тобой.
Пен не имела представления, насколько точным было ее сравнение и как оно обозначило причину этой жестокости. Шарлотту затошнило от всего этого. И еще одна волна воспоминаний нахлынула на нее в последний день.
Шарлотта надеялась, их больше не будет. Ведь целое десятилетие пришлось переписывать заново.
– Я должна видеться с Амброузом. Я не приму эту часть плана Марденфорда. – Не плана – наказания. За неверность и предательство. Целью Джеймса было заставить ее платить за все, не важно, какую боль и разочарование это принесет его собственному ребенку.
Теплая ладонь легла поверх ее руки. Она взглянула и увидела сочувствие в глазах Бьянки.
– Мы найдем возможность для тебя видеть мальчика, Шарлотта. Если мы объединим наши усилия, мы что-нибудь придумаем.
Шарлотта очень надеялась на это. Она много потеряла, но большая часть потерь осталась в прошлом. Амброуз же был частью ее жизни теперь. Ее сердце могло примириться с остальным. Но горе, связанное с потерей ребенка, никогда не уйдет.
Натаниел медленно ехал верхом по Гайд-парку. Вчера шел дождь, поэтому он отложил на день свое редкое участие в лондонском «модном часе».
Кареты и всадники заполняли парк. Светское общество возвращалось в столицу в преддверии лондонского сезона. Скоро парк будет переполнен не только в хорошую погоду, но и в дождь. В последние годы многое изменилось в обычаях света, но не это – желание быть увиденными на прогулке в Гайд-парке.
Натаниел приветствовал знакомых, говорил комплименты, не обманывая ожиданий. Он старательно избегал приманок матерей, чьи дочери искали мужей в этом сезоне, и увертывался от наживок, забрасываемых леди, стремящихся к любовному разнообразию. Но не забывал смотреть на встречные экипажи в поисках кареты Шарлотты.
В короткой записке, полученной им два дня назад, она назначила встречу в парке на вчерашний день, если не будет дождя, в противном случае – на сегодня. Поскольку погода отложила их встречу, он узнал новость, которую она собиралась ему сообщить, не от Шарлотты. До него дошли слухи, что она освобождает тот большой дом, в котором жила все эти годы.
Она все же приехала, но не в карете, а верхом на хорошенькой лошадке. Стройная, подтянутая и норовистая, она очень подходила всаднице.
Натаниел тронул лошадь вперед, и они «случайно» встретились на дороге.
– О, миледи, вижу, вы сочли день слишком хорошим, чтобы оказаться заключенной в карете.
– Совершенно верно, мистер Найтридж. На этой аллее слишком людно. Я искала кого-нибудь достаточно безрассудного, чтобы отправиться с ним на сырые поля. А поскольку вы не раз проявляли это качество, то полагаю, что можете стать моим спутником.
– Вне всякого сомнения. Указывайте путь.
– А вы не боитесь, что утрата лидерства может привести нас в Кентербери? Вы поразили меня как человек, который не позволит ни одному мужчине управлять вами, не говоря уже о женщине.
– Я не беру на себя лидерство, когда у меня четверка в руках, мадам, но все равно ясно, кто хозяин на дороге.
Гуляющие леди и джентльмены из проезжающих мимо экипажей подсмеивались над их пререканиями. Двое ближайших к ним всадников даже попридержали лошадей, чтобы насладиться их словесной дуэлью.
Уверенная, что они продемонстрировали обществу драчливый характер их отношений, Шарлотта повернула лошадь с аллеи и поскакала в поле.
Они не останавливались, пока не оказались вдали ото всех, хотя и находились на виду у всего мира.
– Тебе лучше? – спросил Натаниел, держась рядом с Шарлоттой, когда они замедлили шаг.
После их последней ночи Шарлотта ушла задумчивой и подавленной. Он понимал, что его объятия не сняли всех страхов и вопросов.
– Гораздо лучше. Потребуется еще некоторое время, прежде чем я смогу принять все это. Но мне больше не хочется ударить тебя. Или его.
– Я рад. Однако было неразумно сообщать Марденфорду о твоем открытии, Шарлотта.
– Я не сообщала ему. Ему ничего не известно о том, что я узнала.
– Когда я услышал, что ты покидаешь тот дом, я предположил…
– Он заявил, что хочет продать дом, но это лишь предлог. Джеймс больше никогда не примет меня. Он знает о нас с тобой, и отчасти именно этим объясняется его решение. Он также знает о твоих расспросах, а наша связь – особое предательство в его глазах.
Натаниел почувствовал свою вину, и тяжелый груз лег ему на сердце.
– Извини меня, Шарлотта. Я действовал очень осторожно и удивлен, что ему стало известно о моих расспросах. Возможно, я доверял не тому человеку.
– Или же он искал свидетельство расспросов. Он подозревал что-то. Джеймс упомянул о наставнике. Может быть, мистер Ярдли сам узнал о твоем расследовании и уведомил Марденфорда.
– И все же выселить тебя – слишком жестокая реакция.
– Пен сказала, что это выглядит так, словно он разводится со мной.
Натаниел не ответил, и она бросила на него быстрый взгляд.
– Ты знал. Ты видел это, правда?
– Я видел достаточно, чтобы поразиться. Не думаю, что это низкая похоть.
– Тем хуже и еще безнадежнее. Мне было бы легче, если бы ты не видел этого. Тогда я могла бы притвориться, что ничего не заметила. Снова чувствую себя откровенной дурой, и в последнее время я не раз испытывала это чувство.
– Это не было очевидно. Никто не шептался на этот счет.
– Тогда откуда это известно тебе?
– Прочел в его глазах, когда впервые посетил тебя.
Шарлотта засмеялась, и ее глаза заблестели впервые за этот день.
– Господи, как хорошо смеяться! – Она слегка задохнулась и остановилась, чтобы перевести дыхание. – Мне нужно научиться доверять тому, что ты видишь в глазах других, Натаниел.
– Несмотря на смех, я вижу боль в твоих глазах, Шарлотта. Новую боль.
Ее взгляд увлажнился. Она остановила лошадь. Он объехал ее, так что они оказались лицом к лицу.
– Отказав мне от дома, он еще запретил видеться с Амброузом. Это действительно очень похоже на развод.
Натаниел едва удержал крепкое словцо.
– Марденфорд – сущий мерзавец. Ты ведь словно мать мальчику. Он жертвует счастьем своего ребенка.
– Да. Похоже, собственная гордыня ему дороже, чем сын. Это очень беспокоит меня. Боюсь, Амброузу не будут уделять должного внимания теперь, когда я ушла.
Шарлотта постаралась спрятать грусть, но ее выдавали глаза. Ему так хотелось остаться с ней наедине, чтобы их не видели люди, тогда бы он смог снова обнять и утешить ее.
Однако это ничего бы не решило. Как только объятия разомкнутся, она снова почувствует горечь от утраты ребенка, которого она любила как своего собственного. Именно их объятия стоили ей этой потери.
Они молча сидели на лошадях, легкий ветерок доносил запахи весеннего воскрешения природы. Ароматы весны заполнили пустоту, образовавшуюся у него в груди, где эхо радости сливалось с медленной грустной мелодией песни их последней ночи.
Натаниел знал, что должен был сделать, но внутри его все сопротивлялось. Его взгляд остановился на лице возлюбленной.
– Он смилостивится в отношении ребенка, я уверен, если наш роман закончится. По крайней мере, на этот счет он изменит свое решение. – Слова почти застревали у него в горле.
Шарлотта ответила не сразу. Она смотрела на отдаленную аллею и парад светского общества на ней, затем обратила взгляд на него.
– Я думала об этом.
Ну разумеется. Любая мать поступила бы так же.
– Но не уверена, что смогу принять подобное решение.
Взгляд Шарлотты служил подтверждением их страсти яснее, чем ее слова. Он испытал гордость от ее признания. И безумную радость от того, что их тяга друг к другу столь сильна. Но Натаниел тут же подумал: а не пожалеет ли она вскоре об этом, взвесив цену?
– Не думаю, что он смягчится, – продолжала Шарлотта. – Ведь не только оскорбление, нанесенное его гордости, или его расположение ко мне вызвали столь резкий шаг. Он проявлял спокойствие, пока не заговорил о твоем расследовании. Тогда он так рассвирепел, что даже напугал меня. Он обеспокоен, Натаниел. Он так обеспокоен, что стал другим человеком. Чего он боится, что его могло так изменить?
– Возможно, он боится потерять что-то очень ценное. Ты одна можешь знать это.
Шарлотта покачала головой:
– Тогда, фигурально выражаясь, он бы оставил дверь приоткрытой. Дал бы мне шанс вернуться. Вместо этого – полное отречение. Он боится потерять что-то иное.
Две ночи назад Натаниел решил не задумываться, чем может быть это другое.
– Не сосредотачивайся на этом. Кто может знать, что у мужчины на уме в таких вещах? Может быть, это простая ревность.
– Не думаю, что ты сам веришь в это.
– Леди Марденфорд, вы опять пытаетесь досадить мне, заявляя, будто знаете, о чем я думаю.
Она не приняла его шутливый тон.
– Ты хочешь защитить меня, Натаниел, и это очень приятно. Ты сказал, что покончил с вопросами, потому что хочешь пощадить меня. Однако я думаю, что необходимо провести еще одно расследование.
Натаниел подавил вздох. Вел ли он или держал в руках вожжи, у него не было контроля над этой женщиной, когда ее ум начинал работать.
– Какое именно?
– Я хочу поговорить с тем наставником.
– Нет.
Шарлотта подняла брови. Другой блеск. Тот, старый, который он так хорошо знал, появился в ее глазах.
Нет, резкий тон не заставит ее подчиниться его власти. Натаниел попытался прибегнуть к иному, более мягкому тону, чтобы отговорить ее.
– Не думаю, что это разумно.
– Я не
