убедить в том, что невиновен, — мягко добавил он, — у меня нет ни единого шанса убедить в этом остальных.

Она медленно подняла глаза, и их взгляды встретились. Ей так хотелось сказать ему, что он ошибается. Что она верит ему, несмотря ни на что, С самого детства ей внушали, что она должна беспрекословно выполнять волю родителей, ни в чем не перечить им, что дочерний долг — превыше всего. Что она должна стать примерной женой и хорошей матерью, и воспитать своих детей достойными членами высшего общества. Но не прошло и недели, как Аннели стала мыслить совсем по-другому. Флоренс Уиддиком самой своей жизнью доказала, что можно нарушать нормы и правила поведения и быть по- настоящему счастливой. Эмори Олторп перевернул все представления Аннели о морали. Он нарушил все правила поведения, все принципы, установленные высшим обществом. Но даже в его нынешнем положении, раненый и беспомощный, потерявший память, он был ей ближе по духу и симпатичнее всех этих чопорных и безжалостных Уинстонов Перри.

Она хотела верить ему. Она верила ему. И именно поэтому так сильно было ее разочарование. Эмори Олторп понимал ее. Видел, что она чувствует себя еще более потерянной и одинокой, чем когда-либо.

Он прищурился, и Аннели, смутившись, отвела глаза. Но не отошла от него, даже когда он встал со стула. Он взял ее за плечи и повернул к себе лицом, в то время как она пыталась справиться со своими чувствами.

— Аннели… — Он взял в ладони ее лицо и долго смотрел во влажную глубину ее синих глаз, потом перевел взгляд на дрожавшие нежные губы. — Аннели, простите меня за все.

— Вы не сделали ничего против моей воли.

— Ax, был бы у меня шанс… — прошептал он. — Еще миг в ту ночь, когда за окном сверкала молния, а внутри у меня полыхало пламя…

Она закрыла глаза, и он смахнул блеснувшие на ее длинных ресницах слезы.

— Еще секунда — и я не стала бы вам мешать. — Голос ее дрогнул.

Он слегка улыбнулся, но его тело тут же отреагировало на дрожь в ее голосе.

— Полагаю, это вам только кажется. Скорее всего вы возненавидели бы меня.

— Нет, мне не кажется. — В глазах ее он прочел решимость. — Я в этом уверена, — добавила она шепотом. — Я…я…

Эмори пробежал кончиками пальцев по ее губам, не дав ей договорить. Пожалуй, он не хотел знать, что она скажет. По крайней мере сейчас. Она вся сгорала от стыда из-за того, что предстала перед ним такой ранимой. Он прижался губами к ее мокрой от слез щеке. Целовал ее глаза, виски, кончик носа. Погрузил руки в море ее темных волос, блестевших при свете лампы, привлек к себе и прильнул губами к ее губам.

Аннели отвечала на его ласки искренне, самозабвенно, полностью отдав себя в его власть, с трудом сдерживая готовые вырваться из груди сладострастные стоны. Она жаждала его поцелуев, все крепче прижимаясь к нему, но он вдруг отпрянул.

— Останови меня! — Из груди его вырвался вздох, в то время как дрожащие пальцы судорожно сжимали ее локоны. — Останови, иначе я за себя не ручаюсь! — Голос его прозвучал почти грубо.

В ответ Аннели запрокинула голову и еще неистовее стала его целовать.

Эмори застонал, его губы становились все требовательнее, все настойчивее. Он ощущал ее упругую грудь, но слишком много было препятствий на пути к ее телу. Шелковые ленты, тесемки, бесконечные складки, туго затянутый корсет. Пришлось затратить немало усилий, чтобы высвободить ее грудь. Проклиная себя, Эмори обхватил губами затвердевший сосок.

Аннели вздохнула, ее пальцы утонули в его волосах, она плыла на волнах блаженства, в то время как язык Эмори хозяйничал у нее во рту. Горячая волна прилила к животу и бедрам, Аннели хотела чего-то большего. Эмори наконец полностью освободил ее от одежды, и она предстала перед ним обнаженная. Теперь ничто не мешало Эмори прильнуть губами к ее атласному животу и дразнить горячим дыханием пушистый треугольник между ног. Он медленно и осторожно развел в стороны ее колени и пощекотал пальцами, а затем языком ее лоно.

Эта ласка привела Аннели в неистовство. Все ее тело пылало и содрогалось, когда язык Эмори вошел в ее гнездышко и стал там хозяйничать. Аннели в этот момент забыла не только о нормах морали и нравственности, она забыла обо всем на свете и словно парила в облаках. Ничего подобного Аннели еще не испытывала, и ей хотелось смеяться от счастья. И совсем не хотелось думать о том, что это ни с чем не сравнимое наслаждение ей доставил великолепный негодяй, преследуемый властями преступник, самый лучший, самый красивый и самый желанный мужчина на свете.

В какой-то момент Аннели показалось, что она больше не выдержит этой сладкой муки. Она выгнулась навстречу Эмори и впилась пальцами в его плечи, затем стола теребить волосы. Вдруг что-то взорвалось у нее внутри, по телу пробежала судорога, и она затихла в полном изнеможении.

Эмори быстро снял ботинки, стянул бриджи, снова лег и раздвинул ей ноги. Он осторожно вошел в нее и стал двигаться медленно, чтобы не испугать ее, такую маленькую и хрупкую, своей непомерно разбухшей плотью, не причинить ей боли. Он не помнил ни одной женщины, с которой был близок, и не знал, то ли его неудержимо влечет именно к Аннели, то ли просто сработал мужской инстинкт и он никак не может удовлетворить свою похоть. Возможно, так было потому, что он входил в нее лишь наполовину, поскольку понял по ее реакции, что она девственница.

Ему стоило огромных усилий оторваться от нее. Да, она девственница. И по его воле лежит на деревянном полу, как девка, с раздвинутыми ногами и широко открытыми глазами.

— Боже мой…

— Что-то не так?

— Ничего, — выдохнул он. — Все в порядке.

— Я тебе сделала больно?

Он посмотрел на нее с недоверием, смешанным с любопытством.

— Я всеми силами стараюсь не выглядеть в твоих глазах полным идиотом, а ты спрашиваешь, не делаешь ли мне больно?

В ее затуманенных глазах он не прочел страха. Они были больше и синее всех океанов, которые ему когда-либо довелось повидать. И лишь когда она медленно убрала руки с его головы, он все понял: она подумала, что причинила ему боль, обхватив руками его раненую голову.

Он рассмеялся и поцеловал ее в губы.

— Нет. Ты не причинила мне боли, ты просто убила меня, — ласково произнес он.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты же девственница, не так ли?

Она густо покраснела, и он снова поцеловал ее.

— Нет, нет. Это не любопытство. Но ты должна знать, почему я остановился на полпути. Я не хотел причинить тебе боль.

Она прикусила губу и задумалась, пытаясь понять, что бы это могло значить. Пламя желания у нее внутри еще не угасло.

— Он… такой большой, — прошептала Аннели. От этого невинного признания у Эмори вырвался стон. Он приподнял ее и так стремительно ворвался в ее гнездышко, что она ахнула и тело ее напряглось.

Боль была мгновенной, и теперь Аннели млела от блаженства, двигаясь в одном ритме с Эмори, все выше поднимая бедра. Она жаждала снова воспарить в облака, и нетерпение ее росло с каждой минутой. Эмори сдерживался, чтобы вместе с ней прийти к финишу, хотя это стоило ему немалых усилий. Он все глубже погружался в ее горячее, влажное лоно. Его руки ласкали ее атласное тело, губы шептали ласковые слова, он двигался все быстрее и быстрее. Еще немного — и наступит оргазм.

— Остановись! — воскликнула она. Эмори замотал головой. Он просто не мог остановиться, это было выше его сил.

— Разве ты не слышишь? — выдохнула Аннели. Эмори, все еще во власти желания, посмотрел на Аннели, не понимая, чего она от него хочет. Он повернул голову, и тут взгляд его упал на окно. Он быстро поднялся, бесшумно ступая, пробрался к лампам и только успел их погасить, как снаружи донесся топот сапог. Эмори подошел к окну.

— Что случилось? — спросила Аннели, став на колени и прикрывшись одеждой.

— Солдаты, — сказал он. — Кажется, целый отряд.

— Солдаты? — одними губами произнесла Аннели. — Что им здесь надо? Не за нами же они пришли!

— Я в этом не уверен.

Он бросился к своему пальто, достал из кармана пистолет и проверил, заряжен ли он.

— Что ты собираешься делать? — леденея от ужаса, спросила Аннели.

— Кажется, они пошли на другой конец улицы и будут здесь лишь через несколько минут.

Аннели стала быстро одеваться. Руки дрожали, и ей никак не удавалось зашнуровать корсет; по той же причине Эмори с трудом застегнул бриджи. Заметил, что Аннели на него смотрит, и, нахмурившись, отвернулся.

— За все надо платить, — тихо произнес Эмори.

За все, подумала Аннели, стараясь унять бившую ее дрожь.

Она заметила у себя на бедрах кровь. Потерянного не вернешь, мелькнула мысль.

На запястьях у нее тоже была кровь. Видимо, рана у Эмори снова стала кровоточить. Аннели принесла два больших носовых платка, которые нашла в его сумке, чтобы перевязать рану.

— Сиди тихо, — приказала она, не давая Эмори встать со стула. — Твоя рубашка безнадежно испорчена, осталась всего одна.

— Мне не до того было, когда я собирал вещи.

— На день-другой хватит, — сказала Аннели, замотав рану Эмори платками. — Не знаю только, как я смогу передвигаться в одной туфле.

— А ты куда-нибудь собралась?

— Я пойду с тобой.

— Даже не думай.

— Непременно пойду.

— Аннели…

— Попробуй только мне помешать — я высунусь из окна и закричу что есть мочи.

— Ты этого не сделаешь.

— Сделаю. У моего отца есть хорошие адвокаты, и если ты невиновен, они это докажут.

Он взял ее за плечи и легонько встряхнул.

— Это не шутки, Аннели. Солдаты

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

1

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату