остаться. Она хотела остаться. И именно это заставило ее уйти. Желание. Новизна вырвавшихся на волю желаний.
И все это из-за Рочдейла, которого она едва могла терпеть как человека. Рочдейла, чья жизнь была переполнена разгулом, распутством и скандалами. Рочдейла, при встрече с которым она перешла бы на другую сторону улицы. И все же Грейс чувствовала проблеск желания к нему. Больше чем проблеск. Гораздо больше. Как такое возможно, ведь он ей так не нравится? Неужели она настолько поверхностна, что может принять его характер из-за того, что он красив?
Возможно, это не ее вина. Возможно, он просто всем известный негодяй – женщины просто не могут противостоять ему. Грейс определенно не могла, помоги ей Боже.
Когда она прислонилась спиной к колонне в бальном зале, обмахиваясь веером, чтобы успокоить жар, от которого все еще пылала ее кожа, то подумала, что могла бы упасть в обморок от головокружения. Грейс больше не знала, кто она такая. Она чувствовала себя потерянной и в то же время найденной. Никогда в жизни Грейс не была так растеряна. Но если внутренняя суматоха заставляла ее сомневаться во всем, кроме самой себя, Грейс знала свою роль. Миссис Марлоу не теряла присутствия духа и не падала в обморок. Она высоко держала голову и с уверенностью смотрела на мир. Так она и будет делать до конца вечера. Это то, чего от нее ждут.
Она оттолкнулась от колонны и едва не столкнулась с придворным шутом. Грейс узнала в нем лорда Дьюсбери и позволила увлечь себя в танец, который уже начался.
Грейс танцевала еще с двумя джентльменами, оба были ей знакомы, оба респектабельны и оба бурно рассыпали комплименты ее маскарадному костюму. Грейс обнаружила, что ей даже нравится быть объектом восхищения мужчин, и решила, что костюм был не такой уж ошибкой. Не мешает, решила Грейс, напомнить свету, что она женщина, а не хрупкая фарфоровая кукла.
Как ни пыталась она забыть о том, что произошло в приемной, ее постоянно отвлекал бесшабашный разбойник, который, казалось, был везде. Ее глаза помимо воли притягивались к нему. Она хотела не замечать его, пыталась не замечать, но не могла даже изобразить незаинтересованность.
Она молча обзывала себя дурой, глядя, как он танцует, смеется и флиртует с другими женщинами. Было смешно рассчитывать, что он имеет какой-то особый интерес к ней. Он интересовался всеми, кто носит юбку. Между ним и Грейс не было ничего, кроме случая, из-за которого они оказались в одной карете, и глупого пари, которое он использовал в своих интересах.
Но однажды она поймала его взгляд, такой пылкий, что Грейс почувствовала себя единственной женщиной в зале. Потом он улыбнулся, и его лицо превратилось в откровенное желание, он ласкал ее глазами.
Господи, она действительно безнравственна. Иначе смогла бы контролировать учащенное биение своего сердца, мурашки на коже и трепет, возникающие от одной его улыбки.
Она споткнулась в танце – Рочдейл все еще смотрел, будь он проклят.
– Осторожнее, – произнес партнер Грейс, крепче сжимая ее руку.
Рочдейл, кажется, рассмеялся, и лихорадочная вспышка смущения согрела каждый дюйм ее тела. Грейс ненавидела это ощущение, которого до недавнего времени почти никогда не испытывала, и молча проклинала свою светлую кожу и легкость, с которой она краснела. Так же как она научилась всегда сохранять спокойствие на публике, Грейс давно научилась обуздывать жар, покрывающий румянцем ее щеки. Епископ мягко журил ее за тайные мысли, столь постыдные, что заставляли ее краснеть. Если она чувствовала стыд, смущение или ужас, то должна была обуздывать такие чувства и поддаваться им только в уединении молитвы. Хотя он никогда не говорил этого прямо, но ясно давал понять, что краснеющая жена плохо сочетается с таким мужем, как он.
Грейс хорошо вышколила себя, и теперь для нее стало второй натурой не позволять любым предосудительным эмоциям отражаться на лице. Но этой весной, когда подруги начали так открыто говорить об интимных подробностях своей личной жизни, Грейс частенько смущалась от таких разговоров и ее нежная кожа реагировала раньше, чем она успевала контролировать ее.
Однако это все было наедине с подругами. Краснеть на публике, как мечтательная школьница, было унизительно. А она, похоже, потеряла способность справляться с собой. Это была вина Рочдейла. Один только взгляд на него заставлял Грейс думать о его поцелуях, и жар бросался к ее лицу, вниз по шее к плечам и груди, неистовый жар, заставляющий розоветь кожу. И остановить его было нельзя.
Все в зале могли видеть этот красноречивый румянец, кричащий всему миру о ее испорченности. Как и предупреждал епископ.
Грейс отвернулась и весь остаток вечера старательно избегала Рочдейла и румянца, который он вызывал.
После особенно оживленного рила Грейс сделала реверанс партнеру, повернулась и обнаружила рядом с собой Вильгельмину.
– Уже почти полночь, – сказала герцогиня, отбрасывая нелепо длинную рыжую прядь за плечо. Парик ниспадал на ее плечи как накидка. – Пора снимать маски. Не думаю, что ты удивишься, узнав личность разбойника, с которым танцевала в начале вечера.
Грейс почувствовала, что ее щеки пылают. Опять. Похоже, одного упоминания об этом человеке достаточно, чтобы выбить ее из колеи.
– Да, я сразу же узнала его.
– И тем не менее танцевала с ним.
– Было бы невежливо отказаться. Особенно будучи патронессой.
– Пожалуй, да. – Вильгельмина склонила голову набок, и Грейс почувствовала пронзительность ее взгляда. – Он демонстрирует необычный интерес к тебе, моя дорогая. Признаюсь, я весьма удивлена.
– Не больше, чем я, поверь мне.
– Надеюсь, ты не против маленького совета. – Вильгельмина переложила щит в другую руку и привлекла Грейс ближе, чтобы никто другой их не услышал. – Будь осторожна с ним. У него достаточно ловкости и опыта, чтобы вскружить женщине голову еще до того, как она поймет, что с ней. Получи от него свое удовольствие, если это то, чего ты желаешь, но береги свое сердце и душу. В постели он будет великолепен, но ему быстро наскучивают женщины, он становится бесчувственным, когда считает, что роман окончен.
– Господи, Вильгельмина, я не собираюсь заводить роман с лордом Рочдейлом!
– Пока нет. Но он явно ухаживает за тобой, чего я никогда за ним не замечала. Ему никогда не приходилось ухаживать за женщиной, потому что все они сами бросались ему на шею. Но ты интересуешь его, Грейс, и я не удивлюсь, если ты поддашься его соблазнению.
– Нет-нет, я никогда бы не…
Вильгельмина подняла руку.
– Никогда не говори «никогда», моя дорогая. Впоследствии это избавит тебя от многих неловких объяснений. Я не предостерегаю тебя от романа с Рочдейлом. Совсем наоборот. Никто не сможет лучше научить тебя радостям чувственного наслаждения и заставить не бояться этой части твоей натуры. Я просто не хочу, чтобы ты испытала боль. Поэтому, если ты решишь, что это то, чего ты хочешь, иди навстречу с открытыми глазами, сознавая, что это будет не более чем очаровательное приключение. Не жди постоянства или исключительности. Бери то, что он предлагает, и не проси большего.
Грейс нахмурилась:
– Звучит так, будто ты основываешься на собственном опыте. Ты и лорд Рочдейл были…
– Я знала многих мужчин, похожих на него. Распутников, искателей удовольствий, безнравственных негодяев.
Этот уклончивый ответ заставил Грейс почувствовать странное отвращение: она могла целоваться с мужчиной, который был близок с ее подругой.
– Я только хочу сказать, будь осторожна, – продолжала Вильгёльмина. – Для тебя, Грейс, это неизведанная территория. Захватывающее приключение. Просто… будь готова. Не бросайся головой в омут, не зная, чего ожидать.
– Спасибо, Вильгельмина, но я сомневаюсь, что это зайдет так далеко. Рочдейл просто флиртует. Дразнит. Не более того.
Вильгёльмина сжала ее руку.
– Если это будет перерастать во что-то большее и тебе нужно будет с кем-то поговорить, обещай, что придешь ко мне.
Грейс улыбнулась. Несмотря на свое низкое происхождение, Вильгельмина была одной из лучших женщин, которых она знала. Верным и преданным другом.
– Обещаю. Но я…
– Хей-хо, мои королевы. – Подошла Пенелопа, обманчиво скромная в своем наряде молочницы. – Кажется, большой успех, не так ли? По-моему, все, кого мы пригласили, пришли. И этот бальный зал… Боже мой, ну разве он не великолепен? Какая удача, что Беатрис смогла устроить нам этот зал. И какая жалость, что ее здесь нет. Кстати, о великолепном: я все никак не могу прийти в себя от твоего костюма, Грейс. Сегодня ты выглядишь просто потрясающе. И я не единственная, кто это заметил. Я видела, как Рочдейл танцевал с тобой. Он просто не мог оторвать от тебя глаз! Сначала цветы, а теперь вот это? Что за хитрюга…
– Пора снимать маски. – К ним присоединилась четвертая попечительница фонда вдов, Марианна. Она была одета танцовщицей-цыганкой, что подходило к ее темным волосам. Сияющий свет свечей в огромных канделябрах играл на ее длинных золотых сережках и многочисленных браслетах, позвякивающих на запястьях. – Последний бал сезона. Это успех, несомненно. Но у меня сердце болит за бедняжку Беатрис. Жаль, что она не решилась присоединиться к нам.
– Уже начинают, – сказала Пенелопа. – Вот Донкастер и герцогиня.
Грейс посмотрела, как хозяин дома, радостный, одетый кардиналом Вулс, и улыбающаяся хозяйка в наряде монахини подошли к помосту, где сидел оркестр. За ними шли магараджа, в котором Грейс узнала их сына, маркиза Тейна, и одетая в желтое Артемида.
– Это же… неужели это
