Виконтесса поднялась, держа охапку бумаг, до того лежавших у нее на коленях.
– Думаю, тебе стоит прочесть, – отчеканила она и подтолкнула бумаги к Лидии по уже прибранной поверхности стола.
Та приблизилась, по очереди настороженно оглядев родителей.
– Начни с верхней. Лидия так и сделала.
– Это копия мирного договора, составленная в Париже и подписанная в Маниле и Гаване, – сказала ей мать. – Из нее ты можешь видеть, что мир подписан на условиях, крайне невыгодных для Испании. И не только для Испании, но также для Кубы и Филиппин, которые надеялись добиться самоуправления. Единственная страна, которая при этом выиграла, – это Америка. Она получила все.
– Конечно, ведь она победила, – сказала Лидия, не зная, почему это так удивляет ее мать.
– Чтобы победить, Соединенные Штаты заручились поддержкой других народов, наобещав им при этом с три короба. Последующий мирный договор был подписан человеком, который не пошел ни на какие уступки, никому.
– Ты имеешь в виду, что у мистера Коди каменное сердце?
– Именно так. Его вынуждены были отозвать с переговоров на основании неприемлемого поведения.
Он оскорбил представителя противной стороны, и дело дошло до вызова на дуэль. Сарказм этого человека проявился тогда во всей красе: он предложил драться копьями на неоседланных конях. Самое занятное, – виконтесса холодно улыбнулась, – что это было ему вполне по силам. Мне стало известно, что мистер Коди два года жил среди команчей. Его отец, человек эксцентричный, таким образом учил его тяготам жизни. В этих бумагах, – она пошевелила стопку, – ты найдешь всю историю жизни этого человека устами его родных и выдержки из досье в Уайтхолле.
Виконтесса снова обменялась взглядом с мужем. Это окончательно убедило Лидию в том, что они заодно.
– У меня есть основания думать, что он пытается оказать на тебя давление, шантажируя историей вашего совместного пребывания на пустошах. В самом деле, это может тебя серьезно скомпрометировать, но не волнуйся, семья не даст тебя в обиду!
– Ты ошибаешься! Я уже сказала папе…
– Мы обсуждали и это, – вмешался ее отец. – И вот что мы хотим тебе сказать: никто не принудит тебя выйти замуж против воли! Никто!
Лидия ощутила громадное облегчение. Они все-таки решили предоставить выбор ей самой!
– Значит, вопрос с Боддингтоном решен? Он милый и… и достойный человек, но я не люблю его.
Отец казался ошарашенным, мать помрачнела окончательно.
– Э – э… дорогая моя… – промямлил виконт. – Я имел г виду совсем другое… но раз уж на то пошло… хорошо, не вы ходи за Боддингтона.
– Этого только не хватало! – возмутилась виконтесса. – Выйдет как миленькая! Что за капризы? Я вышла за того, коп выбрали родители!
Джереми Бедфорд-Браун напрягся всем телом. Так человек, только что получивший удар, напрягается, думал что последующие не заставят себя ждать.
– И ты сожалеешь об этом?
– Нет, что ты! – поспешно заверила его жена. – Ничуть.
Они впились друг в друга взглядами: один – стараясь заглянуть в душу, другая – демонстрируя искренность. Движение жемчужин прекратилось.
– В любом случае, – сказала виконтесса в этой тягостной тишине, – теперь, когда мы знаем всю подноготную мистера Коди, мы можем смело указать ему на дверь. Его внимание компрометирует нашу дочь.
– Мы не можем так просто выгнать этого человека, – возразил виконт. – Мне нужно обсудить с ним множество деталей. Впрочем, я могу в разговоре упомянуть, что на Лидию начинают косо поглядывать. – Он повернулся к дочери. – Почаще появляйся в обществе Боддингтона. Это положит конец возможным подозрениям, а заодно поможет тебе принять окончательное решение.
– Разумно, – поддержала виконтесса.
«Разумно, – согласилась Лидия. – Теперь, когда ей не грозит брак с Боддингтоном, можно смело укрыться за его спиной, а заодно дать ему это понять».
Патерсон был совершенно прав, назвав Джереми Бедфорд-Брауна страстным охотником. Его излюбленной добычей были лисы и тетерева, но он не гнушался также зайцами и время от времени пятнистым лесным оленем. Егерь виконта разводил фазанов и потом отпускал их на свободу, чтобы и хозяин мог пострелять, и собаки не теряли сноровку между охотничьими сезонами. Если конюшни в имении были внушительные, то псарня – монументальная. Гончие, фокстерьеры, сеттеры и ретриверы самых благородных кровей уживались здесь с немыслимыми дворнягами, если тем случалось уродиться с отличным нюхом. Виконт обожал собак и нередко лично кормил их, вычесывал и ласкал. Для работы на псарне он нанимал только истинных любителей, и никто никогда не поднимал здесь руки на животное.
Совершив тур по этой святая святых, Сэм и хозяин дома прошли через розарий и уже собирались подняться на террасу, однако дружно замедлили шаг, заметив, что в дальнем конце террасы Боддингтон как будто объясняется с Лидией.
Сэму бросилось в глаза, как внимательно ловит Лидия каждое слово англичанина – прямая противоположность тому, как она обращалась с ним самим. Вот она качнулась к Боддингтону и положила руку ему на локоть. Однако что-то не вязалось. После короткой вспышки радости на лице англичанина отразилось глубокое уныние. «Что ж, – подумал Сэм, – это она умеет: парой слов вернуть с небес на землю. Ничего, скоро ты будешь там снова».
Виконт постучал его по плечу.
– Оставим их!
Они двинулись в обход. Виконт шел, не сводя взгляда со своих сапог, под которыми похрустывал гравий дорожки,
– Мы надеемся, что Лидия выйдет замуж за Боддингтона… – он запнулся, – ну, или за человека равному ему по положению.
Превосходно! Сэму захотелось плюнуть на ухоженную дорожку или разразиться грубой бранью. Он только и делал, что получал откровенные намеки типа «руки прочь!» или «оставь ее в покое». При других обстоятельствах он давно уже захлопнул бы за собой дверь этого дома.
Он и не подозревал, что ситуация на террасе была далека от той, которую он себе вообразил, и что Лидия в этот момент немногим счастливее его самого. Только что она объяснила Боддингтону, что может быть только его другом, но никак не женой. В ответ он сказал, что будет ждать, пока она не передумает.
– По крайней мере моя совесть чиста, – мрачно сказала Лидия.
Некоторое время они сидели на скамье в неловком молчании.
– Я питал надежду, – признался Боддингтон.
– Мне приятно это слышать, но… увы!
– Однако это странно, – продолжал он.
Это было именно то, что должен был сказать каждый, услышав подобную новость.
– Вам не о чем беспокоиться, за вас с радостью пойдет любая.
– Очевидно, нет.
Укоризненный взгляд Боддингтона обратился к Лидии, и она впервые заметила, что глаза у него очень темные, почти черные. В памяти тотчас возникли синие озера других глаз. Эти не меняли цвет – те, другие, всегда были разного оттенка. Это зависело буквально от всего: освещения, настроения, фона. В последнее время, однако, они всегда были цвета небес в легкой дымке – цвета грусти.
В тот же день в сумерках Сэм спустился в розарий и, идя наугад, оказался на стрельбище. Лидия тоже приходила сюда практиковаться, он заметил ее из окна. Возможно, он был движим надеждой застать ее здесь и в эту сумеречную пору, но стрельбище пустовало. Поскольку к Сэму уже обращались с вопросом, не видел ли он Лидию, ему пришло в голову, что она прячется от всех, в том числе и от близких.
Заметив в траве стрелу, Сэм поднял ее и расправил помятое оперение. Оперение. Перья. Перышки на соломенной шляпке, такие нежные, что дрожали от малейшего колебания воздуха.
Он поднял стрелу на уровень глаз, держа между двумя пальцами. Она и впрямь была легкая, он отметил это еще во время их с Лидией состязания.
Оперение… что-то всплыло в памяти.
Черный лебедь! Его черный лебедь с пустошей. Сэм вообразил себе Лидию плывущей в танце, как она клонится, грациозно поводя руками, как показывает превращение птицы в прекрасную женщину.
Такой она была тогда, на пустошах, в своем простеньком коричневом платьице, с копной растрепавшихся волос. Теперь они были укрощены и забраны в изящную сетку. Лебедь попал в золотые сети, и прекрасная, свободная душой женщина исчезла.
«Что будет с Лидди? – думал Сэм. – Сумеет ли она еще когда-нибудь вырваться на свободу, позволит ли себе нечто иное, не то, чего ждет от нее каждый? Или единственная свобода, которая ей осталась, – это свобода пускать стрелы в раскрашенную мишень, изо дня в день, до скончания века?»
Глава 20
Всегда веди честную игру, в особенности с шулерами – они знают, какие у тебя карты.
Лидия не могла не отметить, сколько времени ее отец проводит в обществе Сэма. Очевидно, им было что сказать, поскольку даже за утренним чаем они сидели, склонившись друг к другу, погруженные в негромкий оживленный разговор. •
После завтрака все, кто желал, отправились травить оленя. Это был, по мнению Лидии, самый нелепый вид охоты. Заранее пойманного оленя выпускали на волю, потом часами гонялись за ним по полям и лугам, чтобы в конечном счете снова посадить в клетку. Олень вряд ли был в восторге от этой иллюзии свободы, зато виконт сполна наслаждался жизнью. На этот раз именно он загнал животное в угол, вместе с Сэмом далеко обставив остальных гостей. Вернулся он таким счастливым, каким Лидии не случалось видеть его по меньшей мере полгода.
На другой день ни свет ни заря они снова отправились на природу. Двое слуг вели каждый по своре псов, специально натасканных на зайца. Лидии довелось наблюдать этот
