соитие. Гидеону было все равно, как его назвать. Он был просто благодарен Белле, что она нашла способ устроить это нынешним утром.
Приподнявшись над ней, он приостановился в своем погружении. Он должен подарить ей последний оргазм. Опершись одной рукой о кровать, другой он обхватил ее.
— Держись, — прошептал Гидеон ей на ухо. Тонкие руки, обвивающие его за шею, сжались, стройные бедра укачивали его, словно в колыбели. Он опустился на колени, увлекая ее за собой, не прерывая контакта их тел. Пленив ее губы, откинулся на пятки и ухватил ее за талию. Сплетаясь с ней языками, прогнулся вперед.
Белла повернула голову, прервав поцелуй.
— Гидеон, — простонала она.
Она попыталась приподняться, ускорить темп. Легкой, но твердой хваткой он удержал ее на месте и продвинулся дальше в тугие глубины тела. Глаза ее медленно закрылись, и она расслабилась. Три оргазма, до которых он уже довел ее этим утром, должно быть, уняли остроту ее нетерпения. Запутавшись пальцами в его волосах, Белла позволила ему установить темп.
Он скользнул одной рукой вверх по спине, распластав пальцы между лопатками, покусывая ей шею. Выгнувшись, Белла запрокинула голову, предлагая ему себя. Гидеон поцеловал тонкую впадинку у горла, и его губы скользнули к ее порозовевшей груди. Он обвел языком сосок и втянул его в рот.
— Гидеон, — выдохнула Белла, выгнув спину и извиваясь под ним.
Ее потирающаяся о пах плоть сводила с ума. Гидеон пытался сохранять медленный темп, оттягивая момент, удерживая ее на краю оргазма.
Но все было бесполезно. Кульминация, которую ему удавалось удерживать на расстоянии, дразнила поясницу, убыстряя его толчки. На лбу выступила испарина. Сердце молотом колотилось в груди.
Тело ее напряглось вокруг его плоти. Гидеон зарычал.
— Ну же, Белла, давай. Сделай это для меня, — прохрипел он, отчаянно силясь не прийти к финишу первым.
Ее спина напряглась. Закрыв глаза, приоткрыв губы, она издала не то всхлип, не то стон.
Он резко привлек ее к себе и впился в ее губы, заглушая вскрики экстаза.
Оргазм сотрясал тело. Он целовал ее неистово, затерявшись в глубинах ее рта и тела.
Белла обмякла под ним, податливая и пресыщенная в его руках. Прижавшись лбом к его плечу, она часто дышала ему в грудь. Он пропустил ее волосы сквозь пальцы. У нее самые красивые на свете волосы. Такие длинные, что закрывают спину, концами касаясь твердой выпуклости ягодиц.
Раздался тихий стук в дверь гардеробной.
— Леди Стерлинг!
Белла вздохнула:
— Да, Мейзи?
— Карета готова.
Гидеон поморщился.
— Спасибо, Мейзи. — Белла отклонилась назад. Он выдавил непринужденную улыбку за миг до того, как она встретилась с ним взглядом.
— Мне пора ехать.
Ее ресницы опустились. Она кивнула.
Он неохотно поднял ее с себя и положил на кровать. Суставы его болели от чрезмерного количества физических упражнений этим утром. Иисусе, он стареет. Гидеон снял чехол, завернул в вощеную обертку и бросил в ближайшую мусорную корзину.
Потом схватил свои брюки с пола и сунул в них ноги. Встав, натянул их и застегнул ширинку. Маленькая ручка ухватила его за зад.
Удивленный, он оглянулся через плечо.
— Не смогла устоять, — сказала Белла, ухмыльнувшись. Лежа на боку, с рассыпанными по плечам и груди волосами и алебастровой кожей, разрумянившейся от занятий любовью, она была воплощением соблазна.
Повернувшись, Гидеон наклонился и поцеловал ее в щеку. Горячо и быстро, оторвавшись прежде, чем соблазн взял над ним верх.
— Твоя карета ждет, — пробормотал он.
Улыбка на ее губах растаяла.
— Да, — сказала она, пожав плечами, откинулась на спину, выгнулась и потянулась.
Гидеон отвернулся от мучительно соблазнительной картины и стал одеваться.
— Мы так и не закончили завтрак, — сказала Белла. Гидеон натянул рубашку через голову и засунул ее в брюки. Вчера вечером она пригласила его позавтракать перед отъездом в Лондон. Их первый совместный завтрак. Но когда сегодня он пришел в особняк и ее горничная провела его в будуар, смежный с ее спальней, он понял, что в планы Беллы на утро не входит еда. И эти планы он одобрял всем сердцем.
— Поправка. Мы не начинали завтрак. Насколько я помню, серебряные крышки даже не были сняты с блюд. Если хочешь есть, я могу принести тебе поднос. Еда скорее всего еще теплая. Или могу распорядиться, чтобы принесли другие блюда.
— Нет, спасибо. Я не особенно голодна. — Белла села и откинула волосы за спину. Она оглядела комнату. Солнце позднего утра струилось в окна. Нежный золотистый свет ласкал кожу.
— Ты не видишь мою рубашку на полу?
— Вижу. А что? — Он завязал галстук простым узлом и надел серый, в тонкую полоску, жилет.
Она закатила глаза.
— Мне надо одеться. Проводить тебя до кареты. Он покачал головой.
— Оставайся в постели. Понежься. Я сам выйду.
Ее пухлые губы вытянулись в тонкую линию, взгляд стал испытующим. Затем она откинулась на кровати.
— Хорошо. Должна признаться, я немного устала. Он усмехнулся, застегивая сюртук.
— Интересно почему?
Она перевернулась на бок и подперла ладонью щеку.
— Самодовольный тип. Ты прекрасно знаешь почему.
Он склонил голову и одернул полы сюртука, расправляя его. Он одет. Ему уже надо уходить, но осталось еще одно, что надо сделать.
Сделав глубокий вдох, он сунул руку в карман сюртука. Подошел к кровати.
— Вот.
Белла наморщила лоб, глядя на записку, которую он держал в руке.
— Мой адрес. — Он проглотил ком в горле. — Если захочешь связаться со мной, просто пошли письмо по этому адресу.
Она удерживала его взгляд. Было что-то в фиалковых глубинах, отчего грудь его сжалась.
— Ты понимаешь, Белла? — Черт, это ведь совсем не сложно, и Белла определенно не глупа. Почему же ему нужно подтверждение?
— Да, — прошептала она и кивнула.
Он убрал руку. Ее пальцы сомкнулись на бумажке.
— Спасибо, миледи. Для меня эти две недели были чудесными.
Уголки ее рта приподнялись в мягкой улыбке.
— Для меня тоже.
Гидеон отвесил поклон и вышел из спальни. Закрыв дверь, он прислонился к ней.
Он практически умолял нанять его снова. Что это с ним? Раньше это всегда оставалось на усмотрение женщин без каких-либо ожиданий с обеих сторон. Но с Беллой, с Беллой…
Он в отчаянии провел рукой по волосам, не в состоянии объяснить это себе самому. Гидеон оттолкнулся от двери, прошагал через гостиную и направился к парадному входу.
Карета ждала его у подножия каменных ступеней. Четыре чалых лошади в упряжке нетерпеливо переступали копытами, позвякивая уздечками. Серебряный обод его сундука блестел на солнце. Один из слуг Беллы забрал его из садового домика и привязал ремнями к задку кареты.
Все готово.
Лакей спрыгнул с сиденья возницы и открыл дверцу, когда Гидеон приблизился.
«Им всем не терпится отправить меня обратно в Лондон, да?»
Будучи не из тех, кто грубит слугам клиенток, Гидеон склонил голову, повернувшись к лакею, и сел на заднее сиденье.
Дверь закрылась. Карета покачнулась, когда лакей снова сел на козлы. Послышался щелчок кнута, и карета покатила вперед.
Какая-то бумага с шуршанием упала на пол. Он посмотрел себе под ноги. «Тайме»? Гидеон фыркнул. Это ничего не значит. Расторопные слуги, ничего больше.
Он свернул газету и положил рядом с собой. Скрестил ноги, потом передумал и вытянул их
