большой выход из окна. Будь она внизу, она бы высказалась, что для охоты на зайца нужен разве что мешок камней.
Охотники не возвращались до самого вечера. За это время из Лондона на имя Лидии была доставлена посылка. Адрес ничего ей не сказал, но в сопроводительной записке стояло: «Желаю хорошо провести время. Сэм». В посылке оказалось шесть книг из серии «Буффало Билл», ни одной из которых не читали ни она, ни Клив. Остаток дня Лидия провела в своей комнате за чтением. Она даже отказалась спуститься к ужину, так что Роуз пришлось нести еду наверх. Это оказался жареный заяц под соусом из каких-то ягод – не черничным, но тоже достаточно изысканным.
На другой день она увидела Сэма – впервые со дня злополучного состязания, да и то лишь ближе к вечеру. До обеда гости стреляли гусей в заболоченной части поместья. У самых азартных охотников был до предела измученный вид. Лидия подсела к Сэму и вовлекла его в разговор, причем старалась говорить только приятное, еще накануне решив, что искупит свою недавнюю грубость удвоенной любезностью.
Сэм, со своей стороны, держался с удвоенной осторожностью, словно каждую минуту ожидал подвоха. Никогда еще они не были так сдержанны друг с другом, и было это сродни отчуждению. Они не умели держаться в строгих рамках и оставаться самими собой. Вскоре Лидия почувствовала, что близка к истерике. Ей было не по себе, еда постепенно потеряла вкус, а свежезаваренный чай пах плесенью.
– Я получила посылку, – сказала она, глядя в чашку.
– Какую?
– С «Буффало Биллом».
– Ах, эту! Я отправил ее еще до того, как…
– Как что?
– Как понял.
– Что ты понял?
Вместо ответа Сэм поднялся с места и покинул столовую, оставив Лидию в унынии.
После обеда она ждала какой-нибудь весточки от него, но не дождалась. Бесплодное ожидание перешло в глухую тоску, и хотя это было глупо и унизительно, Лидия ушла к себе выплакаться.
Почему Сэм неожиданно повернулся к ней спиной? Когда он назвал ее сварливой, она это заслужила и не винила его, но с тех пор все изменилось. Он что же, не заметил? За что он ее наказывает? Чего добивается? Ее панталон? Но это уж слишком! Увы, на меньшее он не согласен.
Вечером Лидия вспомнила про шляпу и сразу воспрянула духом. Сэм любил свой стетсон и, конечно, мог принять его взамен своего выигрыша. Она достала шляпу из укромного места в углу гардероба и села на кровать, чтобы вволю насмотреться на нее на прощание. Фетр был именно таким легким и приятным на ощупь, каким ей помнился. Лидия провела пальцами по краю полей, поправила бусинки, полюбовалась тем, как тень перебираемой ветром занавески рисует на тулье кружевной узор. Наконец она прижала шляпу к лицу, упиваясь запахом Сэма. Еще немного – и она бы передумала.
Однако со шляпой приходилось расстаться во имя восстановления дружеских отношений. Как же ее передать? Просто отправить с лакеем? Не годится. В знак доброй воли нужно написать хоть пару строк.
Лидия положила шляпу на старинный, отделанный серебром и перламутром секретер. Роясь в нем в поисках писчих принадлежностей, она то и дело бросала взгляд на стетсон. На лаковой поверхности он был до того лишним, словно это Сэм собственной персоной сидел на секретере, болтая ногами.
С десяток вариантов записки поочередно отправились в корзину для бумаг. Окончательный выглядел так: «Вот твоя шляпа. Лидия».
Разумеется, это было слишком сухо, слишком безлико. Лидия выудила из корзины скомканные листки, кое-как расправила и разложила перед собой. Все было или убого, или чересчур сентиментально, вроде: «Вот твоя прекрасная шляпа. Не могу описать, как мне тяжело с ней расстаться! Глядя на нее, я вижу тебя». И прочее, и прочее.
Лидия сидела, уставившись на кучу мятой бумаги и не зная как поступить. Прежде она не имела понятия, как много в ее душе неизведанных уголков. На светлой и четкой карте ее личности они были словно темные пятна – зачарованные пустоши, бурлившие мистической, колдовской жизнью, чья странная мощь норовила вторгнуться в привычную реальность.
Не то чтобы она никогда не слышала даже отдаленного зова этой инородной части своей натуры. Пару раз он звучал где-то в глубине и напоминал едва слышный оклик, словно кто-то обращался к Лидии из бесконечной дали. И вот он приблизился, окреп. Теперь он гудел могучим колоколом. Как если бы она пригрела у себя на груди симпатичного лопоухого щенка и сама не заметила, как он вырос в громадного клыкастого волка. Неизведанные уголки ее личности стали средой его обитания. Он то скользил в душе жуткой тенью, то, изголодавшись, терзал ее и рвал.
Нет, нет! Все это не так! Дело не в пустошах и даже не в Сэме. Она на грани женского недомогания, вот откуда все эти странности. Давно пора!
Воспользовавшись полным одиночеством, Лидия заглянула в панталоны. Ничего. Не было и боли внизу живота, торой обычно сопровождалось не слишком приятное, но неизбежное явление. Пожалуй, единственным знаком его приближения было чувство наполненности в груди.
Лидия прилегла, снедаемая тревожными, противоречивы – ми чувствами. Грудь налилась больше обычного, и даже прикасаться к ней было неприятно, почти болезненно. Задержка длилась уже девять дней.
В памяти всплыли другие странности последнего времени. Она дольше и крепче спала, то ела с большим аппетитом, то не могла проглотить ни крошки. Один вид пищи по утрам вызывал тошноту.
Нет, нет! Это невозможно! Она не может быть… Даже мысленно Лидия не осмелилась произнести это слово, словно оно могло послужить заклятием, которое превратит подозрения в страшную определенность. Перед мыс – ленным взором прошла череда людей, которые будут в
восторге от ее падения, потом тех, для кого оно явится жестким ударом. Ей неоткуда будет ждать помощи. Значит… значит, ничего не происходит! Да и не может произойти. Ведь Сэм обеспечил ей безопасность. Разве он не сказал, что этот способ срабатывает почти всегда?
Нет… он сказал иначе. Он сказал: срабатывает, как правило.
Как правило, то есть чаще всего.
Но не всегда.
Вернувшись в этот вечер к себе в комнату, Сэм обнаружил на кровати коробку. Озадаченный, он снял крышку и повернул ее к меркнущему свету за окном. И увидел свой стетсон.
Лидди сказала, что выудила его из ручья и забрала с собой. На этот раз она не солгала. И вот шляпа вернулась к нему, но ведь он не требовал ее назад. Зачем же было так поступать? Не потому ли, что Лидди старалась избавиться от всего, что напоминало ей о нем?
Сэм достал из коробки запыленный стетсон. На дне покоилась записка.
«Вот твоя шляпа. Лидди».
Все верно: «Забирай свою шляпу и иди своей дорогой». Сэм почувствовал такую грусть, что пальцы разжались и шляпа упала назад в коробку. Он прикрыл ее крышкой, чтобы не видеть.
Последующий день выдался солнечным. Роуз явилась с тостами и чаем, сияя почти так же, как солнце на безоблачном небосводе. Еда показалась Лидии отменной. Все было несравненно лучше, чем накануне, – буквально все, а главное, ее самочувствие. Грех было бы упустить такой выигрышный денек, поэтому сразу после завтрака Лидия оделась для выхода на стрельбище.
Это случилось, когда она собралась выйти из комнаты. Тошнота накатила внезапно, без всякого предупреждения – О том, чтобы добежать до туалета, и речи не шло, она успела лишь выхватить из-под кровати ночной горшок, где вскоре оказался весь ее завтрак. Отерев рот, Лидия заглянула в горшок – и разразилась «слезами. Где-то с четверть часа она плакала за закрытыми дверями гардеробной, не находя в себе сил хотя бы опорожнить горшок. Это была самая беспросветная четверть часа в ее жизни. Клыкастый волк устал забавляться с ней и просто-напросто проглотил ее. Она была заживо погребена в чреве отчаяния.
Немногим позже Лидии пришлось явиться пред очи виконтессы, на этот раз в будуар. Худшие подозрения оправдывались: остаток жизни должен был пройти в постоянных вызовах «на ковер». И все это, если хорошенько подумать, в виде расплаты за один – единственный день, прожитый во грехе. Это казалось чрезмерным, ведь родители даже не знали главного!
Комнаты виконта и виконтессы находились в противоположных крыльях здания. Будуар матери выходил всеми своими окнами на солнечную сторону. Перед одним из них она сидела сейчас за элегантным письменным столиком.
– Входи, дорогая.
В углу безукоризненно чистого стола лежала аккуратная стопка бумаг, придавленных книгой.
– Со мной говорил Уоллес, – сказала виконтесса, поворачиваясь к дочери. – Какая жалость! Я надеялась, что вы найдете общий язык. – Так как ответа не последовало, она нахмурилась, но продолжала тем же вкрадчивым тоном: – Не нужно смотреть с таким вызовом, Лидия. Давай поговорим доверительно, как мать и дочь. Признаюсь, ты меня тревожишь.
Это была самая подходящая минута, чтобы признаться в беременности. Но слова не шли с языка.
– Тревожиться не о чем, мама.
– Правда? – На лице виконтессы не отразилось ни малейшего облегчения. – Что ж, пусть будет так.
Она сняла со стопки бумаг книгу и протянула Лидии. Это был тонкий томик карманного формата в желтом матерчатом переплете. На нем стояло: Сэмюел Дж. Коди. «Техасец в Массачусетсе».
– Книга! – сказала виконтесса таким тоном, словно не могла этого постигнуть. – Ее подарила мне бабушка… этого человека. Написано как раз тогда, когда он учился в колледже, сразу после службы в банке. К двадцати одному году этот человек уже имел на счету опубликованную книгу.
– Он служил в банке? – Лидия была не на шутку удивлена. – Никогда бы не подумала!
– Служил, но недолго. Его уволили.
Лидия прыснула. Ну, разумеется, уволили! Как же иначе.
– Этот
