человек был уволен общим счетом… постой-ка! – Ее мать порылась в бумагах. – С четырнадцати рабочих мест!
Лидия прыснула вторично. Это заставило виконтессу обратить к ней взгляд, разом и сердитый, и встревоженный. Очевидно, она хотела, но не могла разобраться, как дочь относится к «этому человеку».
– Между тем он получил в наследство ранчо и полностью его реконструировал. Уже через несколько лет оно приносило хороший доход. Все свободные деньги он вложил в строительство железных дорог, и вот тут уже сорвал изрядный куш. С того времени деньги текут к нему рекой. К примеру, – виконтесса сделала кислое лицо, – года два назад в границах его земель обнаружилась нефть, довольно грубый сырец. Мистер Коди не замедлил обратить этот факт себе на пользу, хотя и тогда уже не нуждался в деньгах. Заметь, он не пустил эту гнусную жижу на производство какого-нибудь шарлатанского эликсира для волос, а с ходу запродал за солидную цену все права на бурение на своих землях. Теперь он спокойно получает проценты с компании… – снова шуршание бумаг, – с компании «Стандард ойл».
Наступило молчание. Виконтесса подняла самую нижнюю бумагу, держа ее за уголок с осторожностью, как змею, способную укусить.
– Как говорят в Америке, мистер Коди «стоит» примерно миллионов пять. Это самая странная личность, о которой я когда – либо слышала. Величайший неудачник и при этом поразительный баловень судьбы!
До Лидии наконец дошло, что снедало ее мать: она хотела презирать Сэма, сбросить его со счетов, но не могла. Он слишком крепко стоял на ногах.
Самой Лидии не было дела ни до его удач, ни до просчетов. Все это было не так важно, как другое: разделив с ним страсть, она не просто воспользовалась им, как он, кажется, верил. Сама того не сознавая, она выбрала отца своих будущих детей. «С ним будет непросто, – думала она, – но ничего, было бы желание ужиться! Потому что я хочу прожить жизнь именно с ним».
– Ты любишь папу? – спросила она неожиданно для себя.
– Разумеется.
– А он думает, что нет.
– Не понимаю почему.
– Потому что вашу жизнь не назовешь совместной. Он живет здесь, а ты – в Лондоне.
– У нас не так много общего. Я ненавижу охоту, а твой отец терпеть не может бывать в свете. Главное связующее звено между нами – вы с Кливом. Вот почему наша главная цель – устроить ваше будущее.
– Почему же ты вышла за него?
Улыбка виконтессы, сначала по обыкновению прохладная, стала почти ласковой, взгляд – рассеянным.
– Он был самым мягким, добрым… и писал такие письма!
– Вы и сейчас пишете друг другу, когда врозь?
– Нет; конечно, но те письма были чудесны. Однажды летом он ежедневно писал мне по письму. Если в какой-то день письма не было, я знала, что виновата почта, потому что на другой день их приходило два.
– Ты тоже писала?
– Иногда. – Виконтесса коротко засмеялась. – Сейчас я шлю ему телеграммы. Мы с твоим отцом добрые друзья. Я во всем помогаю ему, мы вместе растим детей. Я никогда даже не взглянула на другого мужчину. Что еще нужно для семейной жизни? Нет, я решительно не могу
взять в толк, чего ради твой отец вздумал сомневаться в моей любви. – Она посмотрела на телеграмму, которую все еще держала. – Впрочем, возможно, я вышла замуж без любви. Я не помню.
Лидия непроизвольно стиснула руки и ощутила в них что-то твердое. Книга. Она открыла ее и прочла посвящение. Это заставило ее беззвучно ахнуть.
«Посвящается моему отцу, Джозефу Джереми Коди, которого я любил и люблю, которым гордился и горжусь».
Лидии живо вспомнились пустоши. Там ее по очереди посетили две глубокие мысли. Во-первых, что нельзя иметь все сразу – и Сэма, и привычную жизнь. В этом она была абсолютно права, но не пришла от этого в восторг и в конце концов решила иначе: это вполне возможно, если только сохранить свой секрет. Вот это уже было ошибкой. Любить – в первую очередь означает быть честным, пусть даже и с риском, что тебя не поймут и не одобрят.
Эта мысль оставалась с Лидией весь день, вплоть до той минуты, когда Роуз явилась помочь ей переодеться на ночь. Она была неузнаваема: поникшая, с заплаканными глазами. Казалось, она в глубоком горе.
Медленно,, шаркающей походкой, она обошла комнату, включая свет, потом задернула шторы и разложила на постели ночную сорочку Лидии. Когда та вошла из малой гостиной, то словно попала в колодец густой тишины. Роуз стояла у кровати, как соляной столп.
– Что-нибудь с Томасом?
– Нет, он здоров.
– Значит, с тобой?
– Я тоже здорова.
Но что-то было не так. Эта несчастная молодая женщина ничем не напоминала утреннюю веселую щебетунью.
– Скажи, в чем дело!
Роуз прошаркала к кровати и присела на край рядом с Лидией, как делала всегда, когда им хотелось поделиться секретами. Некоторое время она молча разглядывала свои пальцы.
– Я так расстроена, мисс Лидия, так расстроена! – Губы ее задрожали, однако она подавила слезы и продолжала: – Я хотела ребеночка… но час назад…
– Что?
– Мои месячные! Они пришли, хоть и с запозданием! Лидия придвинулась ближе и обвила рукой дрожащие плечи
подруги.
– Мисс Лидия, что, если я вообще никогда не забеременею?
– Ты слишком спешишь.
– Я надеялась, что сразу получится. Такая жалость!
– Что ж, тогда я тебе сочувствую. Посочувствуй и ты мне: я беременна.
– Это невозможно, – сказала Роуз, выпрямляясь. – Вы ведь даже не заму… – Лицо ее побелело, на нем отразился такой ужас, словно Лидия на ее глазах распадалась на части. – Скажите, что вы пошутили!
– Это правда. Там, на пустошах, мистер Коди был таким…,
– Негодяем! – прошипела Роуз.
– Вовсе нет, – мягко возразила Лидия. – Он думал, что нам не стоит этого делать, это я уговорила его. – Чувство облегчения заставило ее улыбнуться. – Я хочу сказать, что пошла на это с открытыми глазами. – Она даже засмеялась, хотя и не слишком весело. – Не смотри на меня, как на соблазненную и покинутую. И потом, что сделано, того не воротишь.
– Прошу меня извинить, – сказала Роуз деревянным голосом.
И больше ничего: ни осуждающих, ни утешительных слов. Стараясь не встречаться с Лидией взглядом, она соскочила с кровати, выпрямилась в струнку, насколько это позволяли ее округлые формы, и пошла к выходу. Дверь захлопнулась.
В ожидании ее возвращения Лидия упорно удерживала на лице приветливую улыбку. Но время шло, и когда стало ясно, что Роуз ушла окончательно и бесповоротно, она ощутила невыразимое одиночество.
Последующие несколько дней они ни разу не оставались наедине. Поднявшись на ночь к себе в комнату, Лидия находила все, что нужно, уже приготовленным, но Роуз там не было. Она видела ее лишь мельком и неизменно ловила взгляд, полный глубокого разочарования. Судя по всему, горничная сберегла секрет хозяйки, но о дружбе речи уже не шло. Дружеское расположение исчезло, словно Лидия была навсегда вычеркнута из списка близких людей. Нетрудно было угадать ход ее мыслей: порядочные девушки так не поступают! Сама Роуз без труда сберегла девственность до законного брака и считала себя вправе порицать хозяйку за слабость нравственных устоев.
Все это неприятно намекало на будущие проблемы с родителями. Мать без колебаний осудила бы Лидию, да и отец скорее всего тоже. Поддержи они дочь – и тень ее опрометчивого поступка неизбежно пала бы на все семейство. Единственным выходом было отмежеваться, осудить ее наравне с другими.
Чем больше Лидия раздумывала, тем беспросветнее казалось будущее. Главное, ей некого было винить. Она сама навлекла все это на свою голову.
Глава 21
У каждого свои странности, в том числе и в области чувств.
За всю неделю Сэм видел Лидию только три раза, не считая того, когда стал свидетелем ее объяснения с Боддингтоном. Позже, в среду, составляя телеграмму министру иностранных дел, он случайно взглянул в окно и увидел, как Лидия спускается в розарий – юная и стройная, в очередном элегантном костюме для стрельбища и с
луком через плечо. На этот раз она была в лиловом и маленькой шапочке в тон костюму. Он с грустным одобрением подумал о том, как много она тренируется. Женщина, влюбленная в полет стрелы.
Их следующая встреча произошла за ужином. В тот же день Сэму предстояло получить назад свой стетсон, но тогда он еще об этом не знал. Впервые они с Лидией оказались за столом на соседних стульях. Он не мог вынести ее усилий быть с ним любезной и в конце концов покинул столовую. Четвертый – и последний – раз это случилось на другой вечер. Сэм провел весь день на охоте с виконтом и как раз снимал в «черной» прихожей свои облепленные грязью сапоги.
Охота проходила на болотах обширной вересковой пустоши. Пора цветения только- только добралась до Йоркшира, и казалось, что на каждый холм и пригорок наброшено пурпурное покрывало. Для виконта Венда это означало в первую очередь обилие дичи. Он весь кипел энергией и так рано будил своих гостей, словно вовсе не нуждался в отдыхе. Для Сэма все выглядело иначе. Местный вереск несколько отличался от дартмурского, и все же он навевал дорогие сердцу воспоминания.
Вересковые пустоши Йоркшира тоже были иными. Болота здесь преобладали над каменистыми россыпями, а вместо скал встречались только округлые холмы. Это была не такая дикая местность. Рано поутру охотники занимали свои места, а слуги устраивали дикий тарарам, выгоняя на них окрестную дичь. В такой охоте было мало азарта: только успевай перезаряжать ружья. Собаки бешено
